Обречённый на одиночество. Том 1 - Усман Абдулкеримович Юсупов

все в прошлом, далеком уже прошлом, – засмеялся Имран, тоже вспомнив ту Сарат. – Сейчас она у нас первая красавица. Длинная белая шея, как у величавого лебедя; стройный гибкий стан, как у летящего вперед оленя; всегда удивленные, настороженные глаза, как у пугливой серны… Нет, тебе надо ее увидеть! Я же никогда не умел рисовать словами портрет девушки, это ты у нас был мастером по этой части.

– Имран, я серьезно, давай оставим эти разговоры, – попросил Алхаст. – Ты же видишь мое состояние. Сил никаких. Мне надо отдохнуть, восстановиться – этот чарх3 совсем уже меня не слушается.

Имран, конечно, понимал, что Алхасту не совсем нравится этот разговор и что он хочет сменить тему. Да он и не рассчитывал, что тот будет с удовольствием слушать его наставления… Да, изменился его друг… сильно, до неузнаваемости изменился. Это был не прежний Алхаст, далеко не прежний…

– Ну что ж, Алхаст, давай и в самом деле оставим эти разговоры… Только кажется мне, что эти ненормальные, с которыми ты связался, очень скоро приведут тебя в Брагунскую лечебницу4…

Имран встал, собираясь уйти.

– О каких это ненормальных ты говоришь?

– Да все о тех же, Руслане и старике этом. Каким-то очень подозрительным вниманием окружили они тебя.

– Имран, послушай меня и постарайся понять, – Алхаст жестом попросил друга сесть. – Понимаю, ты беспокоишься обо мне. Спасибо тебе за братскую заботу. Я не свихнулся и не болен, Имран, об этом даже думать не смей. Здоров я и, даже не сомневайся, в своем уме… Просто пытаюсь понять одну вещь, сделать важный для себя выбор… Без этого не будет мне покоя… Может быть для кого-то другого было бы просто разобраться в этих делах. Но мои тело, душа и разум не совсем еще чисты и не доросли до таких высот, чтобы с одного раза вникнуть в суть таких сложных вещей. Я должен подготовить себя. Мне нужно время, Имран. Не знаю, сколько продлятся мои искания, но, кажется мне, времени на это уйдет немало… Ты, вижу, не жалуешь Овту и Руслана. Если ты зол на них из-за меня… Поверь, они не сделали мне ничего дурного. Да и не такие это простачки, какими ты их себе представляешь. Будь они рядом, мне сейчас было бы намного проще…

Имран слушал друга молча, боясь каким-нибудь словом или жестом прервать его. Алхаст далеко не был глупцом, которым всякий может манипулировать. Он еще в детстве был правдоискателем, на дух не переносил несправедливость. Имрану ли не знать характер друга! Столько было случаев, когда Алхаст, не оглядываясь, встревал в конфликт, который его вроде бы и не касался. Он, не задумываясь, становился рядом с человеком, по отношению к которому совершалась несправедливость, даже если тот был ему совершенно не знаком и за которого, естественно, не мог быть в ответе. Имрану показалось, неугомонный друг его и сейчас влез во что-то подобное.

– Алхаст…Алхаст… Я же пришел к тебе не советчиком каким-то, да и нет у меня лишнего ума, чтобы делиться с тобой. Хотя для тебя, ты знаешь, я не пожалел бы ничего. Но тем, чего у тебя нет, не поделишься… Надеюсь, ты знаешь, что делаешь… Только как же оставить тебя здесь в одиночестве, без горячей еды, на одной только сухомятке? У Солты тебя не было то ли два, то ли три дня. Я же справлялся… Если узнает все это, знаешь ведь, тебе не поздоровится. Он думает, что ты хотя бы раз в день бываешь за моим столом. Не буду больше лезть в твои дела, пока сам не посчитаешь нужным рассказать мне о них, но ты должен пообещать мне, что завтракаешь и ужинаешь у меня. Каждый день!.. У тебя вид, как у сушеной воблы. Этак очень скоро станешь инвалидом.

Алхаст слушал друга с опушенной головой. Конечно же, он был виноват перед Имраном и вину эту чувствовал.

– Спасибо, Имран, – тихо сказал он. – Буду приходить, конечно, буду. Обещаю. Видит Бог, никогда не чувствовал себя гостем в твоем доме… Только сейчас мне надо побыть одному. Прости меня. А о жизни и молодости нашей уходящей еще поговорим.

Имран крепко пожал руку друга и по-братски обнял его.

– Пусть тебе сопутствует удача! Пусть Всевышний поможет тебе в твоем деле! Я пойду. И постараюсь не беспокоиться… Но, если соберешься куда-нибудь надолго, сообщи мне. Просто поставь в известность… Мне надо знать где ты, с кем и когда планируешь вернуться. Иначе покоя не будет… А сейчас пошли со мной, поешь что-нибудь горячее и вернешься.

– Спасибо, Имран, не сегодня. Сегодня не могу…

– Ладно, тогда тебе принесут поесть сюда…

– Не стоит… Если ты все-таки настаиваешь, пусть Лёма принесет немного топленого масла. Этого будет вполне достаточно. Смотри, больше ничего, все равно ведь пропадет.

Имран попрощался и ушел.

…Наступал долгожданный вечер.

Солнце, плавно закатившееся куда-то далеко за горизонт, обагрило своими угасающими лучами западный край неба – на завтра тоже природа готовила безоблачный, жаркий день. Духота к вечеру немного спала. Алхаст вышел во двор, присел под навесом и стал ждать первой звезды.

Вот зажглась и она, сначала слабо и неуверенно, но затем все ярче и ярче, приветливо улыбаясь с небесной выси.

Вскоре пришел и маленький Лёма, почти волоча слишком большую и тяжелую для него сумку. Алхаст поздоровался с мальцом, ласково потрепал его по голове.

– Кто это ко мне пришел? Лёма, ты! Решил навестить своего друга? Ну, молодец! И не побоялся ведь прийти сюда вечером. Лев5! Истинно лев!

Мальчик был горд, будто совершил какой-то важный поступок, а может, и подвиг. Ведь он пришел в такую даль почти ночью, ничуть не боясь всяких там чертей и привидений.

Алхаст развернул сверток. И ведь знал, что Имран не послушается. Чего тут только не было!?

– Ух, сколько всего ты принес мне, Лёма! Вот спасибо!

Алхаст занес в дом сумку, выложил на стол ее содержимое и вернулся к своему юному гостю.

– Ну, беги домой, пока совсем не стемнело.

Он обнял мальчика и сунул ему в карман несколько мелких купюр.

– Не надо, Ваша, – совсем по-взрослому запротестовал малыш, пытаясь оттолкнуть руку Алхаста.

– А ну, прекрати, – чуть повысил голос Алхаст, притворившись обиженным. – Ты что, уже не друг мне? Бери-бери, конфет себе купишь. И передай матери, что Ваша очень рад был вкусностям, что ты принес.

Лёма кивнул головой и нарочито медленно пошел со двора, как бы показывая другу отца, что его вовсе не пугает сгущающаяся темнота.

Проводив