Остров русалок - Лиза Си

отношения со свекровями, но в тот день я поняла, что матери наших мужей просто непознаваемы. Нам не понять, почему они так себя ведут, о чем на самом деле говорят, каких невест и женихов выбирают для своих детей и готовы ли поделиться с нами своим рецептом кимчхи. Но одно мне было ясно: хотя До Сэн потеряла не меньше меня, а то и больше — у нее не осталось сына, который станет исполнять ритуалы, когда она отправится в загробный мир, — она жила дальше. Однако я помнила и простую истину, которую узнала после смерти матушки: когда приходит конец, это насовсем. Ничего не исправить, время не повернуть назад, нельзя попросить прощения — нельзя даже попрощаться. Правда, помнила я и слова бабушки: «Родители продолжают жить в своих детях». Чжун Бу продолжал жить в нашем нерожденном ребенке, во всех наших детях. И теперь я последую совету свекрови и найду силы во всем, чему научилась, — хотя бы для того, чтобы защитить крошечную частичку мужа у меня в животе. Я буду жить, потому что мне нельзя умирать.

* * *

Когда настал июль, море, ветер и воздух сделались жаркими и неподвижными. Моя беременность теперь уже была очевидна. Прошло шесть месяцев, и живот выпирал больше, чем в любую из моих предшествующих беременностей, пусть даже ела я меньше. А если что и удавалось положить в рот, пища почти сразу вылетала наружу. Обычно женщин рвет в начале беременности, но теперь тошнота пришла в последние месяцы и никак не кончалась. Я будто плыла в лодке по бурным волнам и не могла доплыть до берега. Меня рвало в отхожем месте, и свиньи внизу дрались за куски, что вылетали у меня изо рта. Меня рвало на олле, когда я носила воду или собирала навоз для растопки. Меня рвало во дворах соседей и прямо у них в домах. А живот все продолжал расти.

— Может, дело в том, что тебе не выйти в море? — предположила свекровь.

Отчасти она была права. В таком состоянии сложно украдкой выбираться ночью из дома, перелезать через скалы, а тем более тащить на спине тяжелую сеть с уловом, поэтому мне приходилось маяться без освежающей прохлады, без состояния невесомости, которое давала вода, без тишины и покоя.

Отец и брат посмеивались и доброжелательно меня поддразнивали, пытаясь поднять настроение, а соседи предлагали домашние средства, чтобы мне стало полегче. Кан Ку Чжа сказала, что стоит есть больше кимчхи, а Кан Ку Сун посоветовала вообще избегать кимчхи. Одна уверяла, что лучше спать на левом боку, а другая — что на правом. Я пробовала все средства, кроме одного.

— Надо тебе опять выйти замуж, — заявила однажды Ку Сун. — Тебе нужен мужчина, чтобы помешивать варево в твоем горшке.

— Да кто захочет на мне жениться и помешивать горшок, в котором растет ребенок другого мужчины? — спросила я исключительно из вежливости. Замуж я в любом случае не собиралась.

— Можешь стать младшей женой…

— Никогда! — На Чеджудо и раньше не хватало мужчин, а теперь их стало еще меньше. Наверняка многим женщинам в моем положении — вдовам с детьми, особенно с предгорий, — для выживания требовался муж, но мне он был ни к чему. — Я же хэнё и способна сама позаботиться о себе и детях. Рано или поздно я снова смогу нырять.

Я не стала упоминать, что любила Чжун Бу. Он ведь не сломанное снаряжение для ныряния, чтобы его заменять. Нет, я не смогу стать чьей-нибудь младшей женой.

Вообще-то у меня была своя теория насчет того, почему я так раздулась. Мышцы, некогда такие сильные, растянулись сверх предела из-за пережитых потрясений, а беды никак не кончались. С начала года сожгли уже десятки деревень и убили много народу, в том числе и совершенно невинных людей. И теперь мне казалось, будто я несу всех погибших в своей утробе. Мы со свекровью сделали поминальные таблички для Ю Ри, Чжун Бу и Сун Су, каждый день били поклоны погибшим и приносили дары, но легче мне не становилось. Спина и ноги постоянно болели; ступни, лодыжки, лицо и пальцы распухли. По ночам мне было никак не устроиться на спальной подстилке, я еле могла встать с пола и сесть обратно. Мин Ли жаловалась, что я больше не беру ее на руки. Меня прошибал пот, скапливаясь в каждой складке тела. Слез я уже почти не проливала, но все еще думала о смерти. Можно было поздно ночью отправиться в море вдоль тропинки лунных теней и заплыть так далеко, чтобы не хватило сил вернуться. Выпить яд, броситься в колодец или разрезать запястья ножом. Мне так хотелось покоя.

В августе погода изменилась. В Восточно-Китайском море поднялся ветер и помчался беспрепятственно над водами, пока не долетел до Чеджудо. Мы сразу поняли, что надвигается тайфун. До Сэн уверяла, что мы в безопасности. Оба наших дома построил прадед ее мужа, и они выдержали все тайфуны, которые терзали наш остров. Но я все равно боялась, и мне хотелось вернуться в дом моей семьи. Тайфун, который пришел в этот раз, оказался не самым ужасным из тех, что нам довелось пережить, но мы стали настолько слабее и телом, и духом, что для нас это был очередной безжалостный удар. Мощные порывы буйного ветра непрерывно атаковали остров. Огромные волны налетали на берег и затопляли дома. Сильный дождь лил практически горизонтально. Лодки разбивало о берег. Мало у кого были посевы, но и у тех, кто сумел вырастить урожай, тайфун его затопил или смыл. Когда дождь перестал, море успокоилось и вышло солнце, я увидела, что До Сэн права. Многие дома не устояли — а что уж говорить про соломенные крыши, — одна стена бультока обвалилась, но оба наших дома не пострадали. Я помогала соседям собирать камни из обрушившихся стен и резать солому для крыш. Все члены кооператива сообща восстановили бульток, купальные загородки и каменную стену вокруг бассейна на мелководье, где мы ловили анчоусов.

В сентябре нас ждала еще одна беда: повстанцы вошли в Хадо и сожгли начальную школу. К счастью, это случилось ночью и детей внутри не было. В начале октября склоны холмов у подножия Бабушки Сольмундэ снова запылали — но не от очередного пожара в деревне, а от огненных красок осени. Это напомнило нам, что раздоры между людьми рано или поздно пройдут, а красота природы и круговорот времен года останутся. Люди в Хадо по-прежнему много работали, старались посадить что-то