Голова сахара. Сербская классическая сатира и юмор - Йован Стерия Попович

а долги записывает на клеенке. Клеенка исписана вдоль и поперек — долги мизерные, зато титулы пышные. Столбиком записано:

«Госпожа Дофина — 2 гроша 10 пара; газда Неца, пильщик, — 3 гроша 20 пара; господин Риста, грузчик, — 4 гроша 30 пара; кум Лаза, цыган, — 1 грош 20 пара; госпожа Цана, супруга музыканта, — 6 грошей; Франц, помощник капельмейстера, — 13 грошей наличными».

Трудится кир Герас и находит в труде радость и утешение, не падает духом, да еще передает через людей Милисаву Пиносавацу, что бесчестно добытые деньги впрок не пойдут, принесут несчастье, что лучше быть бедным плотником, чем богатым мошенником. А Милисав, получив такое приветствие, выгораживает себя перед другими и уверяет, что взял свое! И мало еще взял, если вспомнить, как он служил, а кир Герасу, мол, легко: он и сальными свечами может питаться!

Кир Герас держался стоически; его путеводной звездой и в беде оставались все те же великие древние эллины, которые служили, по его убеждению, образцом и примером для людей, а из бессловесных тварей он ставил в пример человеку трудолюбивого муравья и настойчивого майского жука, которые никогда не отчаиваются и не унывают, а, собираясь с силами, в сотый раз начинают все сначала и, конечно, достигают своей цели…

Так и живет старый Герас, в одиночестве, без друзей, без соседей и знакомых. Люди, правда, тянутся к нему, но он упорно избегает их; спросят его, как он поживает, а он легко и просто избавляется от них, выпроваживая за дверь словами: «Богу виднее», или: «Не дай бог хуже, а так еще терпимо…»

Но и такая жизнь недолго продолжалась! Сыновья давно от него отступились и никогда к нему не заглядывали, но жили они плохо и такое вытворяли, что он согласен был и дальше не видеть их. Правда, в деловых, торговых отношениях они вели себя добропорядочно, с нравственной же стороны ничего не стоили. Оба, вопреки отцовской воле, попирая старинные устои, спутались с неровней: старший с какой-то басурманкой, младший — с певичкой. Казалось бы, одного этого было более чем достаточно для слабых плеч старика. Но жестокая судьба, ополчившаяся на кир Гераса, не удовольствовалась этим, и на него посыпались новые, не менее тяжкие удары… Дошли до него вести об Аристотеле и этой его басурманке. Сказали ему, что он стал дедом, и притом не по порядку — дедом стал раньше, чем свекром! Не успел он оправиться от этого удара, как дошел слух и о младшем сыне. Слух еще более безобразный, еще более позорный. Этот забросил службу и стал кассиром в каком-то кабачке, где выступает его певичка. Сидит у входа за столиком и продает билеты; в разгар представления проверяет у посетителей билеты и скандалит с какими-нибудь любителями даровщинки или со странствующими актерами и указывает на афишу, где ясно было сказано, что входить бесплатно никому не разрешается.

Земляки-греки рассказывали обо всем кир Герасу с убитым видом.

Эти новости совсем доконали кир Гераса. Добили его. Живое воображение рисовало ему будущее еще более мрачным и отвратительным… В один прекрасный день он может услышать, что его сын ходит по канату, глотает огонь или делает еще какие-нибудь фокусы, не менее позорные. И он потерял всякую охоту трудиться. Все ему опротивело — и лавка, и товары, и покупатели, и должники. И он вдруг продал лавку одному из своих земляков. Договорившись обо всем, Герас обнял нового хозяина и посоветовал никому не верить, а в долг давать лишь столько, сколько можно мелом записать на клеенке величиной с ладонь. И после этого еще более уединился. Совсем отгородился от жизни, от людей, без которых вполне мог обойтись, потому что имел все, чтобы дотянуть до смерти, которой искренне желал; никому он не докучал, ни у кого не сидел на шее.

И теперь старый кир Герас живет настоящим отшельником. Он снял себе квартиру в верхнем этаже старого трехэтажного турецкого дома на Ялии. Живет один, сам убирает комнату и застилает кровать, сам себе готовит еду. И утешается тем, что греческий мудрец Диоген не пользовался такими удобствами!..

Кир Герас сидит дома в четырех стенах или один бродит по улицам, не заходит ни к кому, кажется, даже никого не замечает, а если кто окликнет его, он испуганно оглянется и рассеянно ответит на приветствие. Ходит, заложив руки за спину, всегда шепчет про себя и смотрит под ноги. Всегда будто что-то ищет, словно потерял дукат. К нему сбегаются дети и, выстроившись сзади, шагают за ним, так же согнувшись и уставившись в землю, — тоже ищут. Долго сопровождают его таким образом, а он и не замечает. Заметив же, набрасывается на них. Разгоняет ребятишек, спрашивает, зачем пристали. А те отвечают, что ищут дукат, который он потерял, и, подняв что-нибудь с земли, допытываются, не его ли эта вещь. Тогда он злится, размахивает руками, топает ногами, ругает их по-гречески и по-сербски, гонит прочь. Дети разбегаются и издали кричат, показывая на кучу лошадиного навоза: «Дяденька, вон они, золотые!»

А он, уже не оборачиваясь, продолжает свой путь, смотрит в землю и поднимает все, что увидит. Подбирает и тащит домой какие-нибудь старые ботинки с дырявыми подметками и широко раскрытыми носками, похожие не на обувь, а скорее на какую-то диковинную морскую рыбу, разинувшую рот; подбирает выброшенную домашнюю туфлю, которая, собственно, уже и не туфля; поднимает пустую спичечную коробку, цветную обертку от папиросной бумаги, банку из-под сардин — все, что когда-то чего-то стоило, тащит домой и складывает в кучу в надежде, что все это когда-нибудь кому-то пригодится. Иногда, запершись в комнате, он долго перебирает подобранные вещи, размышляя о том, кому они принадлежали, — вот эта старая поварешка, эта рваная женская туфля или кружевная перчатка без пальцев; кто брился этой бритвой, футляр от которой он держит сейчас в руках, какая дама носила зонт, остов от которого лежал перед ним, и сколько он стоил, и легко ли было мужу покупать всякую всячину для своей жены. Он все перебирает, рассматривает, раскладывает и сверяет с инвентарным списком — все ли в него внесено.

По воскресеньям кир Герас обычно с утра отправляется в церковь, чаще всего в Ружицу, становится около большого подсвечника и молится богу, следя за свечами, чтобы не искривилась какая, не стала коптить, поправляет их и продолжает шептать молитву. После обедни усаживается на стульчике перед домом, рядом с кучей камней и, перебирая четки, отгоняет собачонок, но с кошками по-прежнему ласков и теперь еще держит в доме кота. Пройдет какой-нибудь