На вашем месте. Веселящий газ. Летняя блажь - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

объяснила: 96 фунтов 3 шиллинга 11 пенсов. Он попросил одолжить из подкожных, есть же у меня «на булавки». Я поинтересовалась, кто это мне их дает. Он совсем приуныл, ну, я и пообещала, что поеду в Лондон с этим счетом, повидаюсь с Басби. Это наш гад.

– Что же ты собираешься делать?

– Постараюсь его уломать, пусть скостит немного.

– Думаешь, согласится?

– Буду молить и просить, скажем – заламывать руки. Может, сработает. В фильмах получается.

Табби озабоченно нахмурился. Он испытывал к этой девушке братские, нежные чувства, ему хотелось ее защитить.

– Брось! А вдруг он – свинья с двойным подбородком, огромным пузом и наглыми глазками? Еще полезет к тебе!..

– Что ж, ради трех шиллингов одиннадцати пенсов пусть лезет.

Они неспешно двинулись к арке. Табби вдруг остановился, и с таким видом, словно хлопнул себя по лбу.

– Басби! А ты уверена? Не спутала?

– Ну, что ты! В моем сердце высечено «Дж. Мортимер Басби». После фамилии – «кр». Кредитор, то есть. А что?

– Надо же, какое совпадение. Я вспомнил, кто мне про них говорил. Мой брат Джо. Встретились так это год назад, он и скажи, что собирается работать в издательстве. Вроде у какого-то Басби. А может, – прибавил честный Табби, – у кого-то другого.

– Туманно, а?

– Ну, сама понимаешь. Тебе рассказывают, ты слушаешь, киваешь, поддакиваешь, а отошел – из головы вон. И вообще, я немного выпил, еще не прочухался.

– Не знала, что у тебя есть брат!

– А как же! – гордо подтвердил Табби. – Есть, есть, еще какой!

– Почему я про него не слышала?

– Так как-то, на язык не попадался.

– Старший или младший?

– Старший.

– Странно… я и от мачехи твоей не слышала.

– А вот тут – ничего странного. Она его терпеть не может. Он с ней расплевался и ушел из дома в двадцать один год. Наверное, она и вышвырнула, точно не скажу. Когда разыгралась баталия, меня не было дома, а когда я вернулся, Джо уже уехал.

– Что же ты ее не спросил?

– Спросил, а она как рявкнет! Если, говорит, будешь лезть, прошу, скатертью дорога. Иди, говорит, работай рассыльным, мест – завались. Например, на фабрике, где делают рыбный клей.

– Чем и заклеила тебе рот.

– А ты как думала? Раз и навсегда.

– Надеюсь, твой брат не служит у Басби. Тот его может испортить.

– Сомневаюсь! – возразил оптимистичный Табби. – Скорее, наоборот, Джо его испортит. Джо у нас – ого-го! Молоток, как говорится.

Они прошли под аркой и вышли на террасу, которую украшала своим присутствием мисс Пруденс Виттекер. Секретарша вышла подышать; однако, завидев Табби, вернулась в дом, явно рассудив, что незачем дышать воздухом, если его отравляет этот субъект. Табби же вздохнул, даже с присвистом, и крепко стиснул кулаки. Лицо его обрело трагическое, байроновское выражение.

– Доброе утро, мисс Виттекер! – помахала рукой Джин.

– Доброе утро, мисс Эббот.

– Я в Лондон собираюсь. Ничего не надо?

– Нет, благодарю вас, мисс Эббот.

– И Перси никаких приветов? – осведомился бестактный Табби.

Секретарша надменно и молча уплыла в дом. Джин повернулась к Табби узнать, кто такой Перси, и поразилась выражению его лица.

– Ой, Табби! Что это с тобой?

– Все в норме.

– А вид – жуткий.

– Да ладно, чего ты… – забубнил страдалец. Но от Джин так просто было не отделаться.

– Прямо сильный, молчаливый мужчина едет с горя в Африку охотиться на львов. Бак их, наверное, десятками встречал… ой, Табби! Вы что, разругались с Пруденс?

Табби буквально обомлел от такого ясновидения. А он-то считал, что любовь его – глубокая тайна, надежно скрытая маской лица!

– Какое отношение я имею к Пру… то есть к мисс Виттекер?

– Такое. Да твой секрет за милю видно! Ты на нее смотришь, как креветка…

– Вот как? Больше не смотрю.

– Ну, прости. А что случилось?

– Ничего, – отвечал скрытный Табби.

– А Перси кто такой?

– Так, один. Ты не знаешь.

Джин отстала, хотя ей очень хотелось узнать побольше о призрачном, даже таинственном персонаже, который, видимо, сыграл роль змея в их эдемском саду. Она была тактична и только осведомилась, что же Табби намерен предпринять. Табби ответил, что ровным счетом ничего. Тогда, прищурив синие глаза, она вгляделась в зыбившееся над дерном марево.

– Н-да, нехорошо… – сказала она. – А гомеопатию не пробовал?

– Э?

– Надо найти лекарство, другую девушку. Тебе требуется веселое женское общество. Ты из тех мужчин, которые увядают, если рядом нет женщин.

– Чихать я на них хотел!

– Так, прикинем. Кто у нас есть? Сегодня встречусь с шестью подружками из старой школы во главе с Мейбл Первис, возглавлявшей некогда Клуб дискуссий. Хочешь присоединиться?

– Нет уж, благодарю.

– Так я и знала. – Джин призадумалась. – Пойми меня правильно, Табби, дорогой. Я не черствая или там бесчувственная. Конечно, паршиво поссориться с девушкой, но есть тут и светлое пятно.

– Какое? – заинтересовался Табби, который не усматривал и светлой точечки.

– А как же? Приедет мачеха, узнает, что ты собираешься жениться на скромной секретарше… Тебе виднее, конечно, но мне кажется, что мачеха не особенно любит скромных секретарш.

Табби и сам об этом думал, когда поссорился с мисс Виттекер. Княгиня фон унд цу Дворничек (за князя она вышла года через два после смерти Франклина Ванрингэма) была весьма разборчива, если речь заходила о его матримониальных намерениях, и, к несчастью, обладала над ним непререкаемой властью. Иными словами, она могла, когда захочет, прекратить выплату и отправить несчастного Табби на самое дно рыбного бизнеса, в процветающий концерн, акции которого унаследовала еще от самого первого мужа. Табби не слишком хорошо знал, как живут на рыбном дне, но чутье подсказывало, что ему там не понравится.

– Да начхать мне! – стойко сказал он. – Только бы Пру…

– Конечно, – поддакнула Джин, гадая, что же такое вытворила безупречная мисс Виттекер. – А все-таки неприятно.

– Да, – согласился Табби. – Мачеха у нас – будь здоров!

– То-то и оно. Выгнала твоего брата.

– И заметь, с десяткой в кармане. Мне Джо говорил.

– Господи! Как же он выкрутился?

– Да занимался тем-сем. Плавал на грузовом пароходе, кажется – был вышибалой в баре. Боксировал немножко…

Джин поймала себя на том, что ей нравится такая несгибаемость. О княгине она была невысокого мнения, и порой ее огорчало, что Табби, такой симпатяга, у нее под каблуком. Тот, кто восстал против могущественной миллиардерши, ей больше по душе.

– Я тебе много чего могу про него рассказать.

– Расскажи, только потом, мне пора. Переодеться надо. А тебе, по-моему, самое лучшее – поплавать.

Совет этот напомнил Табби еще об одном ударе – не таком страшном, конечно,