Архонт росский - Александр Владимирович Мазин

одну дверь, на сей раз из слоновой кости, выводившую в продолжение галереи, из которой они только что вошли в тронный зал. Оттуда еще метров сто коридоров, роскоши, а затем небольшая мраморная лестница и высокие двери, по обе стороны которых аж четыре гвардейца-варанга.

Вроде бы многовато для министра. Даже для такого, как логофет дрома. Ну, может, сейчас так принято.

— Вы быть здесь! — остановил свеев незнакомый Сергею гвардеец. — Вы (Сергею и Пиперату) — туда.

Совсем свеженький варанг. Василевсы таких любят. Меньше риск, что купят.

Вошли.

Логофет дрома. Это титул. И должность. Очень серьезная. Под ним, например, дороги имперские, и почтовая служба, где одних только курьеров больше тысячи.

А учитывая, что дорожная система Византии обслуживает в первую очередь интересы армии и в нее входят укрепленные лагеря, где накапливаются ресурсы для нужд этой самой армии, то один только чиновничий аппарат данной структуры побольше, чем у логофета «сельского хозяйства». А еще, будучи в том числе и «почтовым министром», логофет дрома был первым получателем любой информации как внутри страны, так и за ее пределами. И первым докладывал василевсу о том, что происходит в империи и у ее соседей. Общение с иностранными государствами и их представителями, подготовка договоров — тоже его, логофета дрома. И внешняя разведка. Вообще все тайные и явные дела государственного значения Покойный асикрит Калиний Вога, который вез денежки, присвоенные Сергеем, был из этого ведомства. И сотни, если не тысячи таких, как Калиний, «проводников имперского влияния» тоже были под началом логофета дрома. Министр иностранных дел, руководитель внешней разведки и министерства внутренних дел в одном лице. Стратигов фем контролировал тоже он. А случись где-то мятеж или волнения, логофет дрома узнавал об этом первым. И докладывал василевсу. Или не докладывал, если полагал, что этого делать не стоит.

Но империя не была бы империей, если бы властные возможности ее чиновников не пересекались, не дублировались и не контролировались взаимно на всех уровнях. И последнее слово всегда принадлежало тому, на ком красные сапоги императора. На то он и автократор, то есть самовластный. Тот, кто может одним словом превратить любую имперскую шишку в плоскость или даже впадину. Что и было одной из причин частых восстаний. Потому что шишка вроде командующего всеми восточными армиями Византии не имела желания лишаться зрения и отправляться в монастырь только потому, что какой-нибудь дворцовый евнух нашептал на ухо императору…

Так что Сергей отчетливо представлял, кто сейчас сидит перед ним в красивом лакированном кресле на покрытом ковром возвышении. Этого человека можно было справедливо именовать первым министром империи. А послужной список конкретно этого логофета, Имерия, взобравшегося наверх не только путем дворцовых интриг (без этого никак), но и немалых воинских достижений, список этот внушал изрядное уважение, и сообщал об уме, опыте и недюжинной политической изворотливости. С таким человеком следовало быть очень и очень осторожным. Одно то, что Имерий решил лично встретиться с представителем варварского архонта, сообщало о многом. В частности, о том, что Русь показала силу, и показала ее правильно. То есть продемонстрировала не только свирепость, но и договороспособность. И этот правильный для Руси взгляд на положение дошел до самого верха. В чем, кстати, была немалая заслуга присутствующего здесь патрикия Николая. И сейчас уже от Сергея зависело — двинется ли дипломатический караван дальше, или карьера стоящего с ним рядом патрикия закончится в этом зале.

Они оба, Сергей и Николай, это понимали. Но если патрикий мыслил с позиции собственной выгоды, то Сергей планировал шире. Нет, о собственных интересах он забывать не собирался, но интересы эти были неразрывно связаны с Русью (о чем ни в коем случае не должна была догадаться ромейская сторона), а потому сейчас Сергей не просто согласовывал условия будущей межправительственной сделки, но был намерен показать министру империи, что договор этот будущий заключается не между мишкой-русью и империей-дрессировщиком, а между двумя цивилизованными сторонами, пусть и не равновесными по силе, но умеющими говорить на одном языке и в рамках понятного обеим сторонам законодательства. И облегчало задачу то, что Сергей не сомневался: договор будет заключен. Это неизбежно, поскольку обе стороны в нем остро заинтересованы. Сергей это знал. Знал это и логофет дрома Имерий. Тем больше удивил Сергея первый вопрос, который тот задал, даже не дождавшись положенных приветствий и заверений в уважении.

— Кто ты, Сергий Вартослос? — спросил логофет.

Хороший ход. Удивил — значит победил.

— Сергий Вартислав, — тут же уточнил Сергей, выигрывая время. — Вартислав на нашем языке означает: «славный страж».

— Отвечай на вопрос… — чуть слышно прошипел Пиперат.

— Мой отец — конунг с Севера, — сказал Сергей.

Слово «конунг» здесь, в Византии, знают, а что он — приемный, Сергей решил не уточнять. Хотя, скорее всего, это логофету тоже известно. Ромеи умеют добывать информацию.

— Вартиславом меня зовут на родине, на земле россов. В королевстве франков меня именуют шевалье Сергий, виконт фон Мюндшенк.

Ага. Один — один. Этого ты точно не знал, господин министр.

Пиперат выдохнул чуть громче обычного. Он тоже не знал. Возможно, сейчас он потерял балл в глазах начальства. Ничего, переживет. И наверстает.

— Шевалье? — поднял бровь министр. — Виконт?

— Это примерно как ваши патрикии, — охотно пояснил Сергей. — Дюк Нормандии Ролло обещал сделать меня бароном, если я останусь у него на службе, но я отказался.

— Вот как… А почему?

— Земель у франков мало, а желающих ими обладать — множество. Там мне не стать ни графом, ни, тем более, герцогом… — Сергей сделал паузу, выжидая, не нужно ли пояснений. Но логофет дрома, судя по всему, знал, кто такие герцоги, графы и бароны.

— Продолжай, — велел он.

— У франков тесно. А земли россов просторны и богаты. Тамошние люди сильны и не искушены в интригах. Я умею сражаться и вести за собой других. Имя, данное мне при рождении, обязывает меня защищать слабых и уметь договариваться с сильными. И я стараюсь ему соответствовать, — Сергей улыбнулся как можно более простодушно.

Говорить правду легко и приятно. Сергей предпочитал не врать. Но умалчивать. Например, о том, что имя Вартислав он дал себе сам.

— Раз ты стал кавалером германцев, — слово «шевалье», всадник, логофет произнес на латинский лад, — значит, ты крещен.

— Да, дом логофет.

— И крестили тебя Сергием? — уточнил министр.

— Да, господин логофет.

— Франки