Синклер Льюис - Главная улица

Когда-то Вайда представляла себе Рэйми худощавым человеком в очках, с унылым, вытянутым лицом и бесцветными, жесткими волосами. Теперь она заметила, что у него энергичный подбородок, что его длинные руки подвижны и белы и что его доверчивые глаза указывают на целомудренный образ жизни. Она стала называть его «Рэй» и превозносила его бескорыстие и рассудительность всякий раз, как Хуанита Хэйдок или Рита Саймонс начинали отпускать шутки на его счет у «Веселых семнадцати».

Однажды поздней осенью они отправились в воскресный день к озеру Минимеши. Рэй сказал, что ему хотелось бы увидеть океан; это, должно быть, величественное зрелище, величественнее всякого озера, даже самого большого. Вайда скромно заметила, что она видела океан во время летней экскурсии к Кейп-Коду.

— Вы побывали у самого Кейп-Кода? В Массачусетсе? Я знал, что вы путешествовали, но не думал, что вы были так далеко!

Став моложе и стройнее от внимания Рэйми, она рассказывала:

— О да, была! Чудесная поездка! В Массачусетсе столько замечательных исторических мест: Лексингтон, где мы обратили в бегство красные мундиры, дом Лонгфелло в Кембридже и сам Кейп-Код! Интересно было все: рыбаки, китобойные суда, песчаные дюны — все, все!

Вайде вдруг захотелось взять в руки тросточку. Рэйми отломил для нее ивовую ветку.

— Ого, какой вы сильный! — сказала она.

— Нет, не очень. Я жалею, что у нас нет отделения Ассоциации христианской молодежи, где я мог бы регулярно тренироваться, я всегда считал, что из меня вышел бы недурной гимнаст.

— Наверняка! Для такого крупного человека вы необыкновенно гибки.

— Нет, не особенно… Но жаль, что у нас нет Ассоциации. Было бы так чудесно ходить на лекции, и мне хотелось бы пройти курс тренировки памяти. Я нахожу, что всякий должен продолжать образование и совершенствовать свой ум, даже если занят практическим делом, не правда ли, Вайда?.. Может быть, с моей стороны дерзко называть вас Вайдой?

— Я уже несколько недель называю вас Рэй!

Он удивился ее слегка обиженному тону.

— Он помог ей спуститься с откоса к озеру, но потом сейчас же отпустил ее руку. Когда они уселись на стволе срубленной ивы, Рэйми нечаянно задел ее рукой. Деликатно отодвинувшись, он пробормотал:

— Ах, простите, я нечаянно…

Она смотрела на бурую от ила, холодную воду и серые водоросли.

— У вас такой задумчивый вид, — сказал он.

Вайда заломила руки.

— Да! Скажите мне на милость, в чем смысл всего нашего существования?.. О, не обращайте на меня внимания! У меня бывают мрачные минуты. Поговорим лучше о вас: как вы собираетесь добиться пая в галантерейном магазине? Я считаю, что вы правы: Гарри Хэйдок и этот старый скряга Саймонс должны взять вас в компаньоны.

Он начал описывать свои былые неудачные походы, где он был и Ахиллом и сладкоречивым Нестором и шел своим праведным путем, терпя пренебрежение жестоких царей…

— Я же десятки раз говорил им, чтобы они завели добавочный отдел по продаже летних мужских брюк. И что же — они позволяют такому субъекту, как Рифкин, перебить у них это дело, а потом Гарри говорит — вы знаете его манеру, он, вероятно, не хотел быть грубым, но у него такой тяжелый характер.

Рэйми предложил ей руку, чтобы помочь встать.

— Если вы ничего не имеете против, конечно. По-моему, ужасно, если дама на прогулке не может положиться на корректность своего кавалера и он все время пытается флиртовать с ней!

— Я уверена, что на вас вполне можно положиться! — отрезала она и вскочила без его помощи. Потом, широко улыбаясь, добавила:

— Скажите-ка, не находите ли вы, что Кэрол недостаточно ценит доктора Кенникота?

Рэй обычно советовался с Вайдой об отделке своей витрины, о выставке новой обуви, о подходящей музыке для вечеров в «Восточной звезде» и — хотя он считался в городе авторитетом в области мужского платья — о своих собственных костюмах. Она уговорила его не носить галстуков бабочкой, которые придавали ему вид великовозрастного ученика воскресной школы. Раз как-то она напустилась на него:

— Рэй, мне иногда хочется хорошенько вздуть вас. Я должна вам сказать, что вы слишком часто просите извинения! Вы всегда слишком высоко ставите других. Вы лебезите перед Кэрол Кенникот, когда она развивает свои нелепые теории о том, что все мы должны стать анархистами или что мы должны питаться финиками и орехами. И скромно слушаете и молчите, когда Гарри Хэйдок начинает с важным видом рассуждать о торговом обороте, о кредите и других вещах, в которых вы понимаете гораздо больше него. Смотрите людям в глаза! Смотрите на них в упор! Говорите басом! Вы самый умный мужчина в городе, если хотите знать. Поймите это!

Он не мог этому поверить. Хотел, чтобы она еще раз подтвердила свои слова. Он старался смотреть в упор и говорить басом. Но потом он рассказывал Вайде, что когда он вздумал смотреть в упор на Гарри Хэйдока, тот спросил его: «Что с вами, Рэйми? Вы больны?» И все-таки после этого Гарри спросил про шерстяные носки таким тоном, который, как ясно почувствовал Рэйми, несколько отличался от его прежней снисходительности.

Рэй и Вайда сидели на приземистом желтом диванчике в гостиной пансиона. Когда Рэйми, жестикулируя, в десятый раз повторил, что не выдержит, если в ближайшие годы Гарри не сделает его компаньоном, его рука задела плечо Вайды.

— Простите! — смутился он.

— Ничего, ничего! Ах, мне кажется, придется уйти к себе: голова разболелась! — отозвалась она.

Однажды мартовским вечером по пути из кино они зашли к Дайеру выпить горячего шоколаду.

— Знаете ли вы, что в будущем году меня здесь, может быть, уже не будет? — спросила Вайда.

— То есть, как не будет?

Узким ногтем она водила по стеклу круглого столика, за которым они сидели. Она стала разглядывать черные и золотые коробочки с парфюмерией в ящике под стеклом, перевела взгляд на разложенные по полкам резиновые грелки, на бледные желтые губки, на полотенца с голубой каемкой, на головные щетки с ручкой вишневого дерева. Наконец, покачав головой, как пробуждающийся после транса медиум, она с несчастным видом посмотрела на Рэйми и проговорила:

— Ради чего мне оставаться здесь? Я должна решить этот вопрос, и теперь же. В будущем году предстоит возобновление моего контракта. Я поеду учительствовать в какой-нибудь другой город. Здесь я всем надоела. Прежде чем мне это скажут другие, лучше мне уехать самой! Я решу это сегодня ночью. Я бы охотно… А впрочем, все равно! Пойдемте. Уже поздно.

Она вскочила, не обращая внимания на его вопли:

— Вайда! Подождите! Постойте! Я… потрясен! Вайда!

Он догнал ее под сиреневыми кустами перед домом Гауджерлингов и остановил, положив ей руку на плечо.

— Оставьте! Не надо! Какое это имеет значение! — воскликнула она.

Она всхлипывала, ее мягкие, морщинистые веки были мокры от слез.

— Кому нужна моя привязанность или моя помощь? Лучше мне уехать, и пусть меня забудут. Рэй, я прошу вас, не удерживайте меня, пустите меня! Я не возобновлю здесь контракта и… и… уеду со… совсем…

Его рука не отпускала ее плеча. Она склонила голову, прижалась щекой к его руке.

В июне они обвенчались.

Они поселились в доме Оле Йенсона.

— У нас тесновато, — говорила Вайда, — зато при доме чудный огород, и я рада, что смогу быть поближе к природе.

Сделавшись официальной Вайдой Вузерспун и, конечно, вовсе не стремясь к независимости, символизируемой сохранением имени, она все же по-прежнему была известна повсюду как Вайда Шервин.

Она ушла из школы, но сохранила за собой урок английского языка. Бегала на каждое заседание комитета Танатопсиса. Постоянно заглядывала в комнату отдыха для фермерских жен, чтобы заставить миссис Ноделквист подмести пол. Получила назначение в библиотечный совет на место Кэрол. Вела занятия со старшими девочками в епископальной воскресной школе. Ее переполняли самоуверенность и счастье. Замужество превратило мысли, иссушавшие ее, в освободившуюся энергию. С каждым днем она становилась заметно полнее и, хотя тараторила с прежней живостью, уже не так громогласно восхваляла счастье супружества, не так восхищалась младенцами и гораздо решительнее, чем раньше, требовала, чтобы город поддерживал предложенные ею реформы: покупку земли для парка и принудительную очистку дворов.

Она поймала Гарри Хэйдока за его конторкой в галантерейном магазине. Оборвала его шутки. Заметила, что Рэйми один наладил обувное отделение и отделение мужского белья, и потребовала, чтобы Гарри принял его в компаньоны. Прежде чем Гарри успел ответить, она пригрозила, что Рэйми и она откроют конкурирующее дело:

— Я сама буду стоять за прилавком, и есть лица, которые предлагают нам деньги.

Что это были за «лица», она и сама не знала.