Л. Дымерская-Цигельман - АЛИЯ 70-Х...

Армия для меня началась с курса молодого бойца, куда собрали новых репатриантов со всего мира. Только в моей части были ребята из 10 стран. Вместе со мной в палатке жили 5 англоязычных парней и 5 ребят из России. Мы все были с высшим образованием и, соответственно, в возрасте 24-29 лет. Офицерами нашими были 20-летние ребята и называли они одного из нас почтительно «профессор», он действительно был профессором; другого — господин инженер; третьего — учитель. Однако отношения у нас сразу сложились деловые и дружеские. Они не подчеркивали своего превосходства в армии, мы не демонстрировали своей образованности. Все были заняты одним серьезным делом — делом подготовки солдат, способных пользоваться современным оружием. Конечно, было тяжело. Армия — это не прогулка, а ежедневная, круглосуточная, даже во сне, работа. Я научился спать по три часа в сутки. Вначале не верилось, что я смогу неделями по 20 часов ежедневно работать, бегать, ездить, стрелять. А офицеры показали мне, что я способен на это. И я даже почувствовал себя почти героем.

После общей подготовки меня направили на Голанские высоты в боевые части. Служить в боевых частях считается почетным в Израиле. Привилегия, конечно, своеобразная, потому что в случае войны тебе идти в бой. Но несмотря на это, а, может быть, именно поэтому, в боевых частях собираются лучшие ребята, цвет израильской молодежи. С этим настоящим молодым Израилем я столкнулся впервые. Я попал в общество 19-летних ребят, призванных в армию сразу после школы. Многие из них пошли служить в боевые части добровольно. И это отражалось на всей их службе. Они много занимались, старались понимать чего от них ждут и учились быть самостоятельными думающими солдатами. Нельзя считать, что ребята отличались особым физическим развитием. Работа с современным оружием не требует особой физической силы. Поэтому отбор в боевые части проходит не только и не столько по физическим, сколько по моральным и интеллектуальным данным.

Я впервые попал в среду, где об алие знали из газетных дискуссий и телевизионных передач. С живым репатриантом никто никогда не встречался. С первых дней службы у нас стали проходить импровизированные вечера вопросов и ответов. Нас, приехавших из разных стран, буквально засыпали вопросами. Мы рассказывали об антисемитизме, с которым израильтяне никогда не сталкивались, о жизни евреев в галуте, о своем пути в Израиль. Нас слушали с большим интересом и пониманием.

Что еще меня поразило в армии — это дружеские, доверительные отношения между офицерами и солдатами. Ведь кто такие израильские офицеры? Это хорошие солдаты. И такими они себя чувствуют. Они постоянно находятся с солдатами, всегда идут первыми и в бой и на ученье. Всегда умеют делать то, что делают солдаты, но только лучше и быстрей. Отсюда и уважение к офицерам, не почтение, не страх, а именно уважение. И атмосфера в армии — атмосфера дружбы, человечности и взаимного доверия. Существует легенда об агрессивном израильском солдате-супермене. Я не хочу уменьшать славу наших солдат, но я жил в их среде и видел, что это хорошие и спокойные еврейские мальчики, абсолютно не агрессивные. Конечно, среди них возникали споры и разногласия и даже серьезные ссоры. Но я никогда не видел, чтобы солдаты дрались между собой. Я никогда не слышал ни от одного солдата, чтобы он думал о захвате чужих территорий и порабощении других народов. Каждый солдат знает, что он делает нужное для народа дело. Каждый знает, что он защищает. Это дает ему ощущение силы и уверенности в себе и своем товарище. С ними я стал одним из них, я стал израильтянином. И если я пошел в армию, потому что меня призвали, то уходил из нее с полным сознанием выполненного долга и чувствовал себя настоящим полноценным гражданином страны.

Служба в армии подходила к концу и снова возникала проблема поисков работы. Я просматривал газетные объявления, выписывая предложения для инженеров связи. Еще в ульпане я был в одной фирме, где требовался специалист точно моей профессии. Представитель фирмы, с которым я встретился, оказался ее хозяином и ее единственным работником. Работать к нему я не пошел, так как проект, о котором шла речь, показался мне слишком значительным и большим и потому нереальным. И хозяин этот, работавший один в маленькой комнатке, заваленной бумагами, казался прожектером, если не сказать безумцем. Я ему тогда не поверил. В армии, во время очередного отпуска я случайно проходил мимо здания, где была расположена эта «фирма». Я решил зайти и посмотреть, что делает тот странный человек. Ничего реального от разговора с ним я не ждал, так, простое любопытство. Но когда из разговора выяснилось, что произошло с проектом за последний год, я был ошеломлен. То, что казалось невероятным, нереальным, приобрело совершенно определенные формы и перспективы. И когда мне снова предложили работать там, я моментально согласился и сразу же после армии включился в работу. Проект, над которым мой хозяин работал несколько лет совершенно один, был проектом по созданию в Тель-Авиве центра по обработке письменной корреспонденции и посылок, центром на уровне лучших европейских образцов с самым современным оборудованием. Такой центр не только способен удовлетворить все нужды страны, но при благоприятной политической обстановке мог бы обслужить весь Ближний Восток. Мы объявили всемирный конкурс на поставку оборудования и получили 44 предложения из 20 стран мира. Нужно было выбрать наиболее оптимальный вариант. Мы работали, не считая ни времени, ни сил. Теперь проект находится уже в заключительной стадии. Группа наша увеличилась, нас уже 7 человек. За два года учебы и работы в фирме я решал совершенно новые для меня проблемы. Я почувствовал себя профессионально полноценным человеком с широкими возможностями для роста и продвижения.

Так прошли мои первые три года в Израиле. Теперь я не один, приехали мои родители, и мы вместе обживаем нашу временную квартиру. У меня появились новые друзья и среди приехавших из России и среди израильтян. Определились мои политические симпатии.

Появился интерес к проблемам экономики, внешней политики. Вместе с другими израильтянами я ругаю недостатки нашей системы. Но при этом я стараюсь не забывать об одной случайной встрече и случайном разговоре. Это произошло сразу после моего приезда в страну. Как-то в автобусе ко мне подошел пожилой человек. Он извинился и сказал, что уехал из России 50 лет назад и с тех пор не слышал русской речи. Мы поговорили и, уже прощаясь, он спросил меня, каким я вижу Израиль. Я ответил, что в стране я всего несколько месяцев, знаю и понимаю немного, но вижу, что страна красивая и развитая. И тогда он сказал мне слова, которые я очень хорошо запомнил. Он сказал: «Мы старались. Мы 50 лет строили страну. Вы еще увидите, прожив несколько лет, что есть очень много недостатков. Возможно, увидите и хорошие стороны, если способны увидеть. Но всегда знайте, что мы старались. Мы хотели только лучшего для страны и для тех, кто придет после нас».

Такой он — наш Израиль. Его надо почувствовать и понять, нужно ходить по этой земле, смотреть на все своими глазами. И поэтому мне искренне жаль тех евреев, которые проезжают мимо Израиля. Я уверен, что многие из них, приехав сюда, поняли бы, что значит ходить по своей земле, служить в своей армии, защищать свой народ, строить свой дом. И поняв это, они бы никогда отсюда не уехали. Когда меня спрашивают: «Стоит ли приезжать в Израиль?», я всегда говорю: «Обязательно стоит». Когда же меня спрашивают: «Куда лучше ехать — в Израиль или в Америку?», то на такой вопрос мне нечего ответить. Для меня Америка далекая чужая страна. Для меня на всем земном шаре, во всем свободном мире есть только одна моя страна — Израиль.

{Pic}

Марк и Яна Левины     Саша Левин

Левин Марк, 1932 г. рождения, инженер.

Жена Яна, учительница, кандидат филологических наук.

Сын Саша, солдат Армии обороны Израиля.

Дочь Инна, школьница.

Приехали из Москвы в 1974 г. Живут в Хайфе.

СЕМЬЯ ЛЕВИНЫХ

«Все счастливые семьи похожи друг на друга. Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».

Этот толстовский афоризм представляется абсолютной истиной не только с психологической точки зрения, но, пожалуй, и как знак, указатель и определитель того, насколько данная жизненная ситуация «пригодна» для литературы.

Литература, ясное дело, чуждается всего, что «похоже» и тянется ко всему, что «по-своему».

Но в Израиле именно несчастливые семьи и люди (я имею в виду сейчас только репатриантов из России) похожи друг на друга, а самые интересные, человечески и художественно привлекательные — это как раз счастливые.

Пиши я рассказ или повесть под названием «Семья Левиных», в качестве «идейной» и сюжетной завязки я, пожалуй, выбрала бы то обстоятельство, что по советским понятиям и критериям семья эта в России была вполне (и даже более чем) благополучной.