Роберт Стоун - В зеркалах

— А он не может, — сказал Рейнхарт.

Они все трое посмотрели на пистолет на столе мистера Бингемона. Рука, лежавшая возле него, была неподвижна. Суставы пальцев были вздуты. И по отношению к плечу мистера Бингемона она находилась в каком-то очень неестественном положении.

— Он не может пошевелить руками, — с изумлением сказал Рейнхарт.

Фарли со змеиной быстротой вытянул руку и прижал пистолет ладонью. Мистер Бингемон нахмурился. Легким движением пальцев Фарли толкнул пистолет на несколько дюймов по захламленному столу под носом Бингемона. Бингемон следил за пистолетом с необычайной сосредоточенностью.

— Он не может шевельнуться, — сказал Рейнхарт.

Фарли ухмыльнулся.

— Любезный мистер Бингемон, — сказал Фарли. — Вы втираете нам очки, сэр. Вы шевельнуться ни хрена не можете.

Бингемон стиснул зубы.

— Шлюхино отродье! — произнес он четко и раздельно, с неотразимой властностью, и посмотрел на Фарли, а потом на Рейнхарта. — Возьми микрофон. Скажи: «Альфа-Джульет-Кило»!

— Дейл Карнеги, — сказал Рейнхарт.

— Сифилис, — сказал Фарли. — Ты когда-нибудь слышал, что шишки вроде этого обычно бывают гнилыми насквозь? Я где-то читал про это. Открыло мне глаза. У старикана прогрессивный паралич, Рейнхарт. Он не очень-то соображает.

— Выламываешься, подонок, — сказал Бингемон. — Без меня ты отсюда не выберешься — и квартала живым не пройдешь. Я господин, а ты слуга, идиот.

— Свободное предпринимательство, старичок, — ласково сказал Фарли. — Личная инициатива.

Рейнхарт и мистер Бингемон смотрели, как Фарли занес свое топорище и пробил мистеру Бингемону висок. Вот так, подумал Рейнхарт. Чмокающий звук. Рейнхарт обдумал этот звук. При обдумывании этот звук вызывал утомление. Рейнхарт чувствовал огромную усталость.

— Момент для выживания наиболее приспособленных, — сказал Фарли-моряк. — Никаких скидок.

— Да, — сказал Рейнхарт.

Из ушей мистера Бингемона текла кровь. Фарли осторожно извлек бумажник из кармана его жилета и разочарованно исследовал содержимое. Затем наклонился и ощупал талию мистера Бингемона.

— Гнусная шуточка. Ни начинки, ни пояса с деньгами. Ни автомобильных ключей. Ни банковской книжки. Богачи не похожи на нас с тобой, Рейнхарт. Грабить бедняков всегда выгоднее.

Фарли взял пистолет и засунул его себе за пояс.

— Сумасшествие, полная шиза, — сказал он. — Воля к власти и прочая ерунда. У всех у них сифон. Но капут приходит всем, старик, и богатому, и Лазарю.

— Ты прав, — сказал Рейнхарт. — Тут ты прав.

За комнатой, в которой лежал Бингемон, находился вестибюль с железной винтовой лестницей, уходившей в потолок. С нижней половины стен штукатурка осыпалась, обнажив кирпичную кладку, а часть пола провалилась — там зияла темная зловещая дыра. На штукатурке и щебне валялось несколько огромных прожекторов со стальными основаниями — их стекла разлетелись вдребезги, и они лежали, как дохлые ящеры. В одной из стен, перегороженный исковерканными стальными балками перекрытия, находился проход, который, по-видимому, вел на трибуны. Они заметили руки и башмаки, зажатые штукатуркой и металлом. На одной из опаленных стен виднелась широкая горизонтальная кровавая полоса, от которой к полу тянулись узкие струйки. Рейнхарт глядел на эту полосу, пока Фарли рыскал по развалинам.

— До них не доберешься, — сказал Фарли. — К черту. Надеюсь, Джек Нунен тоже тут. Господь его благослови.

— Пойдем, — сказал Рейнхарт. — Жарко.

Было очень жарко, но дыма стало меньше. Когда они поднялись по винтовой лестнице, повеяло прохладой. На каждом витке лестницы светила уцелевшая красная лампочка.

— Господи! — запыхавшись, сказал Фарли. — Динамит. Или пять здоровых гранат. Нет, это не расовые беспорядки, Рейнхарт!

На полпути они наткнулись на Кинга Уолью, который лежал поперек площадки с пистолетом в руке.

— Он жив, — недоумевающе сказал Фарли и, вытащив бумажник Кинга Уолью, потер патриотическим топорищем себя по затылку. — Что же делать? — Покосившись на бесчувственное тело, он заглянул в бумажник и улыбнулся. — О! — сказал он. — Голливуд! — Он сунул деньги Кинга Уолью себе в карман и посмотрел на карточку, удостоверявшую, что податель сего является помощником шерифа округа Лос-Анджелес. — Он стервец, — сказал Фарли. — А сегодня мы убиваем всех стервецов.

— Всех мы убить не можем, Фарли, — сказал Рейнхарт. — К тому же чем больше ты убьешь людей, тем скорее кто-нибудь про это дознается.

Фарли сунул в карман удостоверение помощника шерифа и оттянул веки Кинга Уолью:

— Он действительно в обмороке.

Голова Уолью ударилась о железный пол.

— Я его пощажу, черт подери! Ибо я христианин и ребенок в душе. А еще потому, что деньги как-то размягчают душу.

— И на счастье, — сказал Рейнхарт.

Они поднялись еще выше и оказались перед металлической дверью с засовом. Рейнхарт открыл ее, и они вышли на каменный пандус, залитый светом пожара. Под ними у подножия стадиона виднелись десять-одиннадцать пожарных машин, блестевших в лучах полицейских прожекторов. Они перебежали пандус и по стальным конструкциям спустились вниз, спрыгнув в грязь у подножия колонн. Из темноты под трибунами доносились звуки тихих схваток, топот бегущих ног, стоны. Раздался пистолетный выстрел и лязг металла, от которого рикошетом отлетела пуля. Прямо на них от пожарных машин, держа оружие наготове, надвигалась шеренга полицейских в шлемах; пожарные направились в другую сторону, разматывая шланги. На середине выдвижной лестницы стоял человек в штатском и что-то выкрикивал в мегафон.

Фарли и Рейнхарт метнулись в сторону, чтобы не быть на пути приближавшейся шеренги. Будочка кассы у запасных ворот валялась перевернутой в метре от ближайшего ряда машин на стоянке; присев за будочкой, Рейнхарт и Фарли оглядели стоянку. В центре многие машины были перевернуты и горели; в дальнем конце около шоссе машины все еще внезапно вспыхивали огненными столбами, и ветер разносил запах горящей резины и электрической изоляции. Ревя клаксонами, два зеленых армейских грузовика въехали на середину стоянки и высадили отряды национальных гвардейцев, которые, озираясь, опасливо становились в строй.

Две пивные через шоссе забаррикадировали окна; соседняя бакалейная лавка зияла опустошенными витринами, из нее валил жирный дым. В здании у начала боковой улочки Рейнхарт заметил движущийся в окнах фонарик, который выхватывал своим лучом людские тени, отчаянье жестов, взмах красной материи, а стекла одно за другим разлетались, усыпая мостовую осколками. Тротуары казались пустыми — зевак на них не было.

Один из армейских грузовиков начал шарить по стоянке ослепительным лучом прожектора, время от времени озаряя какую-нибудь одинокую фигуру, которая по-муравьиному копошилась возле разбитых машин. Гроздья теней бросались из-под луча, люди пригибались, припадали к земле. Свет выхватывал и белых, и черных к обоюдному ужасу, они бежали прямо по автомобильной падали, кидались врассыпную. Центр битвы, по-видимому, переместился куда-то еще — из боковых улиц доносилась частая стрельба.

Внезапно Рейнхарт увидел, как свет засиял на его рукаве, — он попятился, луч ударил ему в глаза, мгновенье помедлил и скользнул дальше.

— Рейнхарт! — позвал в отдалении женский голос.

Это был не вопль и не оклик, а… стон.

— Рейнхарт! — на этот раз чуть дальше.

Рейнхарт вдруг повернулся и побежал на голос. Он несся за движением могучего луча, увидел седого человека, который стоял на четвереньках в липкой луже, увидел башмак…

— Рейнхарт! — прозвучало, удаляясь.

Он бежал сквозь темноту и наткнулся на проволочную изгородь; по ту ее сторону двигались темные человеческие фигуры, отблеск пожара озарял их бегущие ноги, лица были невидимы.

— Рейнхарт!

Это была она. И исчезла.

Звуки. Звук собственного имени, названного в ужасе, названного в тоске, названного… в то же время… если угодно… с любовью, — слабеющий, затихающий. Звук собственного имени, как крик горя, проваливающийся куда-то. Замер.

— Рейнхарт, — негромко сказал Рейнхарт.

Он пошел вдоль темной изгороди, пытаясь обойти ее, но она огибала стадион, и он так и не обнаружил, где она кончалась. Он повернул, чтобы возвратиться под защиту разграбленной кассы, и внезапно увидел Фарли на фоне вспыхнувших фар какого-то «форда». Машина только что тронулась и еще набирала скорость, а Фарли бросился от нее и увернулся в последний момент, как критский боец от быка. «Форд» отчаянно затормозил в шаге от изгороди; Фарли кинулся к нему, держа в руке пистолет Бингемона. «Форд» дал задний ход, но тут Фарли рукояткой пистолета разбил боковое стекло и распахнул дверцу — жена Джека Нунена принялась молотить его по голове сумочкой. Рядом с ней Джек Нунен за рулем лихорадочно пытался завести заглохший мотор. Пока Рейнхарт бежал к ним, Фарли удалось стащить миссис Нунен с сиденья за длинную соблазнительную ногу; он вскочил на сиденье рядом с Нуненом и выпихнул его из кабины. Джек Нунен проскакал на одной ноге по гравию и упал спиной на изгородь. Фарли дал задний ход. Рейнхарт стремительно подскочил к «форду», ухватился за ручку и залез на переднее сиденье. Фарли деловито навел пистолет на голову Рейнхарта.