Жена комиссара - Светлана Шахова

– Да-а, наш «г’орячий парень» совсем разошёлся, прям кипятком плюётся. Надо бы охладить, пока не лопнул.

– Зачем ты так? Гриша не заслуживает подобных слов. У всякого случаются неприятности. Надо же понять, успокоить человека.

Не поднимая глаз, Арина взялась за губку для мытья посуды, но Константин Степанович осторожно отстранил её.

– Нет-нет, я сам…

Отвернувшись к мойке, он загрохотал тарелками и ворчливо запричитал:

– Неприятности у нег’о… Живёт на всём г’отовом… Квартиру жена получила – пять лет в очереди отстояла. Машину Мишка – брат – помог’ достать, потому как на автозаводе он в передовых, с доски почёта не сходит. Дачу тоже он выхлопотал… Г’ришка как сыр в масле катается. Вдруг’ с чего-то решил норов показать.

– Вот и неправда! – взорвалась Арина. – Гриша воевал! Он для меня всегда героем был, так же как и папа… А сейчас? Разве он не работает? Или фуры гонять – не мужское дело? Или, скажешь, за это платят меньше, чем медсестре в поликлинике. Достать и договориться в наше время важно, не спорю, но деньги-то заработал он. Так ли?

Словно опомнившись, Константин Степанович виновато посмотрел исподлобья. Вытер руки о полотенце.

– Арин, не волнуйся так, – проговорил извиняющимся тоном. – Ты права. Переборщил я с критикой… – взглянул на часы. – Ох, времени-то уже! К сожалению, пора по делам, но на вокзал обязательно тебя отвезу.

У подъезда они разошлись. Арина отыскала глазами ординарца – тот нервно курил у машины – поспешила к нему.

– Гриша, ты можешь объяснить, что случилось? Тебя со вчерашнего вечера как будто подменили.

Он постарался улыбнуться, но вышло натянуто.

– Да всё в порядке! Не бери в голову… – и уже спокойнее добавил: – Лучше садись в машину, поедем в кино.

– А в какой кинотеатр? – поинтересовалась Арина, захлопывая дверцу.

– Самый лучший в Горьком, – оживлённо заговорил Григорий. – Два этажа, три зала: синий, красный и малый – наверху. Там раньше на вечерних сеансах певица пела. В таком шика-арном бархатном платье. Ещё по лестнице спускается, а голос уже звучит.

– У нас в «Центральном» такое тоже было. Только там оркестр играл, до третьего звонка.

– Вот-вот, и здесь на сеанс звонки давали, как в драмтеатре. Теперь нет. Но фильмы всё равно хор-ро-ошие идут.

Они остановились у длинного двухэтажного здания с нишей, подпираемой белыми колоннами, перед входом. На торце свода золотыми буквами в цвет стен красовалось название: Кинотеатр им. Минина.

– Кассы с улицы. Ты со мной или здесь постоишь? – спросил Григорий и, не дожидаясь ответа, бросил: – Пойду сам, так быстрее будет.

Арина потопталась под стрелкой-указателем «кассы», размышляя о возможных причинах странного поведения Гриши.

Не придумав объяснения, она поднялась на приступок входной группы, прошлась змейкой между колоннами. Отметила, как удачно окна фойе выделены белыми контурами, а потому не сливаются с общим фоном. Собралась получше рассмотреть лепнину над входом, но тут показался Григорий.

– Взял на «Любовь и голуби»! – крикнул он, на ходу размахивая билетами. – Бежим, две минуты до начала. Могут не пустить.

Глава 58

Арина долго оставалась под впечатлением. Прогуливаясь по набережной Сормовского парка, куда её привёз Григорий после просмотра, она снова вернулась к теме:

– Душевное кино. Жизненное. И артисты так натурально играют.

– Да-а-а, Гурченко хороша-а-а. Нестареющая женщина – огонь… В следующий раз, когда приедешь, пойдём в «Рекорд». Так со временем все кинотеатры обойдём.

Арина внутренне сжалась.

– А ты уверен, что мне сто́ит приезжать ещё? – спросила неуверенно.

Григорий остановился.

– Откуда сомнения?!

– Я не очень понимаю, что происходит, – честно ответила Арина. – Любовь Степановна злится, ты нервничаешь, с Константином чуть не поссорился. И всё, как будто бы из-за меня. Я же помню: поначалу все были весёлые, дружелюбные…

– Сейчас-сейчас, попробую объяснить… Может, сядем.

Григорий направился к скамейке. Рывком вытащил из кармана обрывки билетов, скомкал, бросил в ближайшую урну. Нервно стянул с руки неподатливую перчатку, стряхнул с сидения листья. Арина задумчиво опустилась на скамью. Он присел на край рядом.

– Не знаю, с чего начать… – заговорил, подбирая слова. – Э-эх, чего уж кружить вокруг да около. Скажу прямо: с нашей встречи в Бресте я места себе не нахожу. Время военное перед глазами встало, как наяву. И я сам – молодой, бедовый… Тогда по-хорошему Пал Семёнычу завидовал, какая у него жена: с виду властная, непреступная, а к нему ласковая. Думал, вернусь с войны, выберу себе такую же.

– И ведь выбрал. Любовь Степановна с тем ещё характером.

– Про характер не спорю. Да только оказалось, ласки в ней – ни на грамм.

– Зачем тогда женился? После войны одиноких женщин было, что полевых цветов. Каких только пожелаешь: и скромных, и красивых, и деловых.

– То-то и оно. Приехал я из Дальнего, осмотрелся. Устроился на работу. По вечерам стал на танцплощадку бегать. А там девуше-ек. Среди других Любу приметил, очень уж красива была: фигуристая, в теле, молодая – на семь лет моложе меня… Загулял с ней. Да жениться сразу не собирался, не-ет… Только вот она ребёночка понесла. Куда ж было деваться? – он помолчал; вздохнув, продолжил: – Всё нажили: квартиру, машину, дачу. Денег я прилично зарабатываю. И на жену, и на сына с семьёй хватает… – сглотнул, замолчал.

– А счастья не было и нет, – продолжила за него Арина.

– Во-о-от. Ты меня, Аринка, понимаешь. А Люба – она твердокаменная. Для неё главное: беседку поставить, сервиз дефицитный, рюмки хрустальные достать. А души-то… Души не-ет… Она ведь не старая ещё, а видела, сколько морщинок вокруг глаз и на лбу? И всё почему? Да постоянно от недовольства и подозрительно щурится… Я уж давно смирился, что жизнь вот так пролетела. И вдруг – ты. Как звёздочка ясная в темноте. Такая скромная, такая душевная, понимающая.

Арина открыла рот, чтобы возразить, но Григорий остановил.

– Подожди-подожди, дай сказать, а то в другой раз духу не хватит… Я ведь о том, что во мне снова все желания проснулись. Таким молодым себя почувствовал, – он на мгновение смолк, потом шумно набрал воздуха и выпалил: – Аринушка, давай сойдёмся.

От неожиданности она закашлялась. Выставив ладонь, остановила Григория от попытки постучать по спине. В желании сбить с лица жар, похлопала себя ладонями по щекам. Попыталась собрать мысли.

– Гриша, это безумие… Ты сам не понимаешь, о чём говоришь. У тебя семья: жена, сын со снохой, внук. Ты что, хочешь бросить всех разом?

– Я же объяснил. Когда узнал, какая жизнь бывает, понял – не могу больше маяться. Пусть мне недолго осталось. Может, ещё лет пять