Адмиралы Грейги: оклеветанные и забытые - Наталья Колева

чём его не упрекает (она никогда не упрекала в том, что было сделано в прошлом и не вспоминала это)». Простите уж великодушно Майя Яковлевна, но мягко говоря, написали вы чушь. А тут ещё сведения подоспели, что Майе Яковлевне не впервой без проверки, людей порочить. Родственница Льва Ландау, а она родственница, выпустив 4-е издание книги о нём, поместила там новый текст: теперь, мол, можно рассказать, что Ландау был арестован по доносу Пятигорского. А Пятигорский был жив! Он подал в суд, обвиняя Бессараб в клевете. Суд запросил КГБ и получил ответ, что Пятигорский не имел к этому делу никакого отношения. Бессараб обязали принести извинения Пятигорскому в печати, что и было сделано. Слабое утешение для него. Ведь 50 лет невиновный человек жил с печатью предателя, предавшего своего учителя. С уверенностью в его предательстве ушли из жизни и его бывшиее друзья, тоже ученики Ландау, и он сам, и многие, многие другие. Через пару лет после оправдания, умер и сам Пятигорский. Вот такой «мелкий штришок» к портрету. Итак, Павел пешком пошел в Италию, мать уехала к дочери в Астрахань.

Стр. 151 книги М. Я. Бессараб гласит: «…больше всего сил и времени отнимает у него борьба, за исконно русский язык. Народ, т. е. необразованный мужик, по выражению Даля, «говорит верно, правильно, метко и красочно, сам того не зная»[251].

Видимо в пылу «борьбы за язык» и появились «Письмо к издателю А. И. Кошелеву» и «Заметка о грамотности», в которых В. И. Даль высказывался против обучения крестьян грамоте, т. к. оно «без всякого умственного и нравственного образования…почти всегда доходят до худа». Да у русского крестьянина «умственного и нравственного образования» было куда больше, чем у обрусевшего датчанина. Особенно нравственного. Ох, как резко ему возразил в журнале «Современник» Е. П. Карнович, а вслед за ним Н. Г. Чернышевский, Н. А. Добролюбов. Но лучше почитать «Замечание на «Заметку В. Даля» К. С. Аксакова. Говорили, что Даль «много повредил он себе в глазах общества» этим письмом и заметкой. Что касается русского языка…Екатерина Владимировна в воспоминаниях о первой жене Даля, писала: «Юлия Егоровна плохо владела русским языком, но этот недостаток скрывался тем, что тогда в доме отца был в ходу почти только немецкий язык». А как же великая любовь к русскому? Что же на русском – то мало говорил, что б жену научить? Но поражает другое! «Она подружилась с местным муфтием, их разговоры были презабавные. Она на немецкий язык ломала русский, он на татарский, оба хохочут и оба остаются довольны беседой!». Что-то я нигде не нашла, чтобы Даль их остановил, защитил язык! Спрашивается, почему? Где же «борьба» за исконно русский? Ну конечно, как я забыла, это же совсем другое. Дальше дочь писала: «Вообще говоря Ю.Е. не полюбили в городе за её чрезмерную резкость. После её смерти, отец положил на могилу камень, который в последствии положил у подъезда дома, а вернувшись из Хивинского похода, он заменил на могиле взятый камень чугунной плитой с надписью: «Жниво Господне готово, ему же созрети в день жатвы». «Двадцатичетырехлетняя мать с годовалым сыночком своим». Отчего-то он не хотел выставлять ее имени. «Чтобы не ругались над прахом», – говорил он. Я и дети найдем её, а больше никому не надо!». Дело в том, что не любивший умную и резкую Ю. Е. Оренбург сочинил на неё какую-то клевету, до того обидную, что отец до старости тяжело об этом вспоминал; всегда, бывало, скажет, как-то сдерживая вздох: «Бог с ними, пускай Господь простит им клевету, но я не могу»[252]. Какое благородство! Прямо хочется разрыдаться, пожалеть, посочувствовать, если бы не одно «но». В Оренбургском архиве ничего не знают «о клевете». Нет ни документов об этом, ни писем, ни воспоминаний. Предположим, что клевета была. Это ж как надо было своей «резкостью», а может хамством и презрением ко всему русскому, «достать» людей? Написала так, потому, что Екатерина Владимировна, описала несколько эпизодов. Но о клевете известно только от неё, вернее, от её отца. Лично меня интересует другое! Вздыхая о жене, он хоть когда-нибудь вспоминал ту, другую Юлию, из Николаева, им оболганную, оскорбленную, ославленную на весь город? Мы никогда не узнаем причины такого недостойного поступка Даля. К сожалению, он сам никогда, даже намеком не обмолвился об этом. Причина была настолько неприглядной, неприличной, что он не рискнул открыть её? Мы можем предположить, из всех возможных, только две: либо махровый антисемитизм мичмана, либо отвергнутая любовь. Гадать не будем, слишком много времени прошло. Жалел ли он об этом своем поступке или нет? Понимал ли, что поступил мерзко? Думаю – нет! Поэтому, лично у меня, никакого повода жалеть этого человека, восхищаться им, как делают многие – нет! Я сейчас говорю только о человеке и мужчине! Это мое мнение.

СТР. 665

На этой странице вы найдете оскорбления не только сыновей Грейга, но и сотрудников «Морского сборника». Якобы его сыновья и нанятые ими журналисты «организовали кампанию» против памяти Лазарева и Нахимова. Это кем же по жизни надо быть, чтобы такое написать? Хоть одну статью, которую написали по заказу сыновей, назовите? Фамилии нанятых журналистов? Вот только не надо упоминать «Записки севастопольца». Почитала. Человек высказал своё мнение, имел право. Да и в чём неправда? В том, что: «Трудно узнать у нас что-нибудь настоящее о человеке, даже и недавно умершем. Мы нестерпимо-равнодушны к отечественной истории, да и ко всему. Сколько погибло страниц, не озаренных никаким светом! И Грейг – одна из таких страниц. У нас всё кончается пустейшей реляцией, не имеющей никакой физиономии, или щедушной статейкой в энциклопедическом лексиконе, обыкновенного дифирамбического свойства, где выведут перечень разным пустякам, упомянут обо всех повышениях чинами, час в час, а ясного очерка лица, его характера нет как нет: и не спрашивайте!». Лихо у нашего потомственного моряка получилось: хорошо о Грейге – проплаченное заказное; своё мнение о Лазареве и других – «кампания против памяти». Удобно! А что ж не вспомнил о том, что даже очень далекая от Черного моря, Грейга и Лазарева газета «Кронштадтский весник» подсуетилась и собрала подписи «оскорбленных моряков», так яростно негодующих в связи с публикацией в «Русском Архиве» – «Записок севастопольца? Какое отношение Балтика имела к Черному морю? Только то, что Лазарев служил там когда-то. Если вникнуть в суть спора, то прослеживается интересный момент, «раздраженное чувство сраведливости» появилось у всех его участников только тогда, когда был затронут престиж их кумира – адмирала Лазарева, который в их глазах был «неприкасаемым». А