Эмиль Золя - Собрание сочинений. Т. 22. Истина

Марк испытывал глубокий душевный покой. В нем было столько терпимости и доброты! Он много страдал в жизни и нередко возмущался упорной злобой и бессмысленной жестокостью людей. Но теперь он постоянно вспоминал слова Фернана Бонгара и Ашиля Савена. Безусловно, они допустили несправедливость; но ведь они сами говорили, что сделали это по незнанию, по слабости. Нельзя было поставить им в вину их невежество, их бездеятельный ум. Он охотно прощал им, он даже не питал злобы к тем, кто еще упорствовал в своих заблуждениях; ему только хотелось, чтобы встреча Симона стала праздником всеобщего примирения, чтобы граждане Майбуа соединились в братском объятии и впредь стремились лишь ко всеобщему благу.

Вернувшись в школу к Луизе, где он должен был обедать вместе с Женевьевой, Клеманом, его женой и дочкой, Марк очень обрадовался, застав там Себастьена и Сарру, также приглашенных на обед. Собралась вся семья, пришлось даже раздвинуть стол, за который уселись Марк и Женевьева, Клеман и Шарлотта с семилетней дочкой Люсьеной, Жозеф и Луиза, Себастьен Мильом и Сарра, Франсуа Симон и Тереза Мильом, которые поженились и уже имели дочку, двухлетнюю Розу; всего двенадцать человек, обладавших превосходным здоровьем и аппетитом.

За обедом Марк рассказал, как он провел день, и сообщил о проекте Адриена, выразив уверенность, что этот проект осуществится; со всех сторон послышались одобрительные возгласы. Правда, Жозеф усомнился в благих намерениях мэра, но Шарлотта перебила его:

— Вы ошибаетесь, дядя Леон всецело на нашей стороне. Он один в нашей семье был добр ко мне.

Когда ее мать сбежала с любовником, а отец-алкоголик попал в психиатрическую больницу, Шарлотта осталась на попечении Савена. Жилось ей у деда нелегко, он помыкал ею, зачастую она недоедала. Савен, который, казалось, позабыл о плачевных последствиях ханжеского воспитания, полученного его дочерью у мадемуазель Рузер, называл Шарлотту безбожницей, бунтовщицей, обрушиваясь на испортившую ее мадемуазель Мазлин. Шарлотта была очаровательная девушка, чуждая всякого лицемерия, честная, разумная и любящая. Клеман полюбил ее и женился, несмотря на препятствия; она оказалась преданной и нежной подругой. Они жили очень дружно и счастливо и воспитывали свою дочь Люсьену в любви к людям и истине.

Марк тоже заступился за Леона:

— Шарлотта права, он всецело на нашей стороне… Но какое счастье, что подряды на строительство дома Симона взяли на себя братья Долуары, каменщик и слесарь; к тому же Фернан Бонгар и Ашиль Савен вполне одобряют этот план… Каково, друг мой Себастьен, кто мог бы представить себе нечто подобное в то время, когда вы еще мальчишками бегали в мою школу!

Марк сиял от радости, и, глядя на него, рассмеялся даже Себастьен Мильом. Себастьен был подавлен трагическими событиями, происшедшими в его семье. Весной этого года внезапно скончалась его тетка, г-жа Эдуар, и писчебумажный магазин перешел к ее невестке, г-же Александр. После исчезновения сына Виктора г-жа Эдуар очень горевала и утратила всякий интерес к торговле; впрочем, последние годы дело у нее вообще не клеилось, она никак не могла приладиться к требованиям нового времени. Г-жа Александр продолжала торговлю, не желая быть в тягость сыну Себастьену, хотя он и занимал прекрасное положение. Однажды вечером неожиданно появился Виктор, узнавший о смерти матери; он опустился на дно, пьянствовал, якшался с последним отребьем; одичавший, изможденный, алчный, он потребовал ликвидации магазина и выдачи причитающейся ему доли. Так закрылся магазин, давным-давно существовавший на Короткой улице, где целые поколения школьников покупали тетради и перья. Получив наследство, Виктор приоделся и стал мелькать на улицах Майбуа, он проматывал денежки со своим давнишним дружком Полидором Суке, опустившимся, беспутным пьянчугой. Марк встретил их однажды вечером в квартале, пользовавшемся дурной славой; их сопровождала какая-то темная личность, — Марк сразу узнал брата Горжиа. А спустя какую-нибудь неделю возле одного притона обнаружили труп мужчины с раскроенным черепом. То был Виктор, предательски убитый из-за угла. Из боязни скандала дело замяли.

— Да, да, — задумчиво промолвил Себастьен, — я помню своих товарищей; кроме некоторых неудачников, в общем, все вышли в люди… Но существует яд, который безжалостно губит людей…

Тут переменили тему разговора и стали расспрашивать Себастьена о его матери; теперь она жила с ним в Бомоне и, несмотря на преклонный возраст, чувствовала себя прекрасно. Себастьен был поглощен своими новыми обязанностями директора Нормальной школы и, продолжая дело, начатое его достойным учителем Сальваном, готовил к выпуску учителей, способных выполнить возложенную на них ответственную задачу.

— Для всех нас будет величайшей радостью, — продолжал он, — публичное восстановление чести Симона, прославление скромного учителя. Мне хочется, чтобы мои ученики приняли участие в этом торжестве, надеюсь добиться для них отпуска на этот день.

Марк, который искренне радовался назначению Себастьена директором, одобрил его идею:

— Вот, вот, прекрасно, — мы соберем наших ветеранов, — Сальвана, мадемуазель Мазлин и Миньо. Вспомним и о безвременно погибшем Феру… Подумать только, наша семья — это целый отряд деятелей просвещения!

Все засмеялись: действительно, за столом собрались одни учителя и учительницы. Клеман и Шарлотта руководили школой в Жонвиле. Жозеф и Луиза решили навсегда обосноваться в школе Майбуа.

Себастьен и Сарра, поселившиеся вместе с г-жой Александр в бывшей квартире Сальвана, предполагали работать в бомонской школе до выхода в отставку. А молодые супруги, Франсуа и Тереза, были недавно назначены в школу Дербекура, где когда-то преподавали их родители. Франсуа, похожий на отца и мать, унаследовал от своего деда Марка высокий лоб и ясный взгляд, но порой в его глазах загоралось пламя неутоленного желания; в яркой красоте Терезы, унаследованной от матери, сквозила одухотворенность отца. Их крошка Роза, младшая в семье, общая любимица, казалось, олицетворяла прекрасное будущее.

Обед прошел очень весело. Как обрадовались Жозеф и Сарра, дети безвинного страдальца, узнав, что готовится торжество в честь их отца! В этом запоздалом празднестве примут участие их дети и даже внучка, кровь которых смешалась с кровью Марка, героического защитника несчастного мученика. Четыре поколения соберутся вместе прославлять справедливость, и все пострадавшие в борьбе за истину будут праздновать победу.

За столом то и дело раздавался смех. Женевьева посадила рядом с собой свою правнучку Розу, но ей пришлось позвать на помощь бабушку Луизу и маму Терезу, потому что малютка не слушалась и залезала ручонками в расставленные на столе лакомства.

— Скорей идите сюда, я не могу справиться с этой шалуньей. Вот сластена!

Наконец внучка Женевьевы Люсьена, благоразумная семилетняя особа, взялась присмотреть за кузиной, она ловко нянчила своих кукол и любила разыгрывать роль образцовой хозяйки и доброй мамаши. Под конец выпили за предстоящее возвращение Симона; часы пробили десять, а веселье не утихало, гости не расходились, пропуская поезда, которые должны были отвезти одних в Бомон, других в Жонвиль.

События стали развиваться с удивительной быстротой. Проект Адриена прошел в муниципальном совете единогласно, чего и добивался мэр Леон Савен. Никто не возражал и против торжественной трогательной надписи, выражавшей чувства дарителей. Все устроилось на редкость просто и легко, дело обошлось без осложнений и хлопот. В сущности, проект, предложенный Адриеном, отражал мысли большинства: сознание допущенной несправедливости, глубокое раскаяние, горячее желание залечить нанесенную рану, смыть с себя позорное пятно. Каждый понимал, что счастье возможно только при полном единодушии и основано на справедливости. Подписка на строительство проектируемого дома была закончена в несколько недель. Сравнительно небольшая сумма — тридцать тысяч франков (участок муниципальный совет отвел даром) — была покрыта мелкими взносами в два-три франка; все население участвовало в подписке. Простой народ, рабочие, окрестные крестьяне давали по десять и двадцать су. В конце марта приступили к работам. Постройку и отделку дома следовало закончить к середине сентября, когда Симон собирался вернуться в Майбуа. По проекту, разработанному Адриеном, его отец каменщик Огюст, дядя слесарь Шарль и плотник Марсель — члены семьи Долуаров и свойственники Бонгара — трудились над постройкой дома, который город преподносил в дар учителю Симону; а за работами наблюдал мэр Леон Савен.

В сентябре простой веселый домик уже красовался среди сада, огороженного со стороны городского сквера решеткой, и ожидал приезда хозяина. Все было готово к его приему. Только мраморная доска с надписью, прибитая над дверью, была еще завешена холстом. Но это и был тот сюрприз, который должны были преподнести в последнюю минуту. Адриен отправился в Пиренеи, чтобы заранее обсудить с Симоном и Давидом порядок их переезда в Майбуа. Было решено, что Жозеф и Сарра сперва перевезут г-жу Симон, ослабевшую после болезни. Затем в назначенный день прибудут Симон с братом Давидом; на вокзале им будет устроена официальная встреча, после чего они проследуют в дом, подаренный Симону его согражданами, где соберется вся семья. Наконец долгожданный день наступил. Было воскресенье, в чистом небе ярко сияло солнце. Улицы Майбуа были украшены флагами и последними осенними цветами, собранными в окрестных садах. Поезд приходил в три часа, но уже с утра улицы были запружены веселой праздничной толпой, всюду слышались песни и смех; а толпа все прибывала, люди стекались даже из соседних общин. Уже в полдень невозможно было протолкаться на площадь перед домом. Сквер, примыкавший к дому, заполнили рабочие из соседних кварталов. Люди теснились у раскрытых окон, толпа запрудила дорогу и росла, как морской прилив; народ стремился выразить свою страстную жажду справедливости. Прекрасный, волнующий порыв!