Собрание сочинений в 6 томах. Том 4 - Грэм Грин

за угол помочиться. В верхнем конце сходен стоял вахтенный, но, увидев наши белые лица, он пропустил нас.

Мы поднялись на палубу, и Джонс воспрянул духом — а то он совсем было замолк после своего признания. Проходя мимо салона, он сказал:

— Помните прощальный концерт? Вот вечерок-то был! Помните Бакстера со свистком? «Но выстоит Лондон и Трафальгар-сквер». Каких только людей не встретишь на этом свете!

— Он уже на том свете. Умер.

— Эх, бедняга!.. А ведь это придает ему какую-то почтенность, верно? — добавил он чуть ли не с тоской.

Мы взобрались по трапу к капитанской каюте. Я не испытывал удовольствия при мысли о предстоящем разговоре с капитаном, помня его отношение к Джонсу после запроса из Филадельфии. До сих пор все шло гладко, но не было у меня особенной надежды, что удача будет сопутствовать нам и дальше. Я постучал в дверь и почти тут же услышал голос капитана, хрипловатый и строгий:

— Войдите.

Хорошо хоть, что я не разбудил его. Он полулежал на койке в ночной рубашке белого полотна и с очками на носу, сквозь толстые стекла которых глаза его поблескивали, точно осколки кварца. Он держал книгу наклонно, чтобы на нее падал свет лампочки; и я увидел, что это роман Сименона {62}, и немножко приободрился: значит, ничто человеческое ему не чуждо.

— Мистер Браун! — воскликнул капитан, точно старая леди, застигнутая врасплох в гостиничном номере, и, точно старая леди, невольно потянулся левой рукой к вороту ночной рубашки.

— И майор Джонс, — весело присовокупил Джонс, вынырнув у меня из-за спины на видное место.

— А, мистер Джонс, — с явным неудовольствием проговорил капитан.

— Надеюсь, у вас найдется место для пассажира? — спросил Джонс все с той же неубедительной бойкостью. — Шнапса, надеюсь, хватит?

— Для пассажиров хватит. Но разве вы наш пассажир? В такой поздний час… У вас, наверно, и билета нет.

— У меня есть деньги, капитан, я заплачу.

— А выездная виза?

— Пустая формальность — я же иностранец.

— Эту формальность соблюдают все, кроме преступных элементов. Я подозреваю, что у вас какие-то неприятности, мистер Джонс.

— Да. Можете считать меня политическим беженцем.

— Тогда почему же вы не попросили убежища в британском посольстве?

— Я решил, что на милой старушке «Медее» мне будет уютнее. — В этой фразе явно чувствовался отзвук мюзик-холла, и, может, поэтому он повторил: — На милой старушке «Медее».

— Вы никогда не были здесь желанным гостем, мистер Джонс. Слишком много о вас запрашивают.

Джонс посмотрел на меня, но чем я мог ему помочь?

— Капитан, — сказал я, — вы же знаете, как здесь обращаются с арестованными. Правила — понятие растяжимое…

Белая ночная рубашка капитана, вышитая по вороту и обшлагам, возможно, руками его грозной жены, была до ужаса похожа на мантию, он взирал на нас с высоты своей койки, точно с судейского кресла.

— Мистер Браун, — сказал он. — А мое служебное положение? Я возвращаюсь сюда ежемесячно. Неужели вы думаете, что в мои годы компания переведет меня на другое судно, которое ходит другим рейсом? После того, на что вы меня толкаете.

Джонс сказал:

— Простите. Я об этом не подумал, — сказал с мягкостью, неожиданной для капитана, по-моему, не меньше, чем для меня, потому что, когда капитан заговорил снова, он как бы оправдывался:

— Не знаю, есть у вас семья, мистер Джонс, но я человек семейный.

— Нет, — признался Джонс. — У меня никого нет. Ни души. Если не считать, что кое-где оставляешь за собой хвостики. Вы правы, капитан. Мною можно пожертвовать. Надо искать какой-то другой выход. — Он призадумался — мы смотрели на него молча — и вдруг сказал: — Я могу зайцем, если вы закроете на это глаза.

— Тогда я буду вынужден сдать вас полицейским властям по прибытии в Филадельфию. Так ли это вам нужно, мистер Джонс? Мне кажется, что в Филадельфии вас кое о чем захотят порасспросить.

— Ничего серьезного нет. Просто за мной числится небольшой должок.

— Частный?

— По зрелом размышлении это, пожалуй, действительно не совсем то, что мне нужно.

Меня восхищало спокойствие Джонса: будто он сам был судьей и разбирал с двумя экспертами какое-то запутанное дело в суде лорда-канцлера.

— Выбор действий, по-видимому, строго ограничен. — Таков был подведенный им итог.

— Тогда я еще раз советую вам обратиться в британское посольство, — проговорил капитан холодным тоном человека, который знает точные ответы на все вопросы и возражений не ждет.

— Кажется, вы правы. Беда в том, что я не совсем поладил с консулом в Леопольдвиле, а они все одного покроя — только о своей карьере и думают. Сюда, наверно, тоже обо мне донесли. Вот задача-то! Вы в самом деле будете обязаны сдать меня фараонам в Филадельфии?

— Да, обязан.

— Выходит, что в лоб, что по лбу. — Он повернулся ко мне. — А если попробовать какое-нибудь другое посольство, куда на меня ничего не могло поступить?

— На это существуют определенные дипломатические установления, — сказал я. — Чужие посольства не вправе предоставлять иностранцам политическое убежище. Вы у них засели бы надолго, до тех пор, пока здесь не сменится правительство.

Кто-то загромыхал башмаками по трапу. В дверь постучали. Я заметил, что у Джонса перехватило дыхание. Он был не так уж спокоен на самом-то деле.

— Войдите.

Дверь отворил помощник капитана. Он не удивился, увидев нас, как будто присутствие посторонних в капитанской каюте не было для него неожиданностью. Он заговорил с капитаном по-голландски, и капитан задал ему какой-то вопрос. Помощник ответил, глядя на Джонса. Капитан повернулся к нам. Словно отказавшись наконец от надежды провести вечер в обществе Мегрэ {63}, он отложил книгу в сторону. Он сказал:

— У сходен стоит офицер с тремя полицейскими. Они хотят подняться на борт.

Джонс испустил глубокий, сокрушенный вздох. Может быть, в эту минуту «Сагиб-хаус» и восемнадцатая лунка исчезли у него из глаз.

Капитан отдал по-голландски какое-то распоряжение помощнику, и тот вышел из каюты. Капитан сказал:

— Мне надо одеться. — Он со смущенным видом качнулся на краю койки, точь-в-точь немецкая Hausfrau [52], потом тяжело сполз вниз.

— И вы позволите им подняться на борт? — воскликнул Джонс. — Где же ваша гордость? Ведь это территория Голландии!

— Мистер Джонс, я попрошу вас удалиться в уборную и спокойно посидеть там. Этим вы сильно облегчите положение.

Я отворил дверцу в ногах койки и втолкнул туда Джонса. Он подчинился мне с неохотой.

— Я здесь как в ловушке, — сказал он, — точно крыса какая-то. — Но тут же поправился: — То есть кролик, — и улыбнулся мне испуганной улыбкой. Я, как ребенка, усадил его на унитаз.

Капитан натянул брюки и заправил