Душа Лахора - Читра Банерджи Дивакаруни

Много месяцев подряд я хожу взад-вперед по коридорам Шейхупуры, бормоча себе под нос, будто сумасшедшая, ведь мне тут не с кем поговорить, некому выплеснуть свою боль. Раньше мы с Далипом никогда не разлучались. Мне так плохо, что нет сил есть. Я стремительно худею, и в крошечном осколке зеркала, который мне предоставили, отражение мое смахивает на скелет. Если я в таком отчаянии, как же себя чувствует мой сын? Ночью у него бывают кошмары. Раньше, когда он от них просыпался, мы с Манглой всегда его утешали. Как же мальчик справляется сейчас?

А Мангла, моя многолетняя подруга, помощница и доверенное лицо, практичная Мангла, помогавшая мне прочно стоять на земле, предостерегавшая от глупостей, – где она сейчас? Я снова и снова вспоминаю, как солдаты тащили служанку прочь. Ее единственная вина – верность мне. Что же с ней сделали британцы? Меня наполняет чувство вины и отчаяния при мысли об этом.

Ах, если бы я прислушалась к Автару, когда он советовал мне не учить Далипа возражать британцам. Но мои гнев и упрямство победили голос разума.

Чтобы сделать меня еще беспомощнее, Лоуренс не выплачивает мне даже сниженного содержания. Но я подкупаю стражника, отдав ему один из своих браслетов, и посылаю сыну письмо и несколько шариков ладду, его любимого лакомства. Я стараюсь, чтобы у письма был невинный тон: «У меня все в порядке, но я не смогу к тебе приехать. Молюсь за тебя; будь храбрым и хорошо учись. Скучаю по тебе, сердце мое». Ответа не приходит.

Лоуренсу я тоже пишу, проклиная его за жестокость, за то, что разлучил мать с ребенком. Я умоляю прислать Далипа ко мне в Шейхупуру, чтобы я хоть раз повидала сына: «Или прекратите мои мучения и убейте меня». Я жалуюсь, что мне не выплачивают содержание и приходится продавать украшения, чтобы обеспечить хотя бы самые основные потребности. Я угрожаю сообщить о злодействах губернатора английской королеве. Пишу: «Позор вам – вы украли мою страну с помощью коварства. Если посмеете, покажите всем, кто вы такой на самом деле. Объявите открыто, что сделали себя королем Пенджаба!» Лоуренс знает, что я беспомощна, и не обращает внимания на мои послания. Вместо этого он сообщает всему миру, что я, коррумпированная и аморальная «Мессалина Пенджаба», пыталась соблазнять людей, чтобы они взбунтовались против британцев.

Когда я уже почти схожу с ума от отчаяния, старуха, которая убирает мою камеру, заболевает, и ее место занимает женщина помоложе. Подметая у меня под кроватью, она шепчет пароль и говорит, что ее зовут Рошанара. Она из агентов Автара! Новости, которых я так жажду, Рошанара сообщает по кусочкам, растягивая рассказ на много дней, чтобы стражники ничего не заподозрили. Манглу выслали из Пенджаба, и никто не знает, куда она делась. Автар скрывается, за его голову назначена высокая цена. Я прошу ее поговорить с Далипом или хотя бы передать ему сообщение. Но она печально возражает, что это невозможно: моего сына строго охраняют и не выпускают из крепости. Но у него все в порядке. Одна из старых служанок, Миан Хима, до сих пор с мальчиком. От этого мне становится полегче: Хима была с Далипом с тех самых пор, как он взошел на трон.

Следующая новость приводит меня в ярость. Чтобы оправдать разлучение матери и ребенка, Далхаузи заявил, что у меня бывали приступы безумия. Он утверждает, что я плохая мать, что я била и запугивала Далипа, отчего милый юный махараджа и отказался нанести тику на лоб Теджа Сингха. Даже королеве Англии скормили эту ложь. Рошанара тут же уверяет меня, что никто из пенджабцев не верит британцам, но я не могу сдержать злые слезы.

Когда Рошанара утирает мне глаза своей дупаттой и спрашивает, как сделать мою жизнь более терпимой, в голову приходит только одно.

– Передай Автару копии писем, которые я писала Лоуренсу. Пусть пошлет их в наши пенджабские газеты. Я хочу, чтобы народ узнал о том, какую боль мне пришлось пережить как матери и правительнице. Пусть поймут, как несправедливо британцы отобрали Пенджаб у моего Далипа. Пусть всем станет известно о лжи Далхаузи.

Вскоре мои письма повсюду. Даже мои индусские стражники об этом перешептываются. В мою поддержку выступает святой человек, Бхаи Махарадж. Он путешествует по стране, призывая толпы, которые приходят его послушать, сразиться за честь Матери хальсы, собраться с силами и прогнать британцев со своей земли. Моя жизнь в заключении от этого не меняется, но земляки хотя бы узнают о том, насколько коварны британцы.

* * *

Разумеется, месть британцев не заставляет себя ждать. Я узнаю от Рошанары, что Лоуренс заявил о заговоре – попытке поднять восстание среди местных солдат в британском гарнизоне. Организацию бунта он приписывает мне. Заговор явно выдуман, я впервые о нем слышу. Трех мужчин, которых обвиняют в работе на меня, быстро вешают безо всякого суда. Но теперь у Лоуренса есть повод объявить, что мое присутствие в Пенджабе слишком опасно. Меня приговаривают к изгнанию.

Потрясены даже придворные, которые так часто меня подводили, – все, кроме Теджа. Вельможи просят Лоуренса отменить решение, но он неумолим. Меня снова запихивают в повозку и отправляют еще дальше от сына, прежде чем народ Пенджаба успевает узнать о моей судьбе. Мне даже не позволяют попрощаться с Рошанарой.

По пути офицеры батальона, который меня сопровождает, обыскивают мой багаж. Они роются даже в скудном запасе нижнего белья, заявляя, что там может быть нечто опасное.

– Меня все это время держали в тюрьме! – изумленно восклицаю я. – Что вы хотите найти? – Но военные не обращают на меня внимания. Ничего подозрительного во время обыска не обнаружено, но позже оказывается, что несколько имевшихся у меня ценных вещей пропали.

На этот раз меня запирают в форте Чунар в далеком Бенаресе. Эта старая каменная крепость на голом холме еще более уныла и безнадежна, чем Шейхупура, и мне приходится держаться из последних сил, чтобы не погрузиться в отчаяние. Немногие оставшиеся украшения отбирает мой новый тюремщик, майор Макгрегор. Он уверяет, что будет надежно хранить их и вернет, когда правительство решит, что это уместно, – на редкость двусмысленное заявление. Выделяемые мне средства сокращены до необычайно мизерной суммы в двенадцать тысяч рупий в год. Это крошечная доля от того, что мне обещали по Бхайровалскому договору. Даже Макгрегору неудобно, когда он мне об этом сообщает. Я и не пытаюсь отвечать. В чем смысл? Макгрегор,