Хантер Томпсон - Страх и ненависть в Лас-Вегасе (Новый перевод)

Я вообразил себе страшную картину: как Люси врывает в гримерку Барбары Стрейзанд и начинает рассказывать ей эту леденящую душу историю. Нам конец. Нас разыщут и кастрируют, а потом сдадут в полицию.

Я объяснил это адвокату, который заплакал от мысли о том, что от Люси придется избавиться. Держало её еще сильно, и я знал, что единственный выход – отвезти её подальше от «Фламинго», пока её не отпустило, и она не вспомнила, где она была и что с ней случилось.

Пока мы спорили, Люси лежала в патио и делала углем набросок портрета Барбары Стрейзанд, на сей раз по памяти. Портрет был анфас, зубы как бейсбольные мячи, глаза как застывшее пламя.

Она делала это так напряженно, что я и сам напрягся. Эта девка – ходячая бомба. Одному Богу известно, куда бы сейчас выплеснулась её шальная энергия, не окажись у нее с собой альбома. И что будет, когда её попустит и она прочитает в «Вегас Визитор», что в ближайшие три недели Стрейзанд в «Американе» выступать не собирается?

Мой адвокат наконец согласился, что от Люси придется избавиться. Решающую роль сыграла возможность получить приговор по закону Манна21, что повлекло бы за собой лишение его адвокатской практики, а значит и всяких средств к существованию. Обвинение в федеральном суде – это неприятно. Особенно для чудовищного самоанца, которого судит коллегия присяжных из белых представителей среднего класса в южной Калифорнии.

– Это могут даже квалифицировать как похищение – прямиком в газовую камеру, как Чессмана22. Даже если отобьешься – тогда обратно в Неваду за изнасилование и содомию с согласия потерпевшей.

– Нет! Я сжалился над девчонкой, я хотел ей помочь!

Я усмехнулся.

– Так говорил толстяк Арбакл23, и ты знаешь, что с ним сделали.

– Кто?

– Неважно. Ты просто представь, как ты объясняешь присяжным, что пытался помочь бедной девочке, скормив ей ЛСД, а потом, повез её в Вегас, чтобы сделать ей свой фирменный массаж спины без одежды.

Он с грустью покачал головой: «Ты прав, они наверно сожгут меня на костре … прямо на скамье подсудимых. Чёрт, никому нельзя помогать в наше время … «

Мы заманили Люси в машину, сказав ей, что «пора ехать на встречу с Барбарой». Мы легко убедили её взять с собой все свои произведения, но она не могла понять, зачем адвокат хочет заодно принести её чемодан. «Я не хочу смущать её, – протестовала она. – Еще подумает, что я приехала к ней жить, или что-нибудь такое».

«Не подумает», – тут же ответил я … но больше ничего добавить не смог. Я чувствовал себя Мартином Борманом. Куда попадет эта несчастная, когда мы её оставим? В тюрьму, на панель? Как поступил бы в таких обстоятельствах Дарвин? (Выживание … наиболее приспособленных? Какое слово здесь лучше подходит? Рассматривал ли Дарвин возможность временной неприспособленности? Как временного помешательства. Нашлось ли бы в его теории место для ЛСД?)

Это все, конечно, гипотезы, а на практике у нас на шее камнем висит Люси и тянет нас на дно. Выбора не было, кроме как бросить неё и надеяться, что она ни хрена вспомнит. Но некоторые жертвы кислоты – особенно нервные олигофрены – обладают странной способностью вспоминать случайные подробности – и ничего больше. Возможно, что Люси проведет еще двое суток в полной амнезии, а потом очухается и в памяти у неё всплывет только номер нашей комнаты во «Фламинго»… .

Я задумался … но единственная альтернатива – отвезти её в пустыню и скормить ящерицам. Я не был готов спасать своего адвоката такой ценой. Поэтому надо придумать так, чтобы она не спятила и обошлось без катастрофических последствий для нас.

У неё были деньги. Мой адвокат в этом уже удостоверился: «Не меньше двухсот баксов. Если что, сможем позвонить в Монтану и сдать её местным копам».

Я был против. Сдавать её «властям» еще хуже, чем бросать на произвол судьбы в Лас-Вегасе … это в любом случае исключено. Не сейчас. «Вот ты чудовище! – сказал я. – Сперва похитил девчонку, изнасиловал её, а теперь хочешь упрятать её за решетку?»

Он пожал плечами. «Да я просто подумал, что у нее нет никаких свидетелей. Всё, что она против нас скажет –голословные обвинения».

– Нас? – спросил я.

Он уставился на меня. Было видно, что его попускает. А значит, и Люси тоже. Пора рубить канаты.

Люси ждала нас в машине, слушая радио с кислотной улыбкой на лице. Мы стояли в метрах десяти поодаль. Со стороны это можно было принять за разборку из серии «чья эта девка». Обычная сцена на стоянке в Лас-Вегасе.

В итоге мы решили забронировать ей номер в «Американе». Мой адвокат подошёл к машине и под каким-то предлогом выведал у неё фамилию, а я поспешил внутрь и позвонил в гостиницу, представившись её дядей, я сказал, что хочу, чтобы с ней «обращались очень осторожно», потому что она художник и слегка на нервах. Администратор заверил меня, что с ней будут обходиться предельно учтиво.

Потом мы отвезли её в аэропорт, сказав, что собираемся поменять Белого кита на «Мерседес-600», а мой адвокат вывел её в коридор со всеми вещами. Когда он её уводил, она всё еще была не в себе, и что-то лепетала. Я заехал за угол и стал его ждать.

Минут через десять он вышел. «Трогайся неспеша, – сказал он. – Не привлекай внимания».

Когда мы выехали на бульвар Лас-Вегас, он объяснил, что дал зазывале такси десятку, чтобы тот отвез его «пьяную подружку» в «Американу», где у неё забронирован номер. «Я сказал ему, пусть проследит, чтобы она туда доехала».

– Думаешь доедет?

Он кивнул. «Пообещал, что заплатит за проезд той пятеркой, что я ему дал сверху, и скажет таксисту, чтоб с ней был пообходительней. Я ему сказал, что у меня пока кое-какие дела, но через час я подъеду туда сам, и если девчонки там не будет, вернусь и вырву ему легкие».

– Правильно. В этом городе никому нельзя давать спуску.

Он ухмыльнулся.

– Как твой адвокат, советую сказать мне, куда ты дел мескалин.

Я остановился. Чемоданчик лежал в багажнике. Он вытащил два катышка, и мы их съели. За поросшими кустарником холмами на северо-западе от города садилось солнце. Радио хрипло играло приятную мелодию Кристофферсона. Мы неспешно ехали в город под теплыми лучами закатного солнца, расслабившись на красных кожаных кресла нашего электрического «Куп де вилля».

Когда мы проезжали мимо «Тропиканы» я сказал: «Может, сегодня стоит отдохнуть».

– Точно. Давай найдем хороший рыбный ресторан и отведаем красной нерки. Меня пробило на красную нерку.

Я согласился. «Но сначала надо вернутьcя в гостиницу и разобрать вещи. Можно будет искупаться и выпить рому».

Он кивнул, откинулся на сиденье и воткнул в небо. Понемногу смеркалось.

4. Нет убежища выродкам … Размышления о кровожадном наркомане

Мы проехали через стоянку «Фламинго» и через лабиринт сзади в наш корпус. Спокойно припарковались, спокойно поднялись на лифте, вошли в номер: мертвая тишина, полумрак и умиротворенная элегантность лужайки и бассейна за раздвигающимися стенами.

Подавал признаки жизни только телефон, мигавший красным огоньком ? сообщение. «Наверно, обслуживание номеров, – сказал я. – Я заказывал выпивку и лёд. Наверно приносили, пока нас не было».

Мой адвокат пожал плечами. «У нас его и так полно, – сказал он. – Но лишний не будет. Хули, скажи, пусть приносят».

Я снял трубку и набрал номер регистратуры. «Звонили? У меня лампочка мигает».

Портье замешкался. Послышался шелест бумаг. «Ах, да, – он наконец подал голос. – Мистер Дьюк? У вас два сообщения. Первое: «Национальная ассоциация окружных прокуроров приветствует вас в Лас-Вегасе».

­– Замечательно, – сказал я.

– … и второе – «позвоните Люси в «Американу, номер 1600».

– Что?

Он повторил. Ошибки быть не могло.

– Блядь! – выругался я.

– Что? – спросил клерк.

Я повесил трубку.

• • •

В ванной адвокат совершал очередной Большой Проблёв. Я вышел на балкон и воткнул в бассейн, дрожащим мешком воды в форме почки светившийся под нашими окнами. Я чувствовал себя Отелло. Всего несколько часов в городе, а мы уже заложили основу классической трагедии. Наш герой был обречен; он уже посеял всходы своей гибели.

Но кто он, Герой этой скверной драмы? Я отвернулся от бассейна и узрел своего адвоката, что выплывал из ванны, утирая рот полотенцем. Глаза его были ясные, стеклянные. «Мескалин, сука, – пробурчал он. – Хули его делают таким чистым? Бодяжили бы противорвотными порошками.

– Отелло применял драмамин, – сказал я.

Он кивнул, повесил полотенце на шею и включил телевизор.

– Ну да, слышал я про эти средства. А твой толстяк Арбакл использовал оливковое масло.

– Люси звонила, – сказал я.

– Что? – он обмяк, как подстреленный зверь.

– Я звонил портье. Она в «Американе, номер 1600 … просила перезвонить.