Зажги свечу - Мейв Бинчи

– Ага, тогда это неправильное внимание. Ему нужен лишь поверхностный интерес, не надо лезть слишком глубоко.

– Ты научилась невероятно успешно обращаться с мужчинами! – восхитилась Элизабет.

– Ничего подобного. Если я так хороша, то почему с Тони Мюрреем чувствую себя полной дурой? Та, которая умеет обращаться с мужчинами, превратила бы его в послушную собачонку. А я все переживаю, что, с одной стороны, могу его потерять, а с другой – окажусь к нему привязана…

– Все равно у тебя получается лучше, чем у меня, – уныло призналась Элизабет.

– Ты, в отличие от меня, готова поставить интересы других людей выше собственных. А я такой никогда не была и никогда не буду. Маманя мне это с детства говорила, и, признаться, я думаю, она права… О мистер Уайт, вы выглядите как настоящий именинник! Ты только посмотри на него, Элизабет! Разве не великолепен?

– Папа, ты потрясающе выглядишь!

– Спасибо, дорогая, вы обе тоже прекрасно выглядите. Я рад отпраздновать свой день рождения с такими привлекательными барышнями.

Он предложил девушкам шерри, и они с облегчением переглянулись: хорошо, что не забыли поставить в шкаф новую бутылку взамен выпитой в ночь приезда Эшлинг.

Они преподнесли отцу подарки, и он с довольным видом в кои-то веки решил их сразу же надеть и долго возился, придирчиво поправляя галстук и платок, вкалывая булавку для галстука и заменяя старые запонки новыми.

Мама прислала открытку. Элизабет заранее ее прочитала, желая убедиться, что в ней нет ничего странного или безумного, что могло бы всех расстроить. Нет, ничего такого, всего лишь «Желаю тебе счастливых лет впереди и счастливых воспоминаний о годах, оставленных позади». Отцу открытка понравилась, и он поставил ее на каминную полку. Миссис Эллис прислала безвкусную открытку с цветочками, над которой все посмеялись с чувством неловкости. От Джонни пришел небольшой пакет с унцией табака и запиской: «Поздравления с днем рождения отцу Элизабет от Джонни Стоуна. Простите, что так мало, но, возможно, когда вы будете праздновать свой столетний юбилей, карточки отменят навсегда».

– Он славный малый, – с одобрением произнес отец. – Эшлинг, вы уже познакомились?

– Да, мы встречались в магазине, но они с этой вот мадам поругались из-за какой-то ерунды, так что нам не удалось пообщаться, – ответила Эшлинг заранее отрепетированной фразой.

Угощение удалось на славу: домашний пресный хлеб из Ирландии, завернутый в промасленную бумагу, чтобы не черствел, был нарезан на ломтики, густо намазан сливочным маслом и съеден с супом.

– Эй, погодите, нужно оставить место, мы еще к главному блюду не перешли!

Девушки, словно кремовое и розовое облачка, бегали туда-сюда, от плиты к столу, хихикая, когда сталкивались друг с другом. Запах бекона вызвал охи и вздохи. Тарелки вылизали начисто, потому что днем никто ничего не ел, чтобы подготовиться к пиршеству.

И наконец очередь дошла до торта: с одной свечкой вместо пятидесяти здравомыслия ради. Девушки зажгли ее и выжидательно посмотрели на именинника.

– Право же, я ведь не ребенок… это как-то… ну в самом деле…

– Ну же, мистер Уайт! Какой может быть день рождения без задувания свечки?

– Нет, нет, что за детский сад… нет…

– Папа, задувай, праздник ведь! – Элизабет почти трясло, и казалось, что она вот-вот заплачет.

– Мистер Уайт, если вы не задуете свечку, то как мы будем петь вам «Happy Birthday»? – В тусклом свете свечи Эшлинг выглядела нетерпеливой и взволнованной.

– Ну что за глупости… – Отец встал, набрал полную грудь воздуха, как ребенок, и задул свечу.

Девушки захлопали и спели «Happy Birthday» и «For He’s A Jolly Good Fellow».

– Отлично! – Эшлинг слегка отодвинула стул, словно давая сигнал переходить к развлечениям. – А теперь что вы споете для нас, мистер Уайт? У вас наверняка широкий репертуар.

Элизабет занервничала. Неужели Эшлинг не поняла, что, в отличие от О’Конноров, которые готовы разразиться песнями по поводу и без повода, в этом доме не поют? Отец никогда не пел. Элизабет залилась краской, вспомнив, как практически испортила вечеринку в Престоне, исполнив «Danny Boy».

– Нет, лично я не певец. – Отец откашлялся.

– Не может быть! – запротестовала Эшлинг. – Я слышала, как из ванной доносилось чарующее пение. Или вы там граммофон завели?

– Ага, папа, попался! – вскричала Элизабет, присоединяясь к игре.

– Нет, нет и нет! – отказывался отец, но со смехом, а не с раздражением.

– Дайте-ка подумать, что у вас лучше всего получается… Что-нибудь из мюзикла? Оперетта? Может быть, Гилберт и Салливан?

– Да, папа, ты ведь знаешь кое-что из Гилберта и Салливана!

– Ну… не настолько, чтобы спеть…

Эшлинг уже встала:

– Давайте я помогу вам начать! Глянь в лучистые глаза… – Она замахала руками, изображая хормейстера. – Ну же, давайте! Присоединяйтесь!

Элизабет и отец стали подтягивать.

– Нет-нет! Давайте начнем сначала, как положено!

Глянь в лучистые глаза,

Синие, как бирюза,

С поволокой, как фата, —

И, на них начав разгон,

Перейди за Рубикон:

Тронь пурпурные уста;

Тронь трепещущую грудь,

Тронь упругий, легкий стан…[24]

Элизабет смотрела с открытым ртом, как отец брал все более высокие ноты вслед за Эшлинг, которая толком не помнила слов и больше мурлыкала, ободряя его, присоединяясь на последних строчках.

– Не уверен, что попал в тональность. Кажется, я все перепутал, – виновато рассмеялся отец.

– Глупости, вы прекрасно спели! – возразила Эшлинг.

– А теперь ты, Элизабет. Чему ты научились с тех пор, как уехала из Килгаррета?

– Я почти не пою…

– Да ладно, еще как поешь! Помнишь, как мы всегда пели, когда ехали домой на велосипедах из школы?

– Тогда все было по-другому!

– Хорошо, погоди минутку!

Эшлинг выскочила из кухни и вернулась с велосипедом Элизабет.

Все засмеялись. Возле уставленного грязной посудой стола с тортом посередине велосипед смотрелся громоздко и нелепо.

– Вот тебе велосипед, залезай на него и пой!

Элизабет с тревогой посмотрела на отца, проверяя его реакцию на столь дурацкое, безответственное и детское предложение. Он терпеть не мог подобные вещи, но сейчас ухмылялся от уха до уха.

Она вскочила с места, села на велосипед и, притворяясь, что сидит на лошади, запела:

– Когда я был в дороге из Корка в горы Керри,

Я встретил капитана, его все звали Феррел.

Достал свою рапиру, достал я пистолеты,

Затем я громко крикнул: «Гони свои монеты!»

Она начала с таким задором, что отец и Эшлинг встали и подхватили припев:

– Глотком выпьем всю кружку до дна!

Помянем мы отца![25]