В битве с исходом сомнительным - Стейнбек Джон Эрнст

– Но это же ничего не значит, – сказал он. – Чего тут стесняться! Главное было помочь.

– Я знаю. – На одну секунду глаза вынырнули из-под платка. – Но мне неловко.

– Забудь об этом, – махнул рукой Джим. – Как ребенок?

– Хорошо.

– Молоко есть?

– Ага. – И тут же, залившись краской, она выпалила: – Мне нравится кормить.

– Конечно, нравится.

– Нравится, потому что… это приятно. – Она спрятала лицо. – Не должна я была говорить тебе такое!

– Почему же?

– Не знаю, но чувствую – не должна. Это ведь… неприлично, правда же? Ты никому не расскажешь?

– Конечно, не расскажу. – Джим отвел глаза и выглянул из низкой щели наружу. Над землей навис туман. По скату палатки, как бусинки, скользили дождевые капли. Он продолжал глядеть в сторону, инстинктивно чувствуя, что Лайзе хочется смотреть на него, но делать это она может, только если он отвернется.

Взгляд девушки скользил по его лицу в профиль, против света казавшемуся темным. Ее внимание привлек бугор забинтованного плеча.

– Что у тебя с рукой? – спросила она.

Он повернулся к ней, и на этот раз взгляды их встретились.

– Вчера в меня выстрелили.

– О-о… Больно?

– Немножко.

– Выстрелили? Ни с того ни с сего? Взял парень какой-то и выстрелил?

– Драка была со скэбами. Один из хозяев и пустил в меня пулю.

– Ты дрался? Ты?

– Ну конечно.

Широко раскрыв глаза, она как зачарованная уставилась на него.

– Но оружия у тебя не было, правда же?

– Не было.

Она вздохнула.

– Кто был тот парень, что приходил в палатку вчера вечером?

– Тот юноша? Это Дик. Мой товарищ.

– На вид приятный парень, – заметила она.

Джим улыбнулся.

– Конечно. И даже очень.

– Вроде бы веселый, – продолжала она. – Джоуи, это муженек мой, не любит таких. А мне он понравился, приятный парень.

Встав на колени, Джим собирался выползти из палатки.

– Ты завтракала?

– Джоуи пошел мне завтрак принести. – Она глядела теперь смелее. – Ты на похороны пойдешь?

– Конечно.

– А я не смогу. Джоуи сказал, чтобы не ходила.

– Уж слишком погода сырая, жуткая. – Джим выполз из палатки. – Пока, детка. Береги себя.

– П-пока. – И после паузы: – Ты никому не расскажешь, правда?

– О чем не расскажу? Ах да, о ребенке! Не расскажу, конечно.

– Знаешь, – объяснила она. – Ты видел меня такой… Вот у меня и вырвалось. Не знаю почему.

– А я тем более не знаю. Ну, бывай, детка.

Он выпрямился и пошел прочь. В тумане двигались редкие фигуры. Большинство забастовщиков уже съели свою баланду и разбрелись по палаткам. Печной дымок вился низко над землей. Поднялся ветер, и дождевая морось летела теперь вкось, стелясь под углом. Проходя мимо палатки Лондона и заглянув туда, Джим увидел группу людей, столпившихся возле гроба. Взгляды всех были направлены вниз, на гроб. Джим хотел было присоединиться к ним, но опомнился и пошел дальше, к белой палатке лазарета. Внутри царила удивительная чистота – ничего лишнего: медицинские инструменты, бинты, бутылочки йода, большой флакон с нюхательной солью, саквояж доктора в безукоризненном порядке были разложены на ящике.

Старый Дэн полулежал на койке, а возле него на полу стояли бутылка с широким горлом в качестве утки и допотопный горшок в качестве судна. Борода у старика выросла и казалась еще жестче и клочковатее, а щеки ввалились сильнее. Глаза поблескивали диковатым блеском.

– Так, – проворчал Дэн. – Пришел наконец! Все вы такие, из молодых да ранние. Выжмете из человека все, что вам требуется, а после бросите его!

– Как чувствуешь себя, Дэн? – миролюбиво осведомился Джим.

– Всем наплевать, как я себя чувствую. Вот доктор – хороший человек, единственный хороший человек во всей этой вашей вшивой компании.

Джим пододвинул к себе ящик из-под яблок, сел.

– Не кипятись, Дэн. Видишь, мне тоже несладко – пулю в плечо получил.

– Поделом тебе, – хмуро ответил Дэн. – Вы, молокососы паршивые, не умеете себя беречь. Вот и достается вам по-крупному.

Джим промолчал.

– Уйди ты отсюда, Христа ради! Дай полежать спокойно! – выкрикнул Дэн. – Вы только и болтаете, что о забастовке, больше ни о чем. А с чего все пошло, кто забастовку начал? Вы? Нет, черт подери! Это я ее начал! Думаешь, мне невдомек? Я начал ее тем, что бедро сломал! А вы после всего бросили меня здесь одного.

– Мы помним об этом, Дэн. Все помнят.

– Так почему молчат об этом? Превратили меня в какого-то младенца недоделанного. – Он гневно взмахнул рукой и поморщился от боли. – Вам на меня наплевать!

– Это не так, Дэн, – насилу прервал его страстную речь Джим. – Мы собираемся тебя на грузовике на похороны отвезти. Ты впереди колонны поедешь, во главе всей процессии.

Дэн даже рот разинул, обнажив беличьи зубы. Руки медленно опустились, упали на постель.

– Правда? – переспросил он. – На грузовике?

– Так главный сказал. Сказал, что ты лидер и должен там быть.

Лицо у Дэна посуровело. Он поджал губы с выражением строгим и воинственным.

– Это справедливо, черт возьми. Он должен был так поступить, и он это знает. – Взгляд у Дэна вдруг смягчился, став по-детски беззащитным. – Я буду во главе, – негромко произнес он. – Сотни лет рабочему люду не хватало именно главаря, лидера, вождя. Я поведу народ к свету. Все, что от них потребуется, это делать, что я им велю. Я скажу им: «Вы, парни, делайте вот так», – и они станут так делать. А когда я скажу: «Вы, лентяи безмозглые, убирайтесь прочь», – ей-богу, они послушно уберутся прочь, потому что я не потерплю рядом с собой безмозглых лентяев. Я прикажу им, и они наперегонки бросятся выполнять приказ. – Дэн вдруг улыбнулся мягко и ласково. – Бедолаги несчастные, – сказал он. – Им никто и никогда не говорил, что надо делать! Никогда у них не было главаря!

– Верно, – поддакнул Джим.

– Ну, теперь-то вы увидите перемены! – воскликнул Дэн. – Ты передай им, что я так сказал. Передай, что я работаю над планом. Вот встану через день-другой… Передай им, пусть потерпят, пока не встану и не займу место главаря!

– Передам, передам, конечно, – заверил его Джим.

В палатку вошел доктор Бертон.

– Доброе утро, Дэн. Привет, Джим. Дэн, а где тот парень, которому я велел за тобой ухаживать?

– Ушел, – грустно отвечал Дэн. – Пошел принести мне завтрак да так и не вернулся.

– Хочешь судно, Дэн?

– Нет.

– А клизму он тебе сделал?

– Нет.

– Я сменю тебе медбрата, Дэн.

– Послушай, док, этот вот молокосос говорит, что я на грузовике на похороны поеду.

– Это правда, Дэн. Поедешь, если захочешь.

Дэн с улыбкой откинулся на подушку.

– Наконец-то хоть кто-то ко мне внимание проявил, – сказал он с явным удовольствием в голосе.

Джим поднялся со своего ящика.

– Ну, до скорого, Дэн.

Бертон вышел вместе с ним.

– Он что, совсем с катушек слетел, док?

– Нет. Просто старый он. Пережил шок. Кости плохо срастаются.

– Но несет он такое, словно с ума сошел.

– Видишь ли, парень, которого я поставил смотреть за ним, не выполнял своих обязанностей. Дэну клизма требуется. Запор может в некоторых случаях повлиять на мозговую деятельность. Но вообще это просто старость, Джим. И ты доставил ему огромную радость.

– Думаешь, он и правда поедет на похороны?

– Нет. Трястись на грузовике было бы для него слишком болезненно. Нам придется каким-то образом замять этот вопрос. Как твоя рука?

– Я и забыл о ней.

– Чудно. Старайся ее не застудить. Если не побережешься, могут быть большие неприятности. Парни туалеты совсем запустили, грязь там жуткая и дезинфицирующий раствор закончился. Необходимо достать карболки, хоть что-нибудь достать…

Он поспешил прочь, что-то бормоча себе под нос.

Джим огляделся, ища, с кем бы ему поговорить. Те, кого он видел, торопливо перебегали под моросящим дождем из палатки в палатку. Грязь в проходах скопилась непролазная – черная, густая. Неподалеку стояла вместительная палатка. Из палатки доносились голоса, и Джим направился туда.