Остров русалок - Лиза Си

ночь выдалась очень темная. Наконец Пукчхон затих. Арестовали ли кого-нибудь? Скольких ранили, скольких убили? Тьма не могла ответить на эти вопросы. Потом мы услышали, как снаружи кричат:

— Скорее! Идите сюда!

Чжун Бу встал и натянул брюки.

— Пожалуйста, не ходи! — взмолилась я.

— Что бы там ни случилось, все уже закончилось, но могут быть пострадавшие. Я должен помочь.

Он ушел, а я еще крепче прижала к себе детей. Снаружи раздавались встревоженные голоса мужчин.

— Посмотрите на холмы! Кто-то зажег старые маяки!

— Это чтобы разослать весть по всему острову!

— Но какую именно весть? — спросил мой муж.

Мужчины еще какое-то время продолжали переговариваться, но ни к какому определенному выводу так и не пришли. Наконец Чжун Бу вернулся и лег рядом со мной. Дети опять уснули, прильнув ко мне, как поросята к свинье. Когда настал рассвет и небо порозовело, я тихо встала, оделась и вышла из дома. Мне надо было сходить к деревенскому колодцу, но тут из дома выскочил Чжун Бу.

— Я с тобой. Не стоит тебе ходить одной.

— Но дети…

— Они еще спят, — сказал муж, взяв ведро для воды. — Оставить их одних дома гораздо безопаснее, чем взять с собой.

Мы подошли к воротам и выглянули. На олле никого не было, только валялось несколько брошенных бамбуковых копий. Мы поспешили на главную площадь, где выяснили, что восставшие вломились в крошечный деревенский полицейский участок. На булыжниках, которыми была вымощена площадь, валялись мебель и лампы из кабинетов. Ветер гонял по земле листы бумаги. Несколько полицейских их торопливо собирали. У одного была перевязана голова, другой хромал. Под деревом собралось несколько местных жителей, разглядывая висящий на стволе плакат. Мы с Чжун Бу протолкались вперед.

— Учитель, что тут написано? Скажите нам! — попросил кто-то.

— «Дорогие граждане, родители, братья и сестры, — прочитал Чжун Бу, ведя взглядом по строчкам. — Вчера был найден убитым один из наших братьев-студентов. Сегодня мы спускаемся с гор с оружием в руках, чтобы атаковать полицейские участки по всему острову».

Люди начали переговариваться. Все были напуганы и не знали, что делать. Кое-кто высказался в поддержку восставших: они лишь отомстили за убитого товарища.

Чжун Бу продолжал читать:

— «Мы будем до конца сражаться против выборов, разделивших страну. Мы принесем свободу семьям, которых разлучила черта на карте. Мы прогоним из нашей страны американских каннибалов с их цепными псами. Честные чиновники и полицейские, мы призываем вас восстать и помочь нам сражаться за независимость».

Мне не понравился агрессивный тон текста, но устремления авторов плаката разделяли все островитяне. Мы хотели единой свободной страны. Хотели сами выбирать свое будущее.

— В бой! В бой! — закричали мужчины, вскинув руку. Вскоре к ним присоединились и женщины. Но мы с Чжун Бу, наученные горьким опытом, вернулись домой, к повседневной жизни, а по деревне тем временем побежали слухи. После завтрака пришла бабушка Чхо посидеть с детьми и Ю Ри, и к тому времени, как я добралась к бультоку, каждая хэнё, похоже, составила свое мнение о событиях прошлой ночи.

— Это все Трудовая партия Южной Кореи устроила, — заявила Ки Вон, когда мы расселись у огня.

— Да нет, виноваты повстанцы, — возразила Ки Ён, почесывая ухо.

— Я слышала, с Бабушки Сольмундэ спустилось пятьсот бунтовщиков…

— Нет, гораздо больше! Они пошли по деревням, и к ним присоединились еще три тысячи человек, поэтому бунтовщикам и удалось одновременно напасть на такое количество полицейских участков.

— И это еще не все: повстанцы еще взорвали дороги и мосты!

— Как? — с сомнением спросил кто-то.

Но прежде чем нашелся ответ, еще одна ныряльщица добавила:

— И перерезали телефонные линии!

Это уже грозило серьезными проблемами. Ни у кого из нас телефона не было, так что в чрезвычайной ситуации помощь из города в деревню вызывали по аппарату в полицейском участке.

— По-моему, у них оружия не больше, чем у нас, когда мы выходим в море, — заметила Ки Вон.

— Ты что, ходила посмотреть? — изумленно поинтересовалась Ки Ён.

— Думаешь, они посмели бы что-нибудь мне сделать? — Ки Вон выпятила подбородок, показывая, что с ней шутки плохи. — Я подходила к своим воротам и видела, как идут мужчины — ну и несколько женщин тоже — с серпами, косами, лопатами и…

— Получается, они скорее крестьяне, чем хэнё, — задумчиво протянула Ки Ён.

— Самые настоящие крестьяне, — подтвердила ее дочь.

— Рыбаки среди них тоже есть.

— Тут дело не во всех этих левых и правых штучках, про которые рассуждают по радио, — заявила Ки Вон. — Просто мы не хотим, чтобы другая страна учила нас жить…

— И еще хотим единую страну! У меня родные на Севере.

— Нам всем досталось от этих неурядиц. Сначала японцы, потом война. А теперь куча проблем, есть нечего…

— А кого-нибудь убили? — спросила я.

Бульток затих. Все так увлеклись, что не успели задуматься о возможных жертвах и пострадавших.

Ки Вон знала ответ на мой вопрос.

— Если считать по всему острову, убили четырех повстанцев и тридцать полицейских…

Женщина рядом со мной испустила стон.

— Тридцать полицейских?

— Ох…

— С ума сойти!

— Еще в Хамдоке двое пропали, — добавила Ки Вон.

Всего в трех километрах от нас. Как там Ми Чжа? Может, стоило побеспокоиться о подруге, но с тех пор, как я увидела Сан Муна в окне полицейского участка, я сочла, что она в безопасности.

— В каком смысле пропали? Ушли со службы?

— Их похитили!

На лицах сидящих рядом женщин читался страх. Мы уже привыкли к тому, что после нападений следуют ответные меры, так что все встревожились.

— Зато в Пукчхоне никто не погиб, — сказала Ки Вон. — И на том спасибо.

У нас стало полегче на душе: если в деревне никого не убили, тогда против нас, возможно, не станут проводить карательные меры.

Когда мы вышли в море, я заставила себя забыть о земле. В бульток мы вернулись через несколько часов, чтобы поесть и погреться, и к этому времени события прошлой ночи отошли на второй план. Если уж ныряльщицы, как обычно, начали хвастаться уловом друг перед другом, может, и остальные сумеют забыть о нападениях.

Американский полковник, возглавляющий военную администрацию, тоже не очень переживал. «Меня не интересует причина восстания, — заявил полковник Браун репортеру по радио тем вечером. — Двух недель вполне хватит, чтобы подавить бунт». Однако он ошибался. Эту дату, третье апреля — са-сам по-корейски, «четыре-три», — запомнят надолго, и все последующие события назовут Инцидентом 3 апреля, хотя мы пока не знали, что тот день сыграет в нашей жизни такую важную роль.

Два дня спустя Чжун Бу сказал мне, что американская