Пэлем Вудхауз - Что-нибудь эдакое. Летняя гроза. Задохнуться можно. Дядя Фред весенней порой (сборник)

— Здрасс, мистер Фиш, — сказал Бетфорд.

— Здрасс, — ответил Ронни.

Они обменялись мнениями о погоде, а потом привратник произнес роковые слова:

— Мисс Браун ушла в ресторан, к какому-то Марио.

Он рассказал все — как звонил мистер Кармоди, как он случайно услышал…

— «Марио»? — уточнил Ронни. — Спасибо, Бетфорд. «Марио», а? Ясно.

Итон и Кембридж хорошо тренируют своих сынов. Привратник ничего не понял. Не ведая о том, что участвует в новом «Отелло», он вернулся к котлетам с картошкой, а Ронни, дрожа с головы до ног, направился к ресторану.

Шекспир был прав, когда сравнил ревность с зеленоглазым чудищем[33]. Входя к «Марио», Ронни ощущал сперва жару, потом холод, и швейцар, напомнивший ему о вечернем костюме, шел на риск — страховая компания поджала бы губы.

К счастью, Ронни ничего не слышал. Он вглядывался в зал.

— На балконе много места, сэр, — подсказал служитель, все еще играя с огнем.

На сей раз Ронни что-то расслышал, но не понял, а тут черные фраки и яркие платья заслонили от него столики. Он кинулся в толпу, наступая мужчинам на ноги, распугивая женщин.

Казалось бы, дальше некуда — но, обнаружив Сью, он понял, что это не так. С ней был не Хьюго, с ней был отвратительный субъект, по-видимому, взбивший волосы. Тут у Ронни в мозгу лопнула какая-то пружина.

Официант, проходя мимо с подносом, заметил, что обычный костюм — это балкон.

— Там очень много места, сэр, — прибавил он со всей приветливостью.

Ронни добрался до стола. Пилбем говорил в это время о тех цветах. Вероятно, чтобы на него не смотреть, Сью отвела взор. От того, что она увидела, совесть мгновенно очнулась. Мало того — она стала живее, чем прежде.

— Ронни! — вскричала Сью.

Она вскочила. Поднялся и Пилбем. Официант с подносом напомнил Ронни про костюмы и балкон.

Ронни молчал. Было бы лучше, если бы молчала и Сью; но она сказала:

— Мистер Фиш, мистер Пилбем.

Только звонок перед матчем тяжеловесов принес бы такие плоды. Тело, одетое фланелью, пронзила судорога. Пилбем? Хьюго и то достаточно, но какой-то Пилбем! Нет, тот самый, с цветами. За столиком! Ну, знаете!

Кулаки сжались сами собой. Итон куда-то делся, равно как и Кембридж. Ронни вдохнул воздух так громко, что человек за соседним столиком ткнул вилкой не в мусс из цыпленка, а в свой подбородок. Официант, решивший, что у Ронни неладно со слухом, сообщил погромче насчет вечерних костюмов и утешил, прибавив, что можно пойти на балкон.

Он и спас Перси Пилбема. Комар отвлекает тигра; так и здесь. Ронни чувствовал, что кто-то жужжит над ухом, когда надо заняться другим делом. Со всей широтой своей натуры он ткнул его локтем в жилетку. Раздался треск, заглушивший все усилия Леопольда. Человек за соседним столиком с огорчением заметил, что теперь еще пошел стеклянный дождь. Остальное вполне охватит слово «скандал».

Ронни и команда «Марио» представляли разные школы мысли. Для Ронни что-то значил только Пилбем, мерзавец из мерзавцев, и он собрал все силы, чтобы пробиться к столику. Для команды были важнее разбитые бокалы. Официант поднялся, они — нет, и вряд ли хоть один из них остался целым. Метрдотель, подобный богу в «Илиаде», спустившемуся с облака, пытался объяснить это Ронни; ему помогали словом и жестом официант А и официант Б.

Ронни не привлекал отвлеченный диспут. Он пнул в жилетку метрдотеля, официанта А — в бок, к официанту Б только прицелился, но тут подошло подкрепление. Со всех концов зала к нему устремились официанты В, Г, Д, Е, Ж и З, не говоря о прочих. Пилбем исчез за их толщей, и Ронни был так занят, что этого не заметил. Он достиг того состояния, которое любили викинги, называвшие разъяренного воина «берсерк», тогда как малайцы — «амок».

Многого хотел Роналд Фиш за свою жизнь. В детстве он мечтал стать машинистом. В отрочестве предпочел поприще игрока в крикет. В молодости пытался наладить ночной клуб. Сейчас, на двадцать шестом году, все это было забыто. Он хотел одного: сокрушать официантов. Чем и занялся.

Время ускорило свой бег. Официант В, неосмотрительно схвативший его за рукав, отскочил, прижимая руку к правому глазу. Официант Г, человек семейный, благоразумно отошел, что-то говоря по-итальянски. А вот официант Д умело двинул Ронни подносом, на котором стоял omelette aux champignons[34], и, когда боец пошатнулся, вперед вышел человек в униформе, почти полностью скрытый усами. Каждый, кого выбрасывал швейцар, помнит, что это такое.

Данный швейцар, долго служивший в армии, отличался деревянным лицом и мускулами кузнеца. Человек дела, а не слов, он молча вошел в сердце вихря и, когда Ронни схватился за стул, чтобы сподручнее было драться, ударил его в нос. Сказал он при этом: «Хо!», после чего обнял Ронни и отнес к дверям, в которые входил высокий, широкий, неспешный полисмен.

4

Через несколько минут Хьюго Кармоди поднялся на второй этаж и с интересом увидел, что одни официанты массируют себе руки и ноги, другие — поднимают столики, а джаз играет как-то тихо, словно очень перепугался.

— Эй! — сказал Хьюго. — Что случилось?

Сью затравленно смотрела на него.

— Уведи меня домой, — сказала она.

Хьюго удивился:

— Домой? Так рано?

— Хьюго, пожалуйста!

— Что ж, дело твое, — согласился он. — Сейчас заплачу, и пошли. По дороге расскажешь, что тут у вас стряслось. Нет-нет! — сказал он, гордясь своей проницательностью. — Что-то стряслось, я вижу!

Глава V

Телефонный звонок

Закон Британии неумолим. Побуждения ему не важны; дела — вот его арена. Разбитая любовь не искупает разбитых бокалов, раненое сердце — раненых пальцев. Представ наутро перед судьей по обвинению в бесчинствах, равно как и в сопротивлении полисмену П. Дж. Мергатройду, находившемуся при исполнении служебных обязанностей, Роналд Фиш смирился. Он не воззвал к небу, потрясая кулаками, ибо опыт, дорого оплаченный в студенческие дни, научил его: если ты попал в клещи закона, называй фальшивое имя и полагайся на судьбу.

Поэтому незадолго до полудня Эдвин Джонс (вилла «Настурция», Криплвуд), обедневший на пять фунтов, ехал в такси со своим другом по фамилии Кармоди, чтобы склеить разбитое сердце и начать новую жизнь.

Джонс молчал, Кармоди был оживлен.

— Красота! — говорил он. — Я на него смотрел и думал: «Четырнадцать суток». И что же? Ты на свободе, в газетах — ни слова. Победа!

— Плевал я на газеты, — сказал Ронни.

— Ну-ну! А славное имя Фишей?

— Что мне до него?

Хьюго огорчился. Такая мрачность, думал он, недостойна виллы «Настурция».

— Чего ты разохался? Все в порядке. Что случилось, в конце концов? Бедная маленькая Сью…

— Какая она тебе «маленькая»!

— Искомая особа, — поправил себя Хью, — пошла танцевать. Ну и что? Что, я тебя спрашиваю? Что тут плохого?

— Она мне клялась!

— Ну можно ли принимать это всерьез? Где твой разум?

— И с таким слизняком!

Хьюго откашлялся. Он немного смутился. Не хотелось бы затрагивать эту сторону дела, но выбора не было.

— Вообще-то, старик, — сказал он, — она была со мной. Со мной! Все равно что с братом.

— Не верю, — сказал Ронни.

— Ну, прямо!

— Не крути. Она была с Пилбемом.

— Со мной. Это я ее повел.

— Все может быть. А сидела она с ним.

— Ничего подобного!

— Что я, слепой? Хватит, надоело. Недели не прошло, — голос его задрожал, — и все, измена. Что ж, так мне и надо, дураку.

Машина остановилась, Ронни вышел и странно вскрикнул.

— Нет, нет, нет, — сказал Хьюго, полагавший, что человек, лишившийся пяти фунтов, платить не должен. Он вынул деньги, наклонился к шоферу, а обернувшись снова, с удивлением увидел вместо Ронни его невесту Сью.

— Привет! — сказал он.

— Он ушел, — сказала она.

— Ушел?

— Да. Увидел и кинулся за угол. Он… — голос ее сорвался, — не сказал мне ни слова.

— Откуда ты взялась? — спросил Хьюго.

— Я решила, что вы приедете сюда, и… и… и…

Хьюго переполошился. Он знал наверняка, что она заплачет, а женских слез не любил, особенно на улице. Нелегко забыть, как некую Ивонну схватил радикулит на Пиккадилли, и старая дама заметила, что все зло — от таких негодяев, как он.

— Пошли в кафе, — сказал он. — Выпей там что-нибудь, съешь булочку. — Он быстро провел ее к пустому столику. — Это все я виноват.

— Нет, я!

— Если бы я тебя не пригласил…

— Не в том дело. Ронни посердился бы и отошел. Но этот Пилбем… Я сказала, что мы не знакомы. Так и есть.

— Да, Ронни мне говорил.

— А что он точно сказал?

— Ругал Пилбема. Я пытался ему втолковать, что встретились вы случайно, ты пришла со мной, но куда там! Знаешь, старушка, плюнь. Время — лучший целитель.