Рашид Кешоков - По следам Карабаира Кольцо старого шейха

— Ну, и что? (Коноплянов любил «нукать»). Начальник угрозыска развел руками.

— Скользкий старик. Ему иногда приносят на оценку вещи, поступающие в скупку. Мельхиорового кольца, кото­рое украдено, он не помнит. Говорит, не приносили.

— А почему «скользкий»?

— Да так. Я поинтересовался его прошлым. До револю­ции имел крупную мастерскую. Целый штат. Ценности отдал республике добровольно. Правда, неделю сидел в ЧК — ута­ил два золотых слитка. Потом его выпустили, золото конфис­ковали.

Виталий Николаевич усмехнулся и покровительственно похлопал Бондаренко по плечу.

— Видите? Нет у вас ничего определенного. Какие-то туманные подозрения. Вы даже не знаете, кого и в чем по­дозревать. Вот что, Сергей Тимофеевич...— Коноплянов теперь уже не колебался и прихлопнул ладонью по столу.— Оставь­те. Нечего начальнику угро заниматься грошовой кражей. Передайте материалы Маремкулову — он завтра выйдет с гауптвахты — и пусть возится. Найдет этих типов — хорошо, не найдет — шут с ними. А вы вот что сделайте: соберите мне по области данные на неработающих, алкоголиков и лиц без определенных занятий — пора обратить на них внимание и почистить город и область.

— Но...— встал Бондаренко.— Как же... может быть, вы позволите мне продолжить?.. И потом — Петр Яковлевич держит в курсе Геннадия Максимовича...

—  С Воробьевым я поговорю сам,— категорическим то­ном сказал Конопляное.— Баста! Передайте дело Маремкулову!

—  Есть еще одно странное обстоятельство,— все еще не теряя надежды, сказал Бондаренко. Он отлично понимал, что Маремкулов, не имеющий собственного мнения, человек, совершенно не сведущий в криминалистике, получив дело,

сделает все возможное и невозможное, чтобы угодить Коноплянову. А значит, протянет сколько сумеет, и история на ярмарке после нескольких месяцев неповоротливой волоки­ты будет отложена в разряд «глухих дел».

—  Что там еще? — недовольно спросил Конопляное.

—  Платок, в который был обернут булыжник, не приоб­щен к делу.

—  Почему?

—  Он пропал. И никто не может объяснить, куда. Лей­тенант Маремкулов утверждает, что он сдал его в бюро тех­нической экспертизы с соблюдением всех формальностей...

—  Кому?

—  Это было во время перерыва. Секретарь приняла, сделала запись в книге, Маремкулов расписался и ушел. Платок так и лежал в конверте, вложенном в книгу учета. А когда сотрудники бюро возвратились с обеда, платка уже небыло. В графе «принял» — неразборчивый росчерк вместо подписи.

Коноплянов поморщился.

—  Кому он нужен этот сопливый платок. Может,  кто случайно выбросил в корзину для мусора. Как бы там нибыло, пропажа платка не изменит моего решения.

—  Я не видел,— не уступал Бондаренко,— но лейтенант Маремкулов говорит, что платок был старинный, шелковый и с какими-то буквами...

Виталий Николаевич начал терять терпение.

— Хорошо, я проверю. Вы можете идти.

Вернувшись к себе, Сергей Тимофеевич со злом швыр­нул папку на стол. Сколько времени и сил он потратил! И вдруг — Маремкулов! Спустит все на тормозах — и только!

Следующий день — это было уже четвертое мая — при­нес Коноплянову новые хлопоты. Утром был получен доку­мент, потребовавший «особого» совещания. Уже в девять часов оба заместителя Виталия Николаевича, начальник уг­розыска, следственные работники и эксперты сидели за длин­ным зеленым столом и гадали, о чем же пойдет речь нынче и отчего это у шефа такой озабоченный и вместе с тем де­ловито-сосредоточенный вид. А распоряжение наглухо закрыть двери и окна, переключить телефоны на секретаря заинтере­совало присутствующих еще больше.

Наконец Коноплянов сел в кресло, стоящее во главе сто­ла, кивнул помощникам, показав на их места и, слегка от­кашлявшись, начал раскатистым баритоном:

— Товарищи! Получена секретная директива, содержание которой я доведу до вашего сведения   Вопрос, должен вас предупредить, имеет огромную важность, и я прошу, нет... я требую отнестись к нему со всей серьезностью...— говорил Коноплянов, по обыкновению неторопливо, тщательно выби­рая слова (он вообще гордился своими ораторскими-таланта­ми).— Итак...— он еще раз обвел всех строгим, «мобилизую­щим» взглядом и продолжал: — По данным разведки СССР, пакт о ненападении, заключенный между Советским Союзом и фашистской Германией — не более, как фикция, рассчитан­ная на обман общественного мнения в международных мас­штабах с целью выиграть время, со стороны Германии, разу­меется, и подготовиться к войне с нами!..

По рядам стульев прошелестел взволнованный шепот.

— Да, товарищи. Шифровка приводит данные, неопро­вержимо свидетельствующие, что немецкие войска у нашего порога... Около двухсот гитлеровских дивизий размещено на подступах к западным границам СССР от Черного до Балтий­ского моря. Уже один этот факт настораживает...

Коноплянов не забыл и об известной в то время полити­ческой «оси» — Рим — Берлин — Токио, напомнил и об агрессии японского милитаризма в Китае с целью колониаль­ного его захвата, о происках фашизма в Европе, где Гитлер подчинил своему господству многие страны, о политической блокаде Англии и индифферентной позиции США, пока, как видно, не собирающихся оказать помощь британскому льву.

Виталий Николаевич процитировал наизусть часть заяв­ления советского правительства по этому поводу: «... завтра может быть уже поздно, но время для этого не прошло, если все государства, особенно великие державы, займут твердую недвусмысленную позицию в отношении проблемы коллектив­ного спасения мира...» — он опять сделал паузу, словно про­веряя, какое произвел впечатление.

— Черт возьми! — растерянно пролепетал кто-то.

—  Неужели — война?!..

—  Товарищи, разговоры потом,— сказал Конопляное, постучав по столу костяшками пальцев.— Сейчас — о деле. К вашему сведению — в Келуе, Кошице и других городах Чехословакии, Польши и иных стран, находящихся под пя­той гитлеризма, созданы специальные школы разведчиков, где обучаются будущие агенты для заброски в СССР в качестве шпионов и диверсантов. Наши задачи...

Виталий Николаевич еще минут двадцать говорил о не­обходимости принятия срочных мер по наблюдению за воз­духом, соблюдению режима строжайшей бдительности, о взя­тии под особый контроль кошар в горах, колхозных станов, аулов в отдаленных и глухих ущельях — на случай возмож­ной высадки вражеских парашютистов.

—  ... вся ответственность за выполнение этих задач ло­жится на вас, Виктор Иванович,— вставая, заключил Коноплянов.

—  Есть,— коротко отозвался Гоголев.

Открылась дверь и вошел секретарь, застыв у дверей в почтительной позе.

—  Что там еще?

—  С вами хочет говорить управляющий Госбанком. Ска­зал — очень важно.

—  Переключите.

Дождавшись, пока за секретарем закроется дверь, Вита­лий Николаевич сел к телефонам и поднял трубку.

— Да, я. Здравствуйте. Что?!.— он сдвинул к переноси­це седеющие густые брови и с силой опустил ладонь на стол.— Говорите яснее! Да... Когда это произошло? Как? Повторите, я запишу...— он выдернул прямоугольный листок бумаги из пачки таких же, плотно уложенных в пластмассо­вой узкой коробке без верха, стоявшей возле письменного прибора, пошарив по столу, нашел ручку и что-то размашис­то написал, придерживая бумажку локтем другой руки.— Хорошо. Все. Примем меры.

Положив трубку на рычаг так осторожно, как будто она была сделана из хрупкого стекла, Виталий Николаевич с минуту молча смотрел на притихшее совещание, переводя сразу ожесточившийся взгляд с одного лица на другое.

— Вот. Пожалуйста. Извольте радоваться,— наконец буркнул он.— А все наша недоработка. Ерундой занимаем­ся, а настоящие рецидивисты творят, что им заблагорассу­дится...

Никто не проронил ни слова.

Конопляное встал, оперся обеими руками на край стола

— Вчера, то есть третьего мая, кассир Шахарской пря­дильной фабрики Барсуков получил в Госбанке четыреста сорок шесть тысяч рублей — зарплата рабочих и служащих за вторую половину апреля — и скрылся с этими деньгами в неизвестном направлении...— Виталий Николаевич сделал паузу. Говорил он таким тоном, как будто деньги похитил кто-то из присутствующих.— Кассира сопровождал начальник сторожевой охраны фабрики Кумратов, вооруженный писто­летом ТТ. Оба до сего времени не вернулись ни домой, ни по месту работы... Ясно — удрали с деньгами. И вот что, то­варищи,— подобное преступление, совершенное сразу после всенародного праздника Первое мая, я лично рассматриваю, как политическое: рабочие и служащие фабрики остались без зарплаты... Мы только что говорили об усилении бдительнос­ти, а вот, извольте радоваться...

Снова зазвонил телефон.

—  Конопляное слушает... Здравствуйте, Геннадий. Мак­симович. Да, получили. Принимаем меры. Конечно, обязатель­но...