Луи-Фердинанд Селин - Феерия для другого раза II (Норманс)

Он что, с Луны свалился? он что-то спрашивает… и тут же: бах! он наносит мне удар кулаком в спину!.. переворачивает меня!.. два удара в живот! уж он-то знает, как меня оживить!.. только что он меня пытался задушить, теперь, чего доброго, раздавит на хрен! и в то же время он умоляет меня…

– Доктор! доктор!

– Лили! Лили!

Я больше не кричу!.. я попискиваю… всхлипываю… «буах!»… удар! голова гудит! Да еще Норманс к ним присоединился! «Давайте! Давайте!» они ему помогают! бум-пум! яростно!.. десять… двенадцать?… пятнадцать? они все вместе лупят меня ногами!.. вляф! вляф! я отползаю к краю трещины… залег между стеной и провалом…

– Спасите ее, доктор! Спасите ее!..

Они страшно озабочены… чтобы я вернулся к больной!..

– Спасите ее, доктор! Спасите!

И град ударов ногами!.. как они меня дубасят! а потом кулаками! они связывают меня! не только руки! скрутили меня, повязали!.. меня, свалившегося на кабину лифта… я говорю себе: «с меня хватит! я уже все свое получил!»*[145] они думают иначе… привет! они меня извалтузили по высшему разряду! двенадцать на одного! да! точно! как они меня лупили, размазывали по стенке, они готовы были разодрать меня в клочья…

– Подумайте только, мадам, какой подлец!

Я слышал их разговоры… та, что поближе… она громче всех орала!.. «Трус! Трус!»… одна из девиц с 8-го.

Какая все-таки свинья этот доктор!

Еще кто-то… другой голос… может, Перикола?… тарарам на улице, громы и молнии в небесах, настоящие атмосферные вихри, к тому же взрывы на проспекте, я бы промолчал., но как же они меня отдубасили, избили, измочалили!.. голоса, их много?… теперь все кричат!.. этот ор!.. зверинец!.. правда, все!.. на меня! лежащего на полу!.. бум! удар в бок! за то, что у меня нет шприца! бах! нет иглы!.. а они, где лекарство?… они, они ничего не смогли! а я им должен все! все! я должен!.. они не могли ввалиться к Зевсихе? выломать дверь? напротив? там! другая дверь!.. а на меня можно! на меня можно напасть исподтишка! меньше рискуешь! ослы, безмозглые тупицы!

Дом качается… а они мотают меня по краю бездны…

– Лекарство! лекарство!

Я потихоньку перевожу дыхание… выкрикиваю им все, что я думаю…

– Лекарство! лекарство! сволочи!

Правда! они бросаются к двери, давка, куча мала! вот он, момент истины! болтанка поутихла… они все-таки ломают эту дверь! на нее нужно навалиться вдесятером… вдвенадцатером!

– Ваш рассказ бессвязен!..

Я слышу… я вас слушаю… я рассказывал вам о Рудольфе… Мими… я их тогда внезапно увидел… возле окна… и сейчас опять вижу!.. я их снова вижу!.. ладу и складу!.. что они делают возле окна? они живут на втором этаже… как они спустились? как оказались на тротуаре? я не знаю… я еще не раз вспомню этих двоих: Рудольфа и Мими… ужасно, что я забыл!.. я вам не рассказал еще о сотой… о тысячной бомбежке! но вы ничего не потеряли, погодите! я приду к вам чуть позднее! ладу и складу! вы бы слышали эти бумы! вас, думаю, они бы тоже опьянили!.. пьяный?… пьяный?… да я вообще ни капли в рот не беру!

– Выслушайте ее, осмотрите, доктор! выслушайте ее!

Ах, выслушать! выслушать! Рудольф и Мими настаивают, приказывают мне! оба!.. вы бы их видели, я вам подробно опишу, они в костюмах из «Богемы»… великолепной «Богемы»!.. откуда они свалились?… «Вот в чем вопрос…»*[146] я не видел, как они спускались, «они репетировали» у себя… Да! да!.. я-то знаю… они репетировали музыкальную сцену… сейчас я не сомневаюсь, это были они, там… а как расфуфырились!.. он в одежке той эпохи!.. и парик буклями!.. она в образе юной Мими, блондиночка! шалунья… однако легко может сойти за мою мать, по возрасту, конечно… я лечил ее!.. климакс, приливы и все такое… консультировал по поводу фибромы… вдруг внезапно помолодевшая!.. талант!.. призвание!.. почему меня это ужасает?… я не знаю… но это ужасно!.. она ужасно помолодела!.. неправдоподобно! гормоны, без сомнения? гормонотерапия – это от лукавого!.. они все время стояли здесь, оба… а не комоды!

– Спасите ее, доктор! спасите ее!

Мими наклоняется… ближе… ближе… к моему уху…

– Спасите ее, доктор! Я люблю вас!

И плюх!.. пощечина! она выпрямляется, что-то бормочет!.. рычит! «гроооо!..» это что, кокетство? нет? я думаю, что бури, бушующие безостановочно, могут всех довести до белого каления… нервы натянуты до предела! а еще жажда… я изнываю от жажды!.. а тот, там, на мельнице, больше всех страдает без воды!.. убийца! он в ответе за все!.. или почти за все! калека-на-вышке! я обвиняю его чуть ли не на протяжении всего повествования… вы скажете, потеряв всякий стыд и совесть… Безбожно? да, черт возьми! но однажды это станет нашей историей! эту бомбежку будут изучать в школе! вам зададут вопрос на выпускном экзамене, и если вы чуть-чуть замешкаетесь! вам не сдобровать! ее запечатлеют в камне!..

– Да, так кто разрушил Париж, мировую столицу блядей всех мастей?

– Жюль!

– Браво! – воскликнет комиссия! – Немедленно принять! Высокочтимый Кандидат! Кобелер Почетного Балахона! Выше голову! Оторвитесь от земли! Профессор! и Реклама! Орел! Летите!

И вот после шестидесяти лет страданий, смокинг и галстук и Туазон! лобызания, табу, миллиарды, лавровые венки! если вы удостоитесь чести попасть в Стокгольм,*[147] вас будут трахать короли! а может, даже кто и поважней!..

И придет за вами смерть… и вас похоронят… произнесут прощальные речи… и наступит очередь вашего сына:

– Кто приказал разрушить Париж?

– Жюль-капитанский-Мостик! и никто другой!.. Черт его подери!

Потом внук! и правнук!.. вот так и сохраняется история нации, традиции и музыка… через экзамены!..

Я пережил эти события лично! какие характеры!.. вам только нужно поднять глаза… Ба-бах! поглядите! пробка на пробке! посмотрите на проспект!.. проезжая часть затоплена… лава! синяя! зеленая! сиреневая! потоки! корыта! качаются! на волнах! колышутся!.. все это сталкивается! перетекает! из одного ручья в другой!.. дома больше не тянутся к небу!.. да-да! вы могли бы подумать… нет! нет! они больше не тянутся к небу… они раздуваются… оседают… они напоминают шары… особенно дворец Ламбреказа…*[148] ах, этот маленький дворец… шестнадцатый дом по проспекту… розовый мрамор, каррарский, с голубыми прожилками… орнамент, если честно, так себе… он раздувается, раздается розовым… загорается… затем желтым… но не валится!.. не качается больше! держится… между мастерской Фремона и монмартрским Гаражом…*[149] как он трогательно заботился о своем доме, Ламбреказ! прошу прощения!.. это не безделица… не какой-нибудь завалящий коврик! не сомнительная «персидская» подстилка… и так во всем!.. я знаю, о чем говорю… я чую подделку с двадцати пяти метров… я воспитан на настоящих шедеврах… во времена моей бабушки подделки воняли, теперь они «не пахнут»!.. если б они воняли, пришлось бы закрыть все музеи!..

Сам Ламбреказ – воплощение утонченности, прелестный друг, благородный, чувствительный, но вы бы его вывели из себя нечищеными ботинками… я тоже чувствовал себя скованно, бывая у него… я видел, что оставляю повсюду следы от обуви!.. я лечил его мать,*[150] он очень хорошо ко мне относился, но каждый раз я выходил от него на ватных подкашивающихся ногах… вывихнутые пальцы ног!.. от бесплодных попыток удержать равновесие, идя на цыпочках! из одной комнаты в другую… от одной «Смирны» к другой… я внимательно относился к его матери… они были мне благодарны… когда она умерла, я отсутствовал… ах, я немного отклонился от темы… ну, не так уж далеко!.. я повторяюсь: дворец под номером «16» больше не взлетает, только слегка раздувается… даже! неужели!.. качается, ходуном ходит, вырывается! он меня удивляет! ах! и приподымается! черт возьми! все-таки! я с ума сойду… он двигается!.. он уже на Курнёв!.. я знаю «Курнёв»! дворец собирается лететь в дыру, прямо в небо… так! он нацеливается… кружится… лавирует между самолетами… прожекторами… зависает над мельницей!.. ах!.. и вот он! между домами 12 и 15… снижается… точно приземляется на свое место… сотрясается… успокаивается!.. подбирается!.. будто сдувается!.. уменьшился! похудел!.. а его фасад красуется в облаках!.. великолепный фронтон, на гербе – Единорог и Пантера!.. должно быть, Ламбреказ опечалился!.. герб – его визитная карточка, так сказать… Единорог и Пантера!.. известный всей Европе! лучший гравер Европы и «гебраист»… ну и? я подумал об этом, увидев спускающийся, ставший совсем маленьким дворец!.. я думал об этом… думал… ползая… на брюхе… Плюх! плюх!.. две затрещины!.. моя голова! точно!.. это Рудольф, не привык видеть меня таким дохлым… а, пусть катится к черту!.. Плюх! и плюх! еще!

– Кретин! это Жюль! слепой идиот!

Он меня выводит! как он меня достал, этот бардак!

– Он бросил умирать бедную мадам Норманс!