Расколотая корона - Виктория Холт

— Это естественно, — сказал Генрих. — Они ведь и мои сводные сестры. У нас одна мать.

— И наш Уильям Маршал — именно такой рыцарь. Ясно, что Маргарита разделяет восхищение своих сводных сестер подобными идеями.

— Что вы имеете в виду?

— Она и Маршал… добрые друзья, не так ли?

Генрих вспыхнул.

— Ну… — замялся он, — мы… мы знаем Уильяма с детства. Он… он был назначен нашим оруженосцем.

— Какая-то сентиментальная привязанность, — прокомментировал граф Фландрский. — Что ж, к счастью, вы не ревнивец, Генрих. Я-то совсем другой! Я ведь рассказывал вам эту историю, не так ли? Помните, как приказал избить любовника моей жены до полусмерти, а чтобы добить, повесить его над выгребной ямой?

— Вы же не намекаете…

— Дорогой мой Генрих, разумеется, нет. Но женщины слабы, а Вальтер де Фонтен был рыцарем, вызывавшим восхищение, где бы он ни появлялся, своей куртуазностью и рыцарскими манерами. Это не помешало ему забраться в постель к моей жене в мое отсутствие. Я полагаю, на самом деле, что она сама его туда заманила. Он не признался. Рыцарь до конца, понимаете ли! Но я всегда так думал. Нет, вы не ревнивец, в отличие от меня. Но давайте о другом. Вы знали, что у Филиппа теперь отцовская печать?

— Нет… — вымолвил Генрих, мыслями далекий от печати Филиппа. Он думал об Уильяме и Маргарите. Он в это не верил. Этого не могло быть. И все же они были дружны. Он вспомнил, как она, расстроенная, пошла к нему и говорила с ним.

— Да, — продолжал Филипп, — он навестил отца и был с ним наедине. Когда он вышел из покоев больного, печать была у него. Теперь, конечно, у него есть власть. Печать в его руках, так что, должно быть, такова воля его отца. Будьте уверены, эти коварные дядья никогда не явятся ко двору. Они и королева узнают, что Филипп, может, и молод, но у него есть хорошие советники, и он полон решимости быть королем Франции.

***

С башни замка Генрих наблюдал, как Уильям Маршал въезжает во двор. Никто не сидел в седле так хорошо, как Уильям. Он и впрямь был видным рыцарем. Генрих сощурился. Конечно же, Уильям искал близости Маргариты, а девушка и вправду была увлечена им.

Именно он выказывал ей такое нежное сочувствие из-за стремительно ухудшающегося здоровья ее отца. Почему она пошла к Уильяму, а не к мужу? Возможно, потому, что он был слишком дружен с Филиппом, графом Фландрским, а она так и не смогла разглядеть, насколько тот привлекателен. Она считает, что он дурно влияет на Генриха, — без сомнения, ей это внушил Уильям Маршал.

Он крикнул одному из слуг:

— Пошлите ко мне Уильяма Маршала.

Вскоре появился Уильям.

Генрих сощурился и сказал:

— Я давно хотел тебе кое-что сказать.

Уильям выдержал его взгляд.

— Милорд?

— Твоя вечно осуждающая манера оскорбляет меня, — ответил Генрих.

— Я не понимаю.

— И еще, — вскричал Генрих, — я нахожу, что ты слишком уж близок с королевой Маргаритой.

— Милорд, я надеюсь, что я добрый друг вам обоим.

— И особенно ей, а?

— Я не понимаю этих намеков.

— Не понимаешь? Тогда ты и впрямь глупец. Скажу прямо. До меня дошли слухи, что ты слишком часто бываешь с моей женой. Я этого не потерплю. Если бы не то, что ты так долго был моим другом, я бы наказал тебя по заслугам. Однако я буду снисходителен.

Голос Генриха дрогнул. Глядя в эти твердые глаза, было так трудно поверить во все это. Уильям всегда был так благороден, так стремился служить ему; и когда в прошлом казалось, что он встал на чью-то сторону, это всегда оборачивалось для него же благом.

— Прочь с глаз моих, — сказал он. — Не желаю видеть тебя рядом. Ты должен покинуть мою службу. Возвращайся в Англию.

— Вы хотите сказать, что и вправду отсылаете меня?

— Именно так. Убирайся, пока у меня не возникло искушение причинить тебе какой-нибудь вред.

Уильям Маршал с достоинством поклонился и удалился.

Не прошло и дня, как он уже был на пути в Англию.

***

Маргарита была печальна и разгневана.

— Отослать Уильяма, — вскричала она. — Ты сошел с ума. Он твой лучший друг.

— Ты-то, конечно, так думаешь.

— Разумеется, думаю. Как и ты должен думать, если здраво поразмыслишь.

— Я знаю, что вы с ним очень дружны.

— Он друг нам обоим. Я знаю, что он тебя очень любит и всегда любил. Он пытался наладить твои отношения с отцом. Он тебе лучший друг, чем когда-либо будет Филипп, граф Фландрский. Этот человек думает только о собственном возвышении.

Генриху стало не по себе. Граф, по сути, указывал юному Филиппу, что делать. А Людовик лежал, бессильный помочь. Братьям королевы уже запретили являться ко двору, а с самой королевой обращались по-хамски.

Чувствуя, что поступил глупо, он попытался обвинить Маргариту.

— Я прекрасно знаю, что происходит между тобой и Маршалом.

Маргарита выглядела озадаченной.

— Он твой любовник… или метит в любовники.

— Генрих! Ты и вправду безумен.

— Нет. Я видел.

— Что ты видел?

— Вас обоих вместе.

— Когда?

— Ну… на днях в саду… когда ты расстроилась из-за отца. Он тебя утешал.

— А почему бы и нет? Я не стану стоять и слушать, как граф и мой брат говорят о моем отце, будто он уже мертв. Я думала, ты тоже выкажешь какое-то негодование. Но ты этого не сделал. Вместо этого ты воображаешь… всякий вздор… обо мне и Уильяме.

Генрих сказал:

— Его здесь больше нет. Я не потерплю его здесь. Я не намерен быть рогоносцем.

— О, Генрих, как ты можешь говорить такое? Ты же знаешь, что это ложь. Уильям — твой самый добрый друг. Я — твоя верная жена. Тебя ввели в заблуждение коварные люди.

Генриху не хотелось признавать, что он так обманулся, поэтому он сделал вид, будто верит, что в слухах об Уильяме и его жене есть доля правды. Он чувствовал, что будет слишком унизительно просить его вернуться и приносить извинения. Он дулся и продолжал разыгрывать из себя подозрительного мужа, к