Тамара. Роман о царской России - Ирина Владимировна Скарятина

Озадаченная, я покачала головой. "Нет, что же?"

"Он заказал из-за границы для своего полка двадцать пять аэропланов! Только представьте – двадцать пять аэропланов для кавалерийского полка! А ведь это вылилось в такой скандал, что он чуть было не попал под военный трибунал! И одному Богу известно, как он выкрутился", – и врач, запрокинув голову, рассмеялся при воспоминании о постыдном проступке. Но мне было неприятно, что он так смеялся, и, заметив выражение моего лица, тот вновь принял серьёзный вид.

"Я скажу Вам, что я сделаю, – любезно произнёс он. – Завтра я поговорю с Алексеем Александровичем и урезоню совершить эту поездку в Страсбург. Лучше, чтобы это исходило от меня, чем от Вас. Думаю, у меня получится его убедить".

Я с благодарностью пожала ему руку, и он пообещал сделать всё, что в его силах.

И тут судьба преподнесла мне второй необычайный сюрприз, сделав вояж в Европу не только возможным, но и необходимым. Ибо в тот же вечер от Агриппины Ивановны из Парижа пришло длинное письмо с ошеломляющим известием о том, что она, приняв предложение пожилого французского генерала, планировала, что их свадьба должна была состояться уже через месяц. Естественно, она желала, чтобы присутствовал её любимый Алексей, а также "дорогая Тамара". Её послание сочилось таким счастьем, что даже Тамара стала для неё "дорогой".

Тем временем врач побеседовал тет-а-тет как с Алексеем, так и с командиром полка, и четыре недели спустя, оставив младенцев с Мамой, мы отправились через Париж в Страсбург.

Мне страшно не хотелось покидать моих крошек, хотя я и знала, что они в безопасности под присмотром Мамы с Няней и мисс Бёрнс. Но, несмотря на это, я волновалась и взяла с Мамы обещание телеграфировать мне раз в день, если б всё шло хорошо, и два или двадцать раз в день, если б что-то пошло не так. Но ничего плохого не происходило, и каждый день я получала одно и то же сообщение:

ДВОЙНЯШКИ ВЕСЕЛЫ И ЗДОРОВЫ.

ШЛЮТ СВОЕЙ ДОРОГОЙ МАМОЧКЕ

ЛЮБОВЬ И ПОЦЕЛУИ.

Кроме того, ежедневно приходили письма, в основном от Мамуси, в которых описывалось, сколько часов они спали, что ели (их уже отняли от груди) и всё прочее, что только можно было вообразить, относившееся к их жизни. Две большие фотографии малышек в рамках сопровождали меня повсюду, а в медальоне, который я, пока отсутствовала, никогда не снимала, находились две маленькие пряди их волос – светлая и тёмная, сплетённые вместе. В Париже и Страсбурге я ходила для них по магазинам и купила все игрушки, которые, по моему мнению, должны были прийтись им по вкусу, а также красивую детскую одежду.

Алексей, хотя и без злобы, посмеивался над моим "первобытным" материнским инстинктом, надеясь, что по нашем возвращении "невзрачные маленькие создания" обязаны были похорошеть.

Мы прибыли в Париж с подарками для невесты. Среди них была небольшая икона Христа, украшенная драгоценными камнями и жемчугом. Этой иконой мы с Алексеем, в качестве посажёных родителей, должны были благословить невесту перед отъездом в храм. Мне показалось ужасно забавным, что Алексею, её собственному сыну, и мне, её невестке, отвели роль посажёных отца и матери. Но это было именно то, чего она желала, и, хотя и несколько смущённо, мы оба, конечно же, согласились.

Как только мы прибыли, она тут же показала нам своё изысканное, сшитое в Париже приданое.

Мне, девятнадцатилетней, казалось абсурдным и даже жалким, что сорокасемилетняя женщина заказала себе столь молодёжное приданое с множеством маленьких ленточек и девичьих оборок. Но она, похоже, была им так довольна, что у меня не хватило духу усмехаться. Дюжины комплектов прекрасного нижнего белья, красивых пеньюаров, платьев на все случаи жизни, а также шляпки, обувь, меха и драгоценности, и я подумала, сколь же грустно пожилому человеку самому для себя всё это покупать, и впервые почувствовала к Агриппине Ивановне большее расположение, чем когда-либо прежде.

Будущий жених, барон де Муто́, представительный, седовласый, высокий и худощавый, с типично военной выправкой, увы, имел прискорбную склонность к определённому заболеванию, заставлявшую его сидеть на резиновом колечке, похожем на шину, которое он повсюду носил с собой и надувал всякий раз, когда собирался присесть на продолжительное время. Я тут же вспомнила о нашем старом воттер глозетте в Стронском и пожалела, что не смогу, не обидев беднягу, послать ему щедрый запас медикаментозной бумаги, которая являлась столь "надёжной профилактикой мучительного и почти всемирного" недуга, от которого он, очевидно, страдал. Я отказалась от своего благого намерения, однако неосмотрительно сообщила о нём Таньке, после чего та телеграфировала в Лондон, заказав огромную посылку, оформленную в качестве свадебного подарка и украшенную белыми атласными лентами, для доставки по адресу генерала. Поражённый, тот поделился с Алексеем, сразу заподозрившим, а после и обвинившим меня в том, что я сыграла столь "бесчувственную, бессердечную и жестокую шутку".

Оба венчания – как православное, так и протестантское – состоялись в соответствующих храмах. Сначала невесту в длинном тёмно-синем шёлковом свадебном платье, горностаевом боа и украшенной серебряными блёстками широкополой шляпе с перьями благословил и сопроводил к алтарю её сын. Когда она, опираясь на его руку, входила в церковь, вид у неё был торжествующе-самодовольный, а бородавка на её носу сияла от эмоций. Алексей также выглядел глубоко взволнованным и пару раз громко высморкался, издав звук, страшно похожий на трубный и разнёсшийся эхом по всему нефу. И свирепо на меня зыркал, когда я, стоя рядом с ним, дважды давила неподобающие приступы смеха. Первый раз это произошло, когда жених поклялся невесте разделить с нею свои мирские блага, которых, как все знали, не существовало, так как престарелый гарсо́н62 заключал блестяще выгодный брак, призванный хорошенько взбить пёрышки в его древнем гнезде.

"Мирские блага? Да ну? – прошептал кто-то позади нас. – Когда всё, что у него есть, – это резиновое кольцо, на которое он садится, и пара галош. Даже его свадебный костюм куплен невестой".

Во второй раз я чуть не взорвалась, когда русский батюшка, только что приехавший с нашей родины и очень плохо знавший французский, попытался произнести на этом языке краткую проповедь, используя слова, не имевшие к делу никакого отношения. Но я чудом сумела взять себя в руки и, за исключением этих двух небольших опасных моментов, стояла спокойно и неподвижно, с достоинством