Посол эмира - Клыч Мамедович Кулиев

«Не за Ахмедом ли устремились?» — с тревогой подумал я, и тревога, как оказалось, не была напрасной. Словно из-под земли передо мною вырос Нигматулла-хан в окружении нескольких своих бойцов. Указав на меня подбородком, приказал:

— Свяжите ему руки!

Я выхватил пистолет, но посол остановил меня:

— Спокойно!

Нас втолкнули в шатер. Тут же вошел Степанов. Не вставая с места, Мухаммед Вали-хан, усмехнувшись, спросил его:

— Ну что? Кончилась комедия?

— Вы сами ускорили развязку, — цинично заметил Степанов. — Комедия продолжалась бы, если бы вы куда-то не отправили своего капитана. Впрочем, — улыбнулся Степанов, — может, это и к лучшему! — Он уселся напротив посла и, помедлив несколько секунд, неожиданно сказал: — Пора знакомиться. Перед вами — полковник Юсин, представитель Прикаспийского правительства.

— Прикаспийского? — переспросил посол, будто больше всего его удивило именно это, но не то, что Степанов оказался каким-то Юсиным. — Что же это за правительство?

— Не слышали?

— Нет, не приходилось, — сказал Мухаммед Вали-хан, хотя отлично знал, что такое правительство существует. — В России теперь столько правительств развелось, что все не упомнишь. Каждый атаман образует свое правительство и считает себя правителем, но, не успев насладиться собственным величием, сваливается с самодельного престола и исчезает, как дым… — Посол не сводил глаз со своего собеседника, да и я тоже наблюдал за ним, тщетно стараясь распознать истинное лицо этого человека. Может, никакой он не полковник? Может, и не Юсин, а какой-нибудь Иванов? Кто знает! Ясно одно: он не тот человек, за которого поначалу мы его приняли, которого называли «товарищ командир», к которому даже успели привыкнуть за несколько часов знакомства. Он был для нас представителем Советского государства, командиром Красной Армии; он говорил, что посвятил жизнь борьбе за счастлив вое будущее своего народа… И он, кроме всего, показался нам душевным, простым человеком.

А теперь?.. Теперь он сидел перед нами такой же, как в первую минуту знакомства, с тем же располагающим лицом, в той же красноармейской форме; в нем как не было, так и нет ни надменности, ни резкости, ни чувства превосходства над людьми, которых он столь коварно обманул. И в то же время это уже совсем другой человек, не человек даже — хищный зверь, и если бы мои глаза были способны испепелять взглядом, я не задумываясь испепелил бы этого негодяя. Немедленно!..

Невозмутимость и поразительная выдержка Мухаммеда Вали-хана, кажется, начинали раздражать полковника. Папироса в его длинных пальцах заметно подрагивала. Но голос оставался спокойным, и если и появилось в нем что-то новое, то это была ирония.

— Но если вы не верите в другие правительства, то, стало быть, и в большевистском тоже не уверены? — спросил он.

— Нет, в большевистском уверен, — твердо ответил посол. — В ином случае мы не пустились бы в столь дальний и столь рискованный путь.

— А вообще-то приходилось вам уже встречаться с большевиками? — поинтересовался полковник.

— Вы — первый! — с горьким сарказмом парировал посол. — До вас, признаться, мы не видели ни одного большевика.

— В таком случае, какие же у вас основания так слепо в них верить?

— Ну, видите ли, вера основывается не на какой-то личности, а на политике государства, на его принципах, а политика большевиков мне более или менее ясна. И, полагаю, станет еще яснее и ближе после личного с нею знакомства.

— Но в чем, собственно, вы намерены убедиться? — несколько раздраженно спросил полковник, и это была первая эмоциональная вспышка за весь день. — Быть может, в крахе династии, продержавшейся более трехсот лет? В том, что вся семья Николая Второго расстреляна? — Полковник накалялся с каждым мгновением. — Или, возможно, вы хотите своими глазами увидеть, как людей, испокон веков правивших Россией, гонят в Сибирь? Жаждете увидеть погромы, повальные аресты, голод, нищету, разруху? Ради этого вы покинули Кабул и устремились в Россию? Так не безумец ли эмир, вынудивший вас к столь бессмысленной поездке?!

Чем больше нервничал полковник, тем с большей выдержкой вел себя посол. Голос его звучал мягко, увещевающе, будто он беседовал с несмышленым подростком:

— Нет, не безумец, — возразил он. — Во всяком случае, когда мы выезжали из Кабула, наш эмир был в своем уме… А в Россию мы едем не за развлечениями и легкой жизнью, — нет! Положение там действительно тяжелое, очень тяжелое, и наша цель — попытаться понять причины этих трудностей, разобраться в них. Вот вы, полковник, говорите о крахе трехсотлетней династии, — продолжал Мухаммед Вали-хан, не отводя взгляда от несколько побледневшего лица полковника. — Правильно, династия Романовых рухнула. Но почему? Как расшатался и развалился трон, казавшийся столь устойчивым? Разве вам самому не было бы интересно разобраться в этом?

— Из всего вами сказанного я понял одно, — резко заговорил полковник. — Вы едете в Россию для того, чтобы изучить и перенять ее революционный опыт, а затем применить его в Афганистане. Разве я неправ? Вас интересует, с чего начинается восстание, как его организовать…

— Но в Афганистане, — перебил посол, — восстание уже началось! Неужто до вас не докатилась его волна? Неужто вы хоть отзвуков его не услышали? Афганистан отныне — государство суверенное в истинном значении этого понятия. И самостоятельность его первыми признали большевики. Они же первыми поддержали чувства национального достоинства и гордости в афганском народе. Не просто большевики — сам Ленин! — воскликнул посол, не сумев сдержать внутреннее волнение. — Вот почему мы отправились с официальным визитом в Россию. Мы — первые, а за нами поедут и другие. Потому что это диктуется самой логикой отношений, возникших между нашими странами. И никакими ужасами нас не запугаешь…

Полковник, видимо, и сам уже понимал, что страшные рассказы о большевиках не способны переубедить его собеседника, и потому, отказавшись от глобальных проблем, перешел к конкретным делам.

— Ладно, о логике отношений мы поговорим в другой раз. Сейчас я хотел бы знать, куда все-таки вы отослали своего капитана?

— Да туда же, куда отправились и ваши всадники, — в Мазари-Шариф, — сказал посол, словно бы удивленный наивностью вопроса.

— Полагаете, что он успеет обеспечить вам помощь? Но не умрет ли тот, кого ужалила змея, пока из Мекки привезут лекарство?

— Как знать! — сказал Мухаммед Вали-хан. — Возможно, за помощью и не придется ехать так далеко, она может подоспеть раньше, чем мы думаем, — всяко бывает! Тем более, что мы сделали все для срыва ваших замыслов, все, что было возможно! И вы, полковник, проиграли эту сложную партию… — Бледное лицо полковника перекосилось от гнева. Нет, в полное свое поражение он, кажется, еще не верил, но не верил и в победу. А посол меж тем продолжал: — Вы, господин полковник, ошиблись, полагая, что до самого конца этой комедии я считал