Иное мне неведомо - Элиса Леви

Ну разве это не красиво, сеньор? Я имею в виду, когда влечение к кому-то возникает таким образом, с такой силой. Но потом жизнь усложняет тебе всё. Думаю, вам известно это лучше меня; в конце концов, в девятнадцать лет любовь представляет собой долину с множеством рек, которые нужно преодолеть. И когда Каталина сказала мне это, моё нутро снова запылало. А она продолжала перечислять животных, говорить про летающих воробьёв, скачущих медведей, косуль, собак, кошек и лягушек. «И все они мчатся в одном направлении», – уточнила она. У меня появилось жжение во внутренностях, такое же, как сейчас, когда я вспоминаю тот момент, в который поняла, что на самом деле передо мной не пробежало ни одно животное, когда я смотрела на Хавьера. Даже ни один лист на деревьях не шелохнулся. Потому что моё чувство к Хавьеру в действительности не было любовью или чем-то таким, сеньор, а просто длительной привязанностью, желанием привлечь его внимание, которым он меня никогда не одаривал. И любовь растаяла во мне, как видение окружающего мира расплывается от майских холодов. Но я, конечно, соврала Каталине и радостно объявила ей: «Каталина, в моём посёлке, который является и твоим, это называется любовью. Когда я смотрю на Хавьера, то перед моими глазами не то что животные бегают – они совершают целые марафоны. Под ними земля дрожит, Каталина!» Ну, я преувеличила, ведь когда я лгу, то обычно преувеличиваю. Однако на лице Каталины застыло глупое выражение, и она сказала: «Прямо как в той песне, Лея, где говорится: потому что я смотрю тебе в глаза и теряю голос».

Через несколько дней после нашего разговора мы с Каталиной проходили мимо дома новичков. «Нежеланные» – это слово всё еще красовалось на белом камне фасада, хотя было заметно, что его пытались стереть. Мне показалось, что надпись у нас получилась красивая. Каталина, как всегда, остановилась словно вкопанная, и я нехотя тоже замерла вместе с ней. «Что мы тут будем разглядывать, Каталина?» – спросила я. «Вот смотри, смотри, смотри, – ответила она, – да смотри же». Я заглянула в уголок окна и увидела их, этих скучных супругов. Отца, державшего на руках четырех– или пятилетнего мальчика, и мать, спавшую на диване. Её светлые волосы разметались по подушке. «Ну, разве они не скучные, Лея?» – допытывалась Каталина. А я лишь пожала плечами, подумав, что скука может настигнуть тебя в любом уголке мира, и эта пара успела заскучать ещё до появления в нашей деревне. Моё внимание снова привлекли растрёпанные светлые волосы женщины. Мне даже захотелось причесать их. Или заплести в косы. Не могу объяснить вам, сеньор, но что-то случилось со мной в отношении волос той женщины, которая просто спала. А потом я заметила, что Каталина улыбается, с нетерпением ожидая взгляда Мигеля и его ответной улыбки. Я потянула её за руку, но она сказала мне: нет-нет-нет, она здесь останется. А я ушла.

Весь остаток того дня я провела с Марко в баре у Хавьера, покуривая травку, и вы даже не представляете, с какой скоростью проносились мысли в моей голове. Я так пристально смотрела на Хавьера, который был по другую сторону стойки, что Марко сказал мне: «Ты утомишь его, лучше полюбуйся мной хоть немного». Впрочем, в моей голове вместо картинки скачущих животных звучали вымышленные беседы с Хавьером, будто я говорю ему: «Хавьер, кажется, я хочу уехать отсюда». А он: «Зачем уезжать, если в этом посёлке у тебя есть всё?» А я ему: «Мне хочется, взглянув на тебя, увидеть скачущих лошадей». А он: «Что ты несёшь, Лея? Я вот гляжу на тебя и вижу лавровый лист, свежесрезанный тимьян». А я: «Когда смотрю на тебя, вижу что-то спящее, какое-то брошенное, привязанное животное». А он: «Ты мне нравишься, Лея». А я: «Это ложь, ложь, сущая ложь, ты мне никогда такого не говорил, потому что не желаешь меня любить, ты не отважишься меня полюбить». А он: «Но я же вижу разноцветные гортензии, растущие на въезде в посёлок, когда думаю о тебе». А я: «Врёшь-врёшь-врёшь; допустим, что конец света действительно может наступить и убить нас, смести всё с лица земли и превратить нас даже в нечто меньшее, чем прах, Хавьер. Захотел бы ты разделить мою судьбу? Захочешь ли ты довольствоваться маленьким домом, баром и Леей, которую в глубине души не любишь?» Потому что здесь любовь проявляется именно так на протяжении всей жизни; люди волей-неволей соединяются с теми, кто их окружает, а после молчат за ужином и не торопятся возвращаться домой с работы. Вот почему мне кажется, что я хочу уехать. Последние слова, сеньор, я произнесла вслух. И тогда Марко переспросил: «Что?» Я ответила вопросом: «Что ты имеешь в виду?» «Что ты хочешь уехать – откуда?» «Мне всё равно», – сказала я ему, потому что, сеньор, в моей голове, нет, в желудке, намерение уехать всё ещё не преодолело тонкую грань. Но Марко всё понял, и моя фраза застряла у него в голове.

Спустя три или четыре недели, уже почти в июне, когда было ещё прохладно и казалось, что времена года решили свести нас с ума, сеньор, я в одиночку обслуживала покупателей в нашей продуктовой лавке. Как вам известно, жителей здесь – кот наплакал, так что вчерашние клиенты сегодня приходят за хлебом или за какой-нибудь мелочовкой, поэтому свои рабочие часы я провожу, уткнувшись в мобильник. Но это когда мне везёт: при нормальном покрытии связи и наличии денег на счёте. Или разгадываю кроссворды – вот моё любимое занятие. В один из пасмурных, серых-серых-серых дней, таких, что вы и представить себе не можете, я взяла карандаш и тетрадь для моего хобби, ведь было уже почти полтретьего. А в два тридцать я привычно вешаю замок на дверь и иду кормить сестру. Моя мать к этому часу обычно уже поела и ложится вздремнуть, хотя мне кажется, что во время сиесты она плачет. Но в тот момент я пыталась найти в море букв слово «дробинка» и так сосредоточилась, что не слышала, как кто-то вошёл. И это несмотря на то, что много лет назад мать повесила над дверью колокольчик, который оповещает нас о посетителе, если мы находимся в подсобном помещении. Однако в тот день я ничего не услышала, и, когда прозвучало «привет» из чужих уст, я ужасно испугалась. Обычно я не слишком пуглива, сеньор, но в тот день вскочила на ноги, и мой пульс так сильно