Дом в степи - Сакен Жунусов

до поздней ночи, и молодые, и старые. Как будто не я приехал из больницы домой, а вернулся отец с фронта. Бабушка от счастья не находила себе места: она не ходила, а летала по дому, с радостными возгласами встречала гостей и хлопотала, хлопотала без устали. Для тоя она не пожалела последнюю овцу.

- Такую же овцу я отдала проклятому Шамшуали, когда он Болтая моего «лечил»! Сейчас мне ничего не жалко!- говорила она гостям и выкладывала на стол все свои запасы.

Соседи, мои друзья и просто знакомые с любопытством разглядывали меня, расспрашивали.

- Ты погляди! Даже не видно, где зашивали,- удивлялись одни.

- Да у тебя глаза красивее стали!- не то шутили, не то просто забыли мои прежние глаза, другие.

- Да подождите вы! Пусть лучше про операцию расскажет!

- Расскажи, сынок, расскажи - шибко больно? А то мне говорят врачи, что аппендицит резать надо,- просила старуха Калия.

Я, как Ырыскельды, который собрал всех нас в день, когда вернулся с фронта, уселся поудобнее на стул и

принялся рассказывать о своих больничных делах, смешивая правду с выдумкой, потому что в доме собралось много моих сверстников, и мне очень хотелось перед ними выглядеть героем.

- Делают операцию в темной-претемной комнате,- начал я неторопливо, обведя собравшихся взглядом.- Чтобы ни один луч не попал туда.

- Даже с иголочку?- удивился один из малышей, с которым я когда-то играл в прятки и пропорол граблями себе ноги. Но на него зашикали со всех сторон:

- Не мешай!

- Тише ты!

- Только переступил я порог,- продолжаю я,- как голова у меня закружилась, пол зашатался... не знаю, что произошло со мной. Только чувствую, будто - в воздухе я! Куда-то лечу, но ничего вокруг себя не вижу... Очнулся, когда уже лежал на столе. Прямо передо мной, сверху, лампа электрическая с человеческую голову! И она - в фаре стеклянной. Глаза невозможно открыть! Подошел врач, великан такой, Сергей Иванович. На голове - белая, как снег, шапочка, а на лице повязка марлевая. Только глаза одни видны. А глаза у него добрые-добрые!

- Русский, говоришь?- переспросила старуха Калия.

- Трапезников,- произнес с гордостью.- Сергей Иванович. К нему даже из Омска приезжают и из других городов! Он всякие глаза лечит. У нас был в палате Жуман, совсем слепой, а когда я уезжал, он мое лицо, хоть и близко, но рассматривал. Сказал, что запомнит теперь.

- И он совсем ничего не видел?

- Совсем! А вот сделает Сергей Иванович еще раз операцию, он, как мы с вами будет видеть!- сказал я с такой гордостью, будто это я сам буду лечить слепого Жумана.

- А руки связывают?- пыталась все разузнать бабка Калия.

- Мне не связывали!- решил я показать свое геройство,- А женщине, которой делали операцию передо мной, железной цепью перевязывали! А я сказал Сергею Ивановичу, что и так терпеть буду,- решил я еще раз похвалить себя,- И терпел!

- Вот, слышишь?- спросила Шарипа у своей трехлетней дочурки,- А ты ревешь, когда тебе укол делают,

- Ну, а дальше что?- торопили меня сидящие,

- А потом Сергей Иванович погладил меня большими мягкими руками по голове, улыбнулся: мол, держись! И сказал сестре: «Спирт!»

- Это что, спирт больному дают?

- Нет, это лицо, веки промывают, чтобы грязь не попала, Девяносто градусов! Лицо аж горит!

- Ой-ей-ей, девяносто, говоришь?- цокнула языком бабка Калия, хотя навряд ли представляла, что это такое,

- А говорили, что лекарство есть, которое сначала убивает, а потом оживляет,- поинтересовался дед Кайсар, забыв как произносится слово «наркоз»,

- В те годы наши старые люди, и не только они, а пожалуй все, кто не был на фронте, думали, что любую операцию делают под наркозом, Но я, чтобы не уронить себя в глазах собравшихся, вроде бы между прочим, сказал:

- Я сам просил, чтобы не усыпляли,

- Ах ты, что значит ребенок! Сам себя терзал!- не то почувствовала, не то осудила бабушка Калия,

- А наркоз десять лет жизни отнимает у человека!- пояснил кому-то Рахат,

- Что бы там ни было, а он вернулся жив-здоров и глаза целые,- сделал вывод старый Сакен,

- А врача как, говоришь, звали?- поинтересовалась Калия,

- Сергей Иванович Трапезников!

- Хороший человек!- и старухи начали расхваливать его на все лады,

Вот так, прибавляя к истинным событиям вымысел, я и закончил свой рассказ. А уже потом, за столом, я услышал новость о мулле Шамшуали.

Вначале ни я, ни бабушка не заметили среди гостей жену Шамшуали - Каткен. Бабушка, разбрасывая из большой чаши по дастархану свежие пышные баурсаки, вдруг увидела ее:

- А ты откуда здесь? Говорили же, что вы переехали в Омск?- недовольно уставилась она на Каткен.

- А вы что, разве не слышали?- удивились соседки.- Каткен, расскажи.

Каткен не стала отказываться. Она была из тех людей, которые умели и любили рассказывать.

- Чего только я не натерпелась в своей жизни!- специально для бабушки начала она.- Не повезло мне и с Шамшуали. Пять лет прожила я с ним и никак не могла понять, что же он за человек. Пока не сгорел дом Ырыскельды.

Бабушка удивленно посмотрела на гостью, но ничего не спросила. А та продолжала:

- В тот день погода была ветреная и мне нездоровилось. Шамшуали ходил вокруг меня, ворчал, ругался, что ему попалась такая жена. Я не выдержала, поднялась, приготовила ему ужин и опять легла. Среди ночи проснулась от какого-то грохота. Шамшуали в комнате нет, я выскочила в прихожую и чуть не задохнулась от керосина. В темноте ничего не видать, но слышу, что кто-то шарится в прихожей. Я вскрикнула от испуга, а это - Шамшуали! Ну, чего, говорит, раскудахталась, как наседка? Иди спать! Я керосин здесь случайно разлил, всю канистру! Я к печке - за лампой и только хотела было зажечь ее, а он как треснет меня своей ручищей! Я так и свалилась тут же, у порога. Он как заорет: «Не смей огня зажигать!» Схватил меня и швырнул на кровать. Сам пошел в прихожую и долго там плескался у рукомойника. А когда пришел и лег в постель, от него все равно сильно пахло керосином.

Не успела я заснуть, как в окно кто-то сильно застучал и закричал: «Пожар! Пожар!» Я хотела соскочить с постели, но он запретил вставать и при этом добавил: «Всегда горит