О привидениях и не только - Джером Клапка Джером

Расхаживая по пустынным вельдам, Чарлз мечтал о далекой возлюбленной. Воспоминания о хорошеньком личике и звонком смехе не стирались и упорно преследовали днем и ночью. Порой он ругал строптивую девчонку, но это случалось лишь от глубокой тоски, а по-настоящему проклинал только себя и собственную глупость. Расстояние превратило вспыльчивость и непокорность жены в достоинства, а если считать женщин не ангелами, а живыми существами, то следует признать, что одинокий странник потерял исключительно милую, заслуживающую любви подругу. Ах, если бы она была рядом – сейчас, когда он повзрослел и из неразумного самолюбивого мальчишки превратился в мужчину, способного в полной мере оценить радости семейной жизни. Эта мысль часто посещала Чарлза, когда он курил, сидя возле палатки, и сожалел, что видит не те звезды, которые смотрят на любимую с небес далекой Англии. Молодежь не сознает, что с годами мы становимся более сентиментальными – во всяком случае, некоторые из нас, причем не самые глупые.

Однажды ему приснилось, что она подошла и протянула руку. Чарлз сжал ладонь, и супруги попрощались. Оба стояли на той самой скале, где встретились впервые, и кому-то предстоял долгий путь, вот только Чарлз не понял, кому именно.

В городах люди привыкли смеяться над сновидениями, но вдали от цивилизации мы внимательнее прислушиваемся к тем странным сказкам, которые нашептывает нам природа. Утром Чарлз вспомнил о сне.

– Она умирает, – сказал он себе, – и хочет проститься.

Он решил немедленно вернуться в Англию; может быть, если поторопиться, еще удастся ее поцеловать. Однако в тот же день уехать не удалось, потому что предстояло закончить работу, а Сибон, профессионал своего дела, понимал, что дело бросать нельзя, даже если сердце разрывается. Поэтому он задержался на пару дней, а в третью ночь снова увидел возлюбленную: теперь Миванвей лежала в той самой маленькой часовне в Бристоле, где они так часто вместе бывали по воскресеньям. Он слышал, как отец-священник читал над дочерью погребальную молитву, а любимая сестра сидела рядом и тихо плакала. Стало ясно, что спешить уже незачем, и Чарлз остался, чтобы основательно и добросовестно закончить работу, а потом со спокойной совестью вернуться в Англию. Очень хотелось снова оказаться в Корнуолле, в маленькой деревушке, и постоять на том утесе, где впервые увидел любимую.

Прошло несколько месяцев, и Чарлз Сибон, или Чарлз Деннинг, как он теперь себя называл, обветренный, загорелый и почти не похожий на себя прежнего, явился в «Кромлех армз», как и шесть лет назад, с рюкзаком за плечами и попросил комнату, пояснив, что задержится в деревне на несколько дней.

Вечером он отправился на берег и в сумерках добрался до живописного нагромождения камней, которое склонные к фантазиям жители Корнуолла окрестили «Ведьминым котлом». Именно с этого места он когда-то увидел выходящую из воды Миванвей.

Чарлз вытащил изо рта трубку, прислонился спиной к скале, похожей на лицо старого друга, и посмотрел на узкую, едва различимую в тусклом свете тропинку. Трудно сказать, сколько времени прошло, прежде чем внизу, у самой воды, показалась фигура Миванвей: она поднялась и остановилась перед ним.

Чарлз не испугался. Он почти ждал этой встречи. Появление возлюбленной венчало бесчисленные сны. Сейчас она выглядела старше и полнее, чем в воспоминаниях, но от этого еще прекраснее.

Он надеялся, что супруга заговорит, но она лишь подняла печальный взор и скрылась в сумерках. Чарлз стоял в тени скал без движения и смотрел вслед.

Если бы, вернувшись в гостиницу, он дал себе труд обсудить происшествие с хозяином или хотя бы проявил готовность слушать – старик любил посплетничать, – то непременно узнал бы немало интересного. Оказывается, не так давно в эти края приехала молодая вдова по имени миссис Сибон в сопровождении незамужней старшей сестры. Дамы сняли небольшой дом в долине, примерно в миле от деревни. Каждый вечер миссис Сибон непременно совершала одинокую прогулку к морю и обратно – всегда по одной и той же крутой тропинке, мимо «Ведьминого котла».

А если бы Чарлз последовал за фигурой Миванвей в долину, то увидел бы, что, едва миновав «Ведьмин котел», та бросилась бежать и бежала до самого дома, а у порога, едва дыша, почти упала на руки другой фигуры, поспешно вышедшей навстречу.

– Дорогая, – забеспокоилась старшая из сестер, – ты дрожишь как осиновый лист! Что случилось?

– Я его видела, – с трудом вымолвила Миванвей.

– Кого?

– Чарлза.

– Чарлза! – повторила сестра и взглянула почти с испугом, как на сумасшедшую.

– То есть его призрак, – пояснила миссис Сибон с благоговейным ужасом. – Он стоял в тени скалы, в том самом месте, где мы впервые встретились. Выглядел постаревшим и усталым, а смотрел – о, Маргарет! – смотрел с такой горькой укоризной…

– Милая, – заговорила мисс Эванс, уводя сестру в комнату, – ты переутомилась. Не надо было возвращаться в этот дом.

– О, я совсем не испугалась! – воскликнула Миванвей. – Каждый вечер ждала встречи и рада, что он наконец пришел. Может быть, появится еще раз, и тогда я обязательно попрошу прощения.

На следующий день, едва спустились сумерки, вопреки настойчивым просьбам сестры остаться дома и отдохнуть Миванвей снова отправилась на свою обычную прогулку, а Чарлз в тот же вечерний час вышел из гостиницы.

И опять Миванвей увидела его стоящим в тени скалы. Джентльмен твердо решил, что, как только видение появится, обязательно заговорит, но стоило молчаливой фигуре остановиться рядом и взглянуть печальными глазами, самообладание тут же его покинуло.

Он ни на миг не усомнился, что стоит лицом к лицу с материализованным образом любимой жены. Мы привыкли смеяться над чужими призраками, считая их фантазиями больного воображения, но свои узнаем мгновенно и безошибочно. К тому же на протяжении целых пяти лет Чарлз Сибон общался с людьми, твердо верившими, что мертвые живут рядом. Однажды, собравшись с духом, он почти заговорил, но в тот же миг фигура возлюбленной отпрянула, и с пересохших губ слетел лишь слабый вздох. Как и в прошлый раз, видение спустилось в долину и скрылось из виду.

Однако в третий вечер оба явились на место встречи, вооруженные непоколебимой решимостью.

Чарлз заговорил первым. Как только печальный призрак приблизился и окинул его грустным взглядом, он вышел из тени и остановился на тропинке.

– Миванвей!

– Чарлз! – отозвался призрак.

Оба говорили подобающим случаю шепотом и с тоской смотрели друг на друга.

– Ты счастлив? – спросила Миванвей.

Вопрос может показаться достойным дурного фарса, однако не стоит забывать о том, что молодая леди выросла в семье священника старой закалки и с детства впитала убеждения, которые в те времена еще не считались устаревшими.

– Настолько, насколько заслуживаю.

Печальный ответ отозвался в сердце Миванвей новой болью: ведь она поняла слова по-своему.

– Как можно быть счастливым, потеряв тебя? – продолжал Чарлз.

Подобный ход мысли обнадеживал прежде всего потому, что освобождал от мучительной тревоги за будущее любимого. Пусть сейчас он и переживал острые страдания, но впереди брезжила надежда. К тому же слова звучали весьма приятно, а я вовсе не убежден, что легкий флирт с призраком мужа пугал молодую вдову.

– Сможешь ли ты простить меня? – спросила Миванвей.

– Простить тебя?! – изумленно воскликнул Чарлз. – Нет, это я должен молить о прощении! Вел себя, как последний глупец, как чудовище, недостойное твоей любви.

Призрак оказался истинным джентльменом, и Миванвей окончательно забыла о страхе.

– Виноваты оба, – возразила она, и в этот раз голос прозвучал более уверенно. – Но я особенно. Обижалась, словно капризный ребенок, и не понимала, насколько глубоко любила.

– Ты меня любила! – повторил призрак Чарлза таким тоном, как будто слова приносили умиротворение.

– А разве ты сомневался? – спросил призрак Миванвей. – Никогда не переставала любить и буду любить вечно.

Призрак Чарлза бросился навстречу, чтобы заключить призрак Миванвей в объятия, однако тут же остановился.

– Благослови, прежде чем уйдешь. – Сняв шляпу, мистер Сибон опустился на колени. Миванвей грациозно склонилась, собираясь исполнить просьбу, и в этот миг заметила на траве посторонний предмет, который при ближайшем рассмотрении оказался не чем иным, как яркой пенковой трубкой. Ошибки быть не могло даже при обманчивом вечернем освещении: трубка лежала на том самом месте, куда Чарлз уронил ее, падая на колени.

Чарлз проследил за взглядом любимой и сразу вспомнил