Собрание сочинений в 6 томах. Том 4 - Грэм Грин

class="p1">— Откровенно говоря, мои воспоминания тоже несколько туманные.

— Тогда скажем: нам хотелось бы иметь такого отца.

— Вот именно, старина. Вы совершенно правы. Пейте свой мартини, пока он еще холодный. Я всегда чувствовал, что у меня и у мистера Смита есть что-то общее. Мы с ним одного поля ягоды.

Я слушал его и удивлялся. Что может быть общего между святым и прохвостом? Джонс бережно закрыл поставец, а потом, взяв тряпочку со стола, начал протирать его с такой же нежностью, с какой миссис Смит поглаживала мужа по голове, и я подумал: не наивность ли сближает их?

— Мне очень неприятна вся эта история с Конкассером, — сказал Джонс. — Я его предупредил: если он еще хоть раз тронет кого-нибудь из моих друзей, пусть их братия на меня больше не рассчитывает.

— Вы с ними поосторожнее. Они опасные.

— Я их не боюсь. Слишком они во мне нуждаются, старина. Вы знаете, что у меня был молодой Филипо?

— Да.

— Подумать только, сколько я мог бы сделать для него! Те, другие, прекрасно это понимают.

— У вас есть «брен» на продажу?

— У меня есть я сам, старина. Это получше всякого «брена». Повстанцам требуется только одно — человек, который кое-что смыслит в таких делах. Вспомните: в ясный день Порт-о-Пренс виден с доминиканской границы.

— Доминиканцы никогда не выступят.

— Можно и без них обойтись. Дайте мне пятьдесят гаитян, прошедших месячное обучение, и Папа Док сядет на самолет и уберется в Кингстон. Зря, что ли, я воевал в Бирме? Я много об этом думал. Изучал карту. Недавние налеты в районе Кап-Аитьена — чистое безумие, разве так их надо было проводить? Мне совершенно ясно, где бы я подготовил отвлекающий маневр и где ударил бы по-настоящему.

— Почему вы не столковались с Филипо?

— Был соблазн, ох, был! Но у меня здесь затеяно одно дельце — такое человеку раз в жизни выпадает. Огребу кучу денег, если только удастся выйти сухим.

— Куда?

— Что куда?

— Куда выйти?

Он весело рассмеялся.

— Куда угодно, старина. Однажды у меня дело было совсем на мази — в Стэнливиле, но там я связался с дикарями, и они настроились на подозрительный лад.

— А тут еще не настроились?

— Тут люди образованные. Образованных всегда можно обвести вокруг пальца.

Пока Джонс наливал в стаканы по второй порции мартини, я прикидывал мысленно, в какие жульнические махинации он мог удариться. Во всяком случае, одно было совершенно очевидно — жилось ему теперь лучше, чем в тюремной камере. Он даже немного пополнел. Я спросил его напрямик:

— Что вы затеваете, Джонс?

— Закладываю основу будущего благосостояния, старина. Почему бы вам не примкнуть ко мне? Операция не затяжная. Я вот-вот ухвачу птичку за хвост, но компаньон меня не обременит. Об этом я и хотел вчера с вами поговорить, а вы не пришли. На кону четверть миллиона долларов. Может, даже больше, если у нас хватит выдержки.

— А что требуется от компаньона?

— Чтобы довести дело до конца, мне надо поездить по разным местам, и хотелось бы оставить здесь на время моего отсутствия надежного человека — пусть бы приглядывал за всем.

— Конкассеру вы не доверяете?

— Я никому из них не доверяю. И не потому, что они цветные. Вы, старина, сами подумайте — четверть миллиона чистой прибыли. Разве можно рисковать? Небольшую сумму придется выложить на расходы — десяти тысяч долларов, думаю, хватит, а остальное мы поделим поровну. Ведь в отеле дела у вас не блестящи? Вы только прикиньте, во что можно будет вложить нашу долю. В Карибском море есть острова, которые только и ждут, когда к ним приложат руки, — пляж, отель, при нем взлетно-посадочная площадка. Вы станете миллионером, старина.

Не иначе как мое иезуитское воспитание вызвало у меня в памяти ту минуту, когда, поднявшись на горную вершину у края пустыни, сатана показывал все царства мира. Не знаю только, действительно ли он мог посулить их или это был всего лишь грандиозный блеф. Я обвел взглядом номер «Креольской виллы», рассчитывая обнаружить здесь царские престолы и свидетельства могущественной власти. В углу стоял проигрыватель, который Джонс, вероятно, купил у Гамита — вряд ли такой стоило везти из Америки на «Медее», аппарат был из дешевых. Рядом с ним — весьма кстати — лежала пластинка Эдит Пиаф «Je ne regrette rien» [49]; других личных вещей я приметил мало — ничего не говорило о том, что ему удалось получить авансом хоть часть богатств за выполнение взятых на себя обязательств — каких обязательств?

— Ну так как же, старина?

— Вы мне не объяснили толком, что от меня требуется.

— Разве я могу посвящать вас в подробности, пока не получу вашего согласия?

— А разве я могу давать согласие, если я ничего не знаю?

Он посмотрел на меня через стол, заваленный картами; счастливый туз пик лежал лицом вверх.

— Все сводится к доверию, так ведь?

— Безусловно.

— Кабы мы с вами, старина, были в одной части во время войны… Там жизнь учила доверять.

Я спросил;

— В каком подразделении вы служили?

И он ответил без запинки:

— Пятый корпус. — Он даже уточнил: — Семьдесят седьмая бригада.

Ответы были в точку. Вернувшись вечером домой, я проверил их по книге о военных действиях в Бирме, которую кто-то из моих гостей оставил в «Трианоне», и все равно мне, с моей подозрительностью, пришло в голову, что эта книга могла оказаться у него, и он почерпнул из нее все нужные сведения. Но я был несправедлив к нему. Он и в самом деле побывал в Импхале {60}.

— Какие надежды вы возлагаете на свой отель?

— Самые мизерные.

— Покупателя на ваш «Трианон», как ни старайтесь, не найдете. В любую минуту вас могут лишить права владения. Скажут, что вы используете недвижимую собственность не так, как надо, и отберут.

— Вполне возможно.

— Тогда что же вас держит, старина? Женщина?

Глаза, наверно, выдали меня.

— Вы, старина, по-моему, вышли из того возраста, когда хранят верность. А подумайте, сколько всего можно сотворить на сто пятьдесят тысяч долларов. (Я заметил, что мое вознаграждение увеличилось.) Можно уехать и подальше Карибского моря. Есть такой остров Бора-Бора, знаете? Площадка для самолетов и небольшая гостиница — вот и все, но со скромным капиталом… А какие там девушки, вы ничего подобного в жизни не видывали — народились от американцев двадцать лет назад. У мамаши Катрин и то нет таких.

— А что вы сами сделаете на свои деньги?

Вот не думал, что карие глазки Джонса, похожие на медяки, могут принять мечтательное выражение, но сейчас его так пробрало, что они подернулись влагой.

— Старина!