Кнут Гамсун - Скитальцы

Конечно, никто и не думал ломать конюшню, Йоакиму пришлось смириться, что конюшня будет стоять пустой, пока он не сумеет купить лошадь. Ему пришлось и ещё кое-что стерпеть от Августа, этого зачинщика всех безумств: уже на другую ночь Август соорудил рядом с конюшней небольшой забавный курятник, откуда куры могли проходить в хлев, и Йоаким не сумел помешать ему. Поулине потихоньку от всего сердца поблагодарила Августа за его доброе дело и обещала не забыть этого, а когда Йоаким потребовал от него объяснений, Август презрительно бросил: Вот как, значит, только Габриэльсен может держать кур?

Август не унимался до последнего дня, пока жил в Поллене. Он пошёл к старосте Каролусу и потребовал, чтобы в Поллене открыли почту. Август не собирался мириться с таким положением дел: ящик висит на стене лавки уже несколько недель и до сих пор в него не опустили ни одного письма, чем же ещё это и объяснить, как не отсутствием почты! А как неудобно Йоакиму! Он выписывает газету, но, чтобы получить её, вынужден каждое воскресенье ходить в церковь и забирать её там. Дурацкий порядок! Вопрос о почте должен быть вынесен на заседание управы, протоколы там ведёт Йоаким, и он обещает представить дело в самом выгодном свете: Поллен большое селение и вся округа тяготеет к нему; пастор, ленсман и все остальные, кто ведёт обширную переписку, должны поддержать открытие почты, и прежде всего сам староста Каролус, который постоянно пишет письма амтману и правительству от имени Поллена, наконец лавка Поулине — фирма Эдеварта Андреассена — круглый год посылает своим поставщикам письма и крупные суммы денег. Вопрос решён, Каролус, сказал Август, у нас в Поллене будет почта!

Каролус и не сопротивлялся, надо отдать ему должное, он пообещал, что они обсудят это на первом же заседании управы. Каролус сказал: И спасибо тебе, Август, что ты это придумал, у меня, можно сказать, каждый день бывают важные письма, и я ношу их в кармане, они мнутся и пачкаются, пока мне удаётся их отправить. Да, мы этим займёмся, я понимаю, что медлить недопустимо...

Бедный староста Каролус, человек доброжелательный и приязненный, он, конечно, хотел что-то сделать, но он и всегда-то был тугодумом, а теперь к тому же на него свалилось сразу много забот. Усадьба требовала от него постоянного внимания, подошёл сенокос, и у Каролуса не было других помощников, кроме Теодора с его грыжей, который вообще был мало к чему пригоден, а главное, вот-вот вернётся домой Ане Мария... Каролус уже получил сообщение об этом и теперь обдумывал, как ему следует держать себя, когда она приедет. Однако, без сомнения, Поллену нужна почта.

К моему возвращению у вас здесь должна быть почта! — сказал Август.

Ты уезжаешь?

Да, уезжаю.

Вот как? И куда же?

Ну, сначала думаю съездить в Индию и в Южную Америку. У меня там есть кой-какое имущество, надо его проведать.

Индия и Южная Америка! — повторил Каролус. Значит, тебя долго теперь не будет в Поллене?

Да. Но если я пошлю сюда письмо или посылку, то напишу адрес: Поллен, почтовое отделение, так что к тому времени у вас уже должна быть почта.

Август срывается с места и уезжает. Ему не удалось уговорить Эдеварта поехать вместе с ним, но это отнюдь не означает, что Эдеварт решил осесть в Поллене, его не покидает желание уехать, Эдеварт по натуре скиталец, и жизнь в Поллене больше не привлекает его, однако ему не хочется просить у Поулине денег на дорогу, нет, ведь она только что помогла уехать Августу.

Август поехал в Берген, чтобы там наняться на судно, идущее за океан. Поулине щедро собрала его в дорогу, Ездра и Осия пришли с ним попрощаться, старый отец Эдеварта пожимает ему руку и просит Бога благословить поездку Августа, и Йоаким с Эдевартом вместе отвозят его к пароходу.

Эдеварт, старший брат Йоакима и товарищ Августа, мало к чему привязанный на этой земле, говорит: Смотри же, наймись на судно и не впутайся там в какую-нибудь глупую историю.

Август не отвечает на это, он говорит: Мне жаль, что мы не пристроили к хлеву ещё и свинарник.

Йоаким не обращает внимания на его слова.

Когда они подплыли к пристани, во фьорде уже стоял пассажирский пароход. Август поспешно отвёл в сторону Эдеварта: Помнишь, той ночью на ярмарке я сказал тебе, будто мы вчетвером овладели девушкой и убили её? Всё это пустая болтовня.

Я так и думал.

Знаю, знаю! Четверо... слыханное ли это дело, только смотри, никому не говори об этом!

Не скажу.

И спасибо тебе, что ты тогда не побежал за пастором, об этом ты тоже должен молчать!

Хорошо.

Иначе, я уже говорил тебе когда-то, ты станешь отверженным. Я знал одного человека, с которым такое случилось, его потом не брали ни на одно судно ни в одном порту, никто не хотел с ним плавать.

Можешь не предупреждать меня, сказал Эдеварт.

Садитесь в лодку! — крикнул экспедитор...

Братья поплыли домой. Они говорили о товарище, которого только что проводили, и Йоаким сказал: Странно как-то, может, он был посланцем?

Каким посланцем, откуда?

Нет, этого Йоаким не знает, просто посланцем. Как бы то ни было, за последние двенадцать лет всё в жизни Поллена — и хорошее, и плохое, и взлёт, и расточительство, и неуверенность — так или иначе было связано с Августом. С того дня, как этот скиталец откуда-то вынырнул, он будоражил и увлекал за собой все души селения, явился причиной всех перемен. Он сделал много хорошего, говорит Эдеварт, и Йоаким, этот умелец, который читает газеты, и всякое такое, соглашается с ним. А может, Август был неким орудием?..

Братья гребли сильными, размеренными взмахами; на пристани они захватили кое-какие товары, пришедшие для лавки, так что лодка была тяжёлая, но погода им благоприятствовала. Эдеварт сидел на кормовой банке, и Йоаким видел только его спину, поэтому он говорил откровеннее, чем всегда. Эдеварта немного удивила разговорчивость брата, да и голос Йоакима звучал как-то уж слишком необычно, по-братски тепло.

Август так устроен, что заставляет людей меняться, не совсем понятно сказал Йоаким. Он может заставить нас подняться до небес, а потом вновь опуститься на землю. Как, по-твоему?

Может, и так, согласился Эдеварт.

Вот я, к примеру, мог бы сейчас обойтись без лошади.

Нет, не мог бы, возразил Эдеварт.

Думаешь, нет?

Некоторое время они гребли молча, каждый был погружен в свои мысли.

А как он помог Ездре с его болотом! — сказал Эдеварт.

Ещё бы! — воскликнул Йоаким. Но как-то странно, ведь он не давал нам ни минуты покоя. Этот чужак заявился в нашу жизнь с чужими для нас понятиями. И теперь в Нижнем Поллене откармливают телят и продают мясо Верхнему Поллену. И получают за это деньги.

Что же в том плохого?

Может, и ничего, согласился Йоаким.

И ты считаешь, что всё это дело рук Августа?

Да, если не всё, так многое. Раньше мы жили тихо, отец был беден, но никого это не тревожило, он нёс свой крест и не жаловался, да и мать тоже. Помнишь, иногда мы ей что-нибудь дарили, а у неё даже не было возможности попользоваться этим. А когда мы приносили ей воду, она говорила, что мы её избалуем. Хотя здоровье у неё было никудышное.

Эдеварт всё помнил.

По-моему, откармливать телят — подлость, говорит Йоаким, ты держишь теленка, привязываешься к нему, а потом продаёшь какому-нибудь богатею из Верхнего Поллена на мясо! Раньше как было? Мы тоже выращивали телят и любили их, и нам тоже случалось иногда продать корову, но сперва мы убеждались, что отдаём её в хорошие руки, ведь это всё равно что отдать собственного ребёнка. А теперь мы уже не такие, мы изменились.

Эдеварт не понимает, куда клонит брат, но соглашается с ним: Да, мы изменились.

После долгого молчания Йоаким говорит: У Августа не было ни отца с матерью, ни отчего дома. И вернулся он к нам уже чужим.

Эдеварт начинает понимать, что Йоаким о чём-то размышляет, а вот о чём, ему становится ясно, когда Йоаким вдруг спрашивает: Как, по-твоему, Эдеварт, если бы и у нас с тобой не было ни родителей, ни отчего дома? Наверное, и мы бы поскитались по свету не меньше, чем Август? Он явно имеет в виду Эдеварта и продолжает: Не думаю, что человеку полезно не иметь дома и неприкаянным мотаться по земле; человек должен жить там, где его дом.

Эдеварт не смеётся, он серьёзно обдумывает слова брата и говорит: А может, человеку как раз и надо поскитаться и посмотреть, где он придётся к месту?

Йоаким: А разве место человека не там, где он появился на свет? Иначе зачем бы он появился? Возьми Августа: сначала он жил у одних приёмных родителей, потом бедность не позволила им держать его у себя, и он переехал к другим, где его лучше кормили и лучше одевали. Однако через три недели он сбежал обратно к первым родителям. Ты сам слышал, как он это рассказывал. Помнишь, он ещё сказал, что никогда в жизни не горевал так, как в тот раз, когда ему пришлось покинуть своих первых приёмных родителей.