Отречение - Алиса Клима

– Дочь тех, к кому мы идем, отбывает в лагере срок по пятьдесят восьмой, – сказал Ларионов и внимательно посмотрел на Левчука.

Левчук молчал и продолжал кивать.

– Ты можешь не идти, – вдруг добавил Ларионов.

Левчук задумался и замигал.

– Я смогу пойти, товарищ майор, – ответил он уверенно. – И это останется между нами.

– Спасибо. – Ларионов похлопал его по плечу. – В том, что я делаю, нет секрета. Но эти люди не должны знать обо мне – так надо. Это – главное. Ты придешь и скажешь, что гостинцы тебя попросили передать друзья Веры. Вера – дочь Алины Аркадьевны, которую тебе надо повидать. Нет, скажи, что сам купил. Затем расскажешь, что у Веры все хорошо и что скоро твой товарищ едет в лагерь и может доставить Вере письмо и все что угодно. Попроси, чтобы они написали записку, в которой обязательно упомянут, что отправляют ей посылку. Объясни, что в письме лучше не перечислять, что именно передают, чтобы у офицера, который увидит Веру, не было неприятностей. Но в письме они должны называть ее Ириной! В остальном постарайся действовать по ситуации и не выдай меня. Как понял?

– Вас понял, товарищ майор, – протянул Левчук с улыбкой. – Все будет по высшему разряду. Даже не сомневайтесь!

Они дошли до Вахтанговского переулка и остановились. Мимо, запрудив дорогу, маршировал большой отряд пионеров, распевающих «Взвейтесь кострами, синие ночи…». Они весело салютовали Ларионову и Левчуку, машинально взявшим под козырек.

Ларионов сказал, что будет ждать Левчука в переулке напротив – там был небольшой трактир, в который, как думал Ларионов, не могли зайти жители дома номер двенадцать. Он объяснил Левчуку, что делать и как разыскать Александровых, и приказал в случае, если никого не будет дома, вернуться в трактир, ничего не объясняя хозяевам или соседям. Он также подробно еще раз объяснил, что Левчук должен встретиться с Алиной Аркадьевной, матерью заключенной. А если ее сестра Кира окажется дома одна, обещать вернуться и узнать, когда сама Алина Аркадьевна будет дома.

Левчук все подтвердил и отправился в дом номер двенадцать. Вскоре он отыскал квартиру Ясюнинской, позвонил в дверь и, поспешно зажав пару свертков между ног, бойко подтянул гимнастерку и пригладил рыжие вихры под фуражкой.

Дверь открыла Кира.

– Здравствуйте. Вы к кому? – спокойно спросила она.

– Здравия желаю… Я к Алине Аркадьевне Александровой, она дома? – вкрадчиво и взволнованно спросил Левчук, чувствуя внезапно вину за ту ложь, которую должен был говорить.

Кира открыла дверь шире.

– Входите, мама дома, – сказала она с улыбкой, предчувствуя, что этот военный пришел от Веры.

Левчука провели в гостиную, где у рояля сидела Алина Аркадьевна и пела со Степанидой «Очаровательные глазки». Она повернулась к Левчуку, растерянно стоявшему в дверях в обнимку со свертками, и тут же бросилась к нему.

– Вы от Верочки?! – вскричала она радостно и одновременно тревожно.

Левчук замялся, не зная, на кого смотреть – на Киру, спокойно присевшую на диван, на наскочившую на него Алину Аркадьевну или на Степаниду, внимательно изучавшую его с едва уловимой усмешкой.

– Я? – испуганно спросил Левчук. – Да, да! – поспешно ответил он, вспоминая инструкции Ларионова. – От вашей дочери Веры.

– Но у вас рыжие волосы! – воскликнула Алина Аркадьевна.

Левчук изумленно поднял брови. Он никогда не чувствовал себя так неловко оттого, что у него волосы рыжие.

– Это плохо? – спросил он и вызвал смех женщин.

– Ну что вы? – радостно успокоила его Алина Аркадьевна. – Просто нам сказали, что нас разыскивал вчера другой офицер – мужчина с обожженным лицом и темными волосами.

Левчук уронил свертки и тут же бросился их собирать. Кира стала помогать ему, и ее спокойствие как-то странно положительно подействовало на Левчука.

– Так это… Это был мой товарищ. Он едет в лагерь…

– Так отчего же он сам не пришел? – спросила Кира с улыбкой.

– Он? – Левчук замялся. – Так он в наркомате. Не смог.

– Ваши свертки, – сказала Кира.

– Спасибо, – тихо сказал Левчук и покраснел. – Так это же вам! – Он быстро сложил свертки на стол.

– От кого? – недоуменно спросила Алина Аркадьевна, но Степанида уже начала их расторопно распаковывать.

Левчук снял фуражку и поправил чуб.

– Это от… нас… от товарища и от меня… – сказал он совсем тихо, чувствуя особенную неловкость оттого, что приходилось врать и гостинцы куплены не им.

В бумажных кулях были продукты: и банки с красной икрой, и халва, и, главное, что сразу заметила Степанида, шоколадные конфеты.

Степанида пытливо посмотрела на Левчука.

– У вас с товарищем недурной вкус, – заметила Алина Аркадьевна. – Но все это страшно неудобно, дорого и ни к чему! Вы не должны были все это покупать, тратиться и приносить сюда.

Левчук беспомощно взглянул на Степаниду, не зная, что ответить.

– Все к чему, и все сгодится, – сказала Степанида и деловито унесла гостинцы в кухню.

– Шоколад оставь! – крикнула ей вдогонку Алина Аркадьевна.

– Нет уж, это мне, – уверенно сказала Степанида. – Я уж знаю.

Алина Аркадьевна махнула рукой.

– Ничего не поделаешь с ее обжорством! – засмеялась она и нежно усадила Левчука возле стола. – Присаживайтесь, голубчик, сейчас будем пить чай. Умоляю, – возбужденно попросила она и прослезилась, – расскажите про Верочку!

– Мама, – спокойно сказала Кира, – дайте товарищу…

– Левчук. Сержант Петр Левчук, – быстро отрапортовал тот.

– Дайте товарищу Петру высказаться, – закончила Кира.

Левчук не мог оторвать глаз от аккуратной головы Киры с прелестно уложенными гладкими волосами приятного оттенка выгоревшего каштана, которые подходили ее светло-карим глазам без ресниц и нежной оливковой коже. Он никогда не видел, чтобы девушка держалась так прямо и с таким спокойным достоинством и была так этим красива.

– Прошу вас, не молчите. – Алина Аркадьевна немного успокоилась. – Я хочу знать о Верочке.

Левчук напряженно помолчал, вспоминая инструкции Ларионова.

– Вера… Вера в порядке, живет она в лагере хорошо, весело, отлично живет, горя не знает, – заговорил он.

Алина Аркадьевна переглянулась с Кирой, которая находила Левчука очень забавным.

– А она что-то передала? – робко спросила Алина Аркадьевна.

– Письма она не написала… не успела написать, работы у нее было много – она там занимает важную должность. А на словах просила передать, что жизнь ее радует и с каждым днем становится все лучше…

Кира неожиданно расхохоталась и сама удивилась звуку своего смеха, словно слыша его впервые. Она никогда не чувствовала такого веселья прежде. Левчук мял фуражку. Тут Степанида внесла самовар, забранный с квартиры на Сретенском бульваре. В уголках рта ее были заметны следы шоколада.

– Я мало что могу рассказать, ведь сам я квартируюсь в Москве и служу на Лубянке, – поспешил объяснить Левчук. – Я даже ничего