На доблесть и на славу - Владимир Павлович Бутенко

Длинный обеденный стол окружили плотным кольцом. С одной стороны – Ковальчук и Шаганов, с другой, за черными фигурами, начальник политотдела. Казаки, кто разбирается в игре и кто вовсе ее не понимает, азартно болеют за своих. Но при одном виде осанистого, несуетного, красивого полковника понятно, что шансов у его соперников маловато.

– Вижу, у кого-то учились, – сделав очередной ход, заметил Никифор Иванович. – Неплохо разыграли дебют.

– Ходил в кружок. Врач Тумаш занимался с нами, – откликнулся Яков.

– А мне, представьте, удалось в сеансе одновременной игры свести партию на ничью с великим Дуз-Хотимирским.

Первым капитулировал Ковальчук. Зевнул «вилку» и потерял ладью. Яков сопротивлялся. Подолгу обдумывал ходы. Привалов, по всему куда-то торопившийся, предложил сержанту мирный исход. На прощанье, как приз, подарил новехонькие шахматы. Яков, донельзя довольный и возбужденный, слыша от сослуживцев похвалу, с улыбкой отвечал на их рукопожатия.

13

20 августа, ранним утром, слитные залпы четырех тысяч орудий дали сигнал войскам 2-го Украинского фронта! После артобстрела застили небо сотни краснозвездных самолетов, засевая румынские редуты минами. Разбитые позиции противника проломил смерч «тридцатьчетверок», а следом устремились донские полки! За рекой Серет пал город Роман, на четвертый день сражения – Бухус и Бакэу. Румынский король Михай, перепуганный насмерть, в этот же день объявил о выходе своей страны из союза с Германией и готовности воевать на стороне Красной Армии.

Гитлер предвидел потерю Румынии. Ущелья Карпат, ведущие к венгерской границе, были укреплены артиллерийскими узлами, фортификационными сооружениями, все обходные пути – забаррикадированы. Группу вермахта в этом районе возглавлял генерал Оффенбах. Он стянул к горному коридору Онешти – Ойтозский перевал – Брецку части 4-й горнострелковой и 76-й полевой дивизий. Именно эти специально подготовленные войска противостояли группе генерала Горшкова, в которую наряду с его 5-м Донским корпусом вошел 23-й танковый корпус.

Уже у входа в горный коридор, у Онешти, казакам пришлось туго. Расколоть этот «крепкий орешек» удалось только благодаря «катюшам» и хитрым маневрам 63-й дивизии. Ее 223-й полк ворвался в объятый пожарами городок на северную окраину, отвлекая немецкий гарнизон. А два других полка, при поддержке танкистов, ударили по ослабленной обороне немцев с юга!

Новым препятствием стал городок Грозешти. К тому же 11-я и 12-я дивизии, взяв Тыргу-Окна, натолкнулись на концентрированную оборону у входа в ущелье близ Дэрмэнешти. Генерал Горшков разделил силы. Танкистов и 63-ю дивизию направил по шоссе на Брецку, а две других дивизии – в обход, по горным тропам, чтобы все силы клинами сошлись на Ойтозском перевале.

Громады скал нависают, смыкаются впереди, столбами подпирая небосвод. По склонам – леса, вперемешку лиственные, выше – хвойные. А на дальних пиках, в подоблачье, уже сияет снежная окаемка, – сентябрь шлет письмецо зиме! По ночам шалит морозец, пудрит стволы орудий, гривы лошадей, шинели. Канонада похожа здесь, в горах, на грохот камнепада. Трясутся скалы и щебнистая почва. Только по ночам гул сражений глуше, – точно прячется под землей.

Окупая каждую версту кровью, донские полки вонзались в глубь Карпат. По ним в упор били горные стрелки, пулеметы дотов и дзотов, наносила удары вражеская авиация. То и дело преграждали путь минные поля, завалы, взорванные мосты. Никто и никогда, по словам старожилов, не проезжал здесь даже на телеге! А многотысячный казачий корпус, с ожесточенными боями, неостановимо продвигался вперед.

У горловины Ойтозского ущелья передовой отряд донцов остановил ураганный минометно-артиллерийский огонь. Самое селение Ойтоз сумели взять красноармейцы соседней бригады. А дальше встали надолбы и железные балки, спаренные дзоты, упрятанные в капониры «ферденанды», самоходки и гаубицы. А передовая – в рядах колючей проволоки под высоковольтным напряжением.

Ниделевич, проведя разведку боем, отвел полк. Особо думать было некогда. Он срочно собрал командиров.

А казаки тоже не тратили времени. На стук половника о крышку котла сходились к полевой кухне, ослабив подпруги и навесив лошадям торбы. Яков получил в котелок перловки, сдобренной говядиной, вместе со своими казаками сел на выступ валуна. За чаем послали Белоярцева. Он принес бидончик, разлил по кружкам. Терпкий аромат дурманил, клонил в сон. Постелив шинели, выкраивали для него куцые минутки.

Зудящий, по-комариному острый звук заставил Якова открыть глаза. В линялой синеве скользила «рама», крадливая и зловещая. Вскоре из штаба вернулся Лепетухин. Взводный молча взял приготовленный для него котелок с кашей, съел несколько ложек. И, судорожно двигая кадыком, залпом выпил чай. Закурил. В резких движениях, в хмуром взгляде проступала тревога. Его пепельно-серое от бессонницы и пыли лицо побледнело еще больше.

– Шаганов, поднимай бойцов, – приказал он, глянув искоса. – Через полчаса выступаем. Эскадрону поставлена задача: обойти ущелье и атаковать с тылу. Поведут разведчики…

Отъехали километр или чуть больше, когда над ущельем снизилось звено «Юнкерсов». Грохот взрывов покатился волной, сметая подводы, машины, корежа орудия и бронетехнику. Жалобным эхом донеслось ржание. И лошадь Якова, наставив уши, коротко отозвалась. Ее успели перековать на задние ноги, и гнедая твердо ступала по каменистой тропе. Быстро сгущался горный вечер. Вдоль пути сквозили пожелтевшие кустарники и деревья, отрывисто и трельчато отдавались голоса птиц. Шум двигающейся по лесу колонны, – перестук подков, скрип седел, звяк удил и стремян, – каждый звук рождался четкий и яркий.

Дорожка сузилась и лентой завилась вверх. Оттуда, навстречу казакам, валами ниспадал сумеречный туман. И разом опахнуло холодом. Повзводно спешились. Лошадей вели в поводу.

Ночной туман предельно усложнил маршрут. Разведчики в голове колонны, присвечивая фонариками, карабкались на верхотуру, в огиб скальных выступов. Яков подбадривал казаков, следуя впереди взвода, а сам с леденящей остротой ощущал край бездонной пропасти в пяти шагах, – из ее глубин струился могильный мрак и тянуло тленом. Яков, короче взяв повод, ласково разговаривал со своей Ладой, дрожащей от холода и высоты. Цокот копыт на камнях сбивался. Лошади, как и люди, бессознательно отступали от пропасти, жались к нахоложенным стенам скал, ранясь и храпя…

Чуть свет, одолев перевал, сделали остановку. Дончаки потянулись к бурьянцу, тяжело нося боками. Моментально разнеслось: погибло два бойца, сорвавшись с лошадьми в ущелье. К помкомвзвода обратился понурый Белоярцев:

– Товарищ гвардии сержант! У м-м-меня гнедая з-з-захромала… Надо было перековать.

– Значит, бери ее на руки и неси! – безжалостно приказал Яков.

– Раньше она не хромала. Может, о скалу черканулась?

Яков осмотрел бабки, копыта, подковы, – железо их как напильником стесали! Боец не был виновен. Взводный косяк перековали три дня назад. Ставили трофейные подковы. Они оказались в горах непригодными.

В полной тишине сделали еще переход.