Добро не оставляйте на потом - Адриана Трижиани

руки за спиной и прошелся среди мемориальных плит из зеркального стекла в центре открытого пространства. – Мы проделали весь это путь, чтобы увидеть работу итальянки.

На высоких стеклянных плитах были выгравированы изречения философов, поэтов и святых. Дорожку между плитами прорезал неглубокий желоб, по которому струился поток кристально-чистой воды. Изучив все вокруг, Анина нашла мемориальную доску с именами итальянцев и членов экипажа, погибших на «Арандоре Стар».

– Nonno, иди сюда.

Олимпио подошел к стене, в которую была вмурована доска. Он пристально всматривался в имена и вдруг взволнованно произнес:

– Это он. Это отец Матильды. – Олимпио подумал, что для его жены было бы очень важно увидеть доказательства того, что Джон Лоури Мак-Викарс действительно жил, погиб, служа своей стране, и память о нем чтут в этом итальянском саду в Шотландии. – Я должен был привезти ее сюда, – сказал он с сожалением.

– За одну жизнь нельзя успеть сделать все, что тебе бы хотелось. – Слова Анины прозвучали так, будто их произнесла Матильда. Девушка развернула кальку и приложила ее к доске. Она достала из-за уха карандаш, начала водить им по буквам. Вскоре имя ее шотландского прадеда проявилось на белой прозрачной бумаге, как будто сам Мак-Викарс выглянул из-за серых облаков, чтобы поприветствовать их.

– Анина Тицци!

– Да, Nonno? – Анина продолжала колдовать с карандашом и калькой.

– У тебя что, татуировка?

Рукав на поднятой руке Анины задрался, оголив узор.

– Не смотри.

– Твоя бабушка терпеть не могла татуировки.

– Возможно, эта ей бы понравилась.

Анина сунула карандаш за ухо, закатала рукав и показала деду со вкусом сделанную татуировку. На внутренней стороне предплечья тонким витиеватым шрифтом было выведено имя «Матильда».

– Как они это сделали? – поразился Олимпио.

– Они мастера своего дела. Я попросила их скопировать бабушкину подпись с чека, который она мне прислала на прошлый день рождения. Я его так и не обналичила, будто чувствовала. Тебе нравится?

– По-моему, да, – с удивлением произнес Олимпио.

– Я рада. В конце концов, я немножко шотландка. Значит, во мне тоже живет бунтарь.

Как это нередко бывает в Шотландии, небо без предупреждения разверзлось, и в сопровождении грома хлынул сильный ливень, словно для итальянских туристов у небес был припасен какой-то особый замысел.

Анина быстро спрятала кальку под легкую куртку. Олимпио застегнул плащ и поднял голову.

– Скорее, Nonno. Бежим!

Эпилог

Карур, ИндияНаши дни

Щуплый босой мальчишка лет одиннадцати стоит на коленях на дне ямы и роет руками красноватый грунт. Это его яма, он копал ее почти два месяца. Около двух футов шириной и около пяти глубиной. У него нет кепки, чтобы спасаться от палящих лучей, и потому он намотал на голову футболку. Когда розовые облака, плывущие по лазурному небу, прикрывают солнце, становится чуть легче. Из одежды на нем лишь шорты, они сильно ему велики, и он завязал их на животе узлом, чтобы не свалились. На штанине крупными буквами вышито «Nike».

Рядом с ним стоит пустая плетеная корзина. Он поднимает камень, похожий на наконечник стрелы, и постукивает им по выходу породы. Опускает голову к земле. Примерно в двадцати футах от него копает его брат, только на глубине десяти футов. Он старше, опытнее и, конечно, проворнее. По всему огромному пространству рассеяны мальчишки из их деревни, и все они заняты одним и тем же: стучат камнем о камень и прислушиваются в надежде услышать глухой звук. Камень, издающий такой звук, уже не просто камень – в нем живет рубин.

Мальчик счищает землю вокруг породы. Земля влажная – значит, рядом змеи или подземный ручей. Неподалеку протекает река Амаравати. После весенних дождей здесь всегда грязь – вода просачивается вглубь, и паутина ручейков тянется на многие мили. Есть старинная история о слонихе, которая погибла на берегу реки, спасая камни, добытые в шахте, и теперь, столетия спустя, на месте ее гибели растет пышная зелень. В ее честь эту зелень называют «слоновьими ушами».

Камнем-наконечником мальчишка постукивает по куску породы, высвобождая его. Наконец он вытаскивает добычу размером с большой мужской ботинок. Он стучит обломком по откосной стене. Стягивает с головы футболку.

Кусок породы в его руках тяжелее, чем обычный камень такого размера. Руки подсказывают ему, что этот – особенный. На ощупь он пористый, но в нем есть и плотные бороздки, и ямки. Мальчик проводит пальцами по выступам и трещинам. Он ощущает прохладные струйки, похожие на стекло. Протирает кусок породы футболкой. На одной стороне – серо-черные полосы, как на обычном камне. Сердце его падает. Но нутром он чует, что сдаваться нельзя.

Мальчишка переворачивает камень и протирает его обратную сторону. Ткань за что-то цепляется. Это комочки налипшей глины. Краями футболки он трет поверхность, и красные комочки отваливаются. Мальчишка взволнован, он чувствует, что это не просто камень, но торжествовать не спешит, ведь он не привык к хорошим новостям, да и не готов сразу доверять глазам. Но тут он замечает золотые отблески и кроваво-красные прожилки, такие темные, что кажутся пурпурными. Рубин «голубиная кровь»! Он знает, ведь когда-то торговцы дали ему подержать такой камень. Он хорошо запомнил, как выглядел тот рубин, и теперь каждый раз перед сном представляет его, мечтая, что однажды найдет такой же. И вот находит. Сердце его начинает колотиться так, будто вот-вот взорвется под тощими ребрами.

Он заворачивает добычу в футболку и карабкается наверх. Осматривает грязное поле, усеянное мальчишками. Он зовет своего брата. «Aaie!»[179] – кричит он. Старший брат сразу бежит к нему, по голосу младшего он понимает, что тот отыскал сокровище.

Мальчишки бросают свои инструменты и вылезают из ям. «Aaie!» – кричат они. И вот уже целая ватага бежит к тому, кто держит в руках камень. Они окружают его.

Если один из них находит рубин, доход они делят поровну. Это значит, что у всех будет еда. Они – семья, связанная чем-то большим, чем одна фамилия. У них общий стол и общий пир.

Мальчишки прыгают, поют и танцуют, празднуя свою удачу. Счастливчик держит рубин высоко, чтобы видели все. Он поднимает лицо к солнцу и громко кричит:

– Заживем!

Послесловие

Этот роман о том, как мы живем и что оставляем после себя. Конечно, дорогой читатель, ты возразишь, что он и о многом другом, но в центре всего, и уж точно в центре историй, которые я стараюсь рассказывать, всегда находится семья. Эту книгу я посвящаю своей дочери Лючии. Когда она вошла в этот прекрасный, измученный мир, наша жизнь наполнилась смыслом. Названная в честь моей бабушки по материнской линии, Лючии Боничелли, наша дочь унаследовала ее доброе сердце, способность сопереживать и внимательность к деталям.

Когда Лючии было пять лет, я спросила ее, кем она хочет стать, когда вырастет. Я ожидала, что она скажет «учителем», «художником» или «астронавтом», а она ответила «хочу стать