Собрание сочинений в 6 томах. Том 4 - Грэм Грин

— Ты очень молчалив, Генри, — произнесла тетушка.

— Мне есть над чем подумать.

— Тебя совершенно очаровала эта несчастная замухрышка, — упрекнула меня тетя.

— Меня растрогала встреча с той, которая любила моего отца.

— Его любили многие женщины.

— Я имею в виду — любила его по-настоящему.

— Это сентиментальное существо? Да она не знает, что такое любить.

— А вы знаете? — Я дал волю своему гневу.

— Думаю, у меня больше опыта в этом отношении, чем у тебя, — невозмутимо, с рассчитанной жестокостью отпарировала тетя Августа.

Мне нечего было возразить: я даже не ответил на последнее письмо мисс Кин. Тетушка сидела напротив меня за своей тарелкой с удовлетворенным видом. Прежде чем приняться за камбалу, она съела полагавшиеся к ней креветки — одну за другой, ей нравилось каждое блюдо в отдельности, и она никуда не спешила.

Возможно, она и в самом деле имела право презирать мисс Патерсон. Я подумал о Карране, мсье Дамбрёзе, мистере Висконти — они жили в моем воображении, будучи сотворены и поселены там ею; даже бедный дядя Джо, ползущий к уборной. Она была животворной личностью. К жизни пробудилась даже мисс Патерсон под действием жестоких тетушкиных вопросов. Заговори вдруг тетушка с кем-нибудь обо мне, и легко вообразить, какой вышел бы рассказ из моих георгинов, из моих нелепых нежных чувств к Тули и моего беспорочного прошлого, — даже я ожил бы до какой-то степени, и нарисованный ею образ, несомненно, был бы куда ярче меня подлинного. Бессмысленно было сетовать на тетушкину жестокость. В одной книге про Чарлза Диккенса я прочитал, что автор не должен испытывать привязанности к своим персонажам, он должен обращаться с ними без всякой жалости. В основе акта созидания, оказывается, всегда лежит крайний эгоизм. Поэтому-то жена и любовница Диккенса должны были страдать для того, чтобы он мог создавать свои романы и наживать состояние. Состояние банковского служащего хотя бы не в такой мере запятнано себялюбием. Моя профессия не принадлежит к числу разрушительных. Банковский управляющий не оставляет позади себя шлейфа из страдальцев. Где-то теперь Карран? И цел ли Вордсворт?

— Рассказывала я тебе, — вдруг спросила тетушка, — про человека по имени Чарлз Поттифер? Он на свой лад цеплялся за мертвеца с той же страстью, что и твоя мисс Патерсон. Только в его случае мертвецом был он сам.

— Только не сегодня, — взмолился я. — На сегодня хватит истории смерти моего отца.

— И она неплохо ее рассказала, — снисходительно одобрила тетушка. — Хотя на ее месте я бы рассказала ее во сто крат лучше. Но я тебя предупреждаю: когда-нибудь ты пожалеешь, что отказался выслушать мою историю.

— Какую? — спросил я, думая по-прежнему об отце.

— Историю Чарлза Поттифера, разумеется.

— В другой раз, тетушка Августа.

— Напрасно ты так самонадеянно веришь в наличие другого раза, — возразила тетушка и так громко потребовала счет, что собака у стойки залаяла.

Глава 19

Тетушка не вернулась вместе со мной в Англию паромом, как я ожидал. За завтраком она объявила, что едет поездом в Париж.

— Я должна уладить кое-какие дела, — объяснила она; я вспомнил ее зловещее предупреждение накануне вечером и заключил — ошибочно, как выяснилось потом, — что ее посетило предчувствие смерти.

— А меня вы не приглашаете с собой?

— Нет, — отрезала она. — Судя по тому, как ты вчера со мной разговаривал, тебе на какое-то время надо от меня отдохнуть.

Ее явно оскорбил мой отказ выслушать историю про Чарлза Поттифера.

Я посадил ее в поезд, и на прощание она запечатлела на моей щеке наипрохладнейший из поцелуев.

— Я не хотел вас обидеть, тетя Августа, — сказал я.

— Ты больше похож на отца, чем на мать. Он считал, что, помимо написанного на страницах Вальтера Скотта, ничто больше не представляет интереса.

— А моя мать? — быстро спросил я в надежде, что наконец получу ключ к загадке.

— Она тщетно пыталась прочесть «Роб Роя». Она нежно любила твоего отца и хотела угодить ему, но «Роб Рой» был свыше ее сил.

— Почему она не вышла за него замуж?

— У нее не было предрасположения к жизни в Хайгейте. Не купишь ли мне «Фигаро», пока ты не ушел?

После того как я сходил в киоск, она дала мне ключи от своей квартиры.

— Если я задержусь, — сказала она, — может быть, я попрошу тебя что-нибудь прислать или просто загляни проверить, все ли в порядке. Я напишу хозяину и скажу, что ключи у тебя.

Я вернулся в Лондон паромом. Еще два дня назад я любовался из окна поезда на золотистую Англию, расстилавшуюся вдоль полотна, но сейчас картина резко переменилась: Англия теперь лежала за окном сырая, промозглая, серая, как кладбищенский двор, поезд под проливным дождем медленно тащился из Дувра к Чаринг-Кросс. Одно окно не закрывалось до конца, и в купе около стенки набралась лужица. В углу напротив меня беспрерывно чихала какая-то женщина, а я пытался читать «Дейли телеграф». Нависла угроза забастовки машиностроительных предприятий, приостановили работу мойщики на какой-то ведущей фабрике, выпускающей стеклоочистители. Машины на всех заводах, принадлежащих «Бритиш мотор корпорейшн», стояли на конвейере без «дворников». Экспортные цены падали, фунт тоже.

Наконец я перешел, пропустив судебные новости, к сообщениям о смерти, но в этой колонке ничего интересного не оказалось. Гвоздем этой жалкой программы был некто сэр Освальд Ньюмен, умерший в возрасте 72 лет. Он был главным арбитром во всех строительных дебатах в пятидесятые годы, уже после того, как ушел в отставку из министерства общественных работ, где занимал пост непременного секретаря. В 1928 году он женился на Розе Эркерт и имел от нее троих сыновей, она пережила его. Старший сын теперь был секретарем Международной федерации термоэлементов и кавалером ордена Британской империи. Я подумал о моем отце, который прошептал: «Долли! Куколка моя!» — и умер на полу гостиницы в Верхнем городе, не успев встретиться с сэром Освальдом Ньюменом на строительных дебатах, которые, впрочем, может быть, отца вовсе и не касались.

Отец всегда был в хороших отношениях со своими рабочими — так говорила мне матушка. Лень и добродушие часто сопутствуют друг другу. Он не скупился на рождественские премии и никогда не чувствовал охоты спорить из-за грошовой надбавки. Я поглядел в окно и увидел не Англию сэра Освальда Ньюмена, а могилу моего отца в дождливой мгле и молящуюся над ней мисс Патерсон, и я позавидовал его необъяснимой способности притягивать женскую любовь. Любила ли Роза Ньюмен сэра Освальда и своего сына, кавалера ордена Британской империи?

Я отпер дверь и вошел в дом. Я отсутствовал всего двое суток, но