Добро не оставляйте на потом - Адриана Трижиани

Если Матиуцци считал Шотландию родной страной, то Доменика оставалась верна Италии. Она всегда хотела вернуться в Виареджо, вот только судьба унесла ее далеко от дома. Выйдя замуж за капитана, она стала шотландкой. Но если отбросить политику и самомнение наделенных властью мужчин, в душе она оставалась итальянкой и предпочла бы ею умереть. Ее брат собирался воевать против ее мужа. Родители, самые родные люди, скрывались в горах, а значит, часть ее тоже там скрывалась.

И все же, несмотря на тоску по дому, Доменика потихоньку привыкала к Шотландии. Поначалу она просто не замечала красоту этой страны, ведь она сменила теплые волны итальянского побережья на холодные зеленые воды реки Клайд не по своей воле. Но в конце концов она начала смиряться. Влюбившись, она уже на все смотрела иначе, к тому же теперь у нее были обязанности. Воспитанная в традиции всегда ставить мужа на первое место, Доменика старалась ей следовать. Она заботилась о Джоне, готовила ему еду, держала их жилище в чистоте и продолжала работать в школе, откладывая свою зарплату, чтобы в один прекрасный день они смогли купить собственный дом. Ей очень хотелось внести свой вклад. В то утро она собрала вещмешок мужа и разложила на кровати его форму. Теперь ей предстояло еще одно дело.

– Что ж, приступим, – бодро сказал Джон.

В нижней рубахе и подштанниках он вышел вслед за женой в сад. Вместо парикмахерской накидки Доменика обмотала его простыней до самой шеи, аккуратно расчесала волосы мужа, приподняла прядь и коротко ее остригла.

– Осторожнее с ухом, дорогая. Мне же надо чем-то подслушивать врага.

– Тут самое сложное место. Сиди смирно.

– Уверен в твоем мастерстве, – шутливо отозвался Джон.

– Стараюсь как могу.

– Ценю твои старания. Слушай, давай притворимся, будто я никуда не уезжаю и мы остаемся жить в этом домишке до конца наших дней.

– Они все равно за тобой придут.

– Я же сказал – притворимся. Хоть ненадолго забудь о реальности.

– Не могу. Я тут для всех проблема. Итальянка в Шотландии.

– Ты замужем за шотландцем, а значит, и сама шотландка. К тому же не думаю, что немцы способны справиться с монахинями. Им это веками не удавалось. Даже в самой Германии.

Доменика сняла простыню с плеч Джона и вытряхнула ее в кусты.

– Мне нравится, – оценил он новую стрижку, глядя в ручное зеркальце. – Вполне подойдет. Но тебе больше не стоит брать в руки ножницы. Ты не умеешь ими пользоваться. Наши дети будут похожи на болванчиков после твоих стараний.

Доменика обняла мужа и прижала к себе. Поцеловала его в шею.

– Миссис Мак-Викарс. – Капитану хотелось заняться с ней любовью. Он поцеловал ее. – У нас скоро этого не будет.

– Следующего раза долго придется ждать. – Она взъерошила его подстриженные волосы.

Он посмотрел на часы:

– Ну, до полудня у нас еще есть время.

– Неужели? – Доменика засмеялась и побежала в дом. Джон поспешил следом, закрыл дверь и запер ее на ключ.

Гризель Мак-Викарс стояла у окна в доме на Таллох-стрит и с негодованием наблюдала, как ее сын открывает калитку для своей жены. Она не могла поверить, что у него хватило наглости привести в ее дом эту итальяшку.

– Что она сказала, когда ты позвонил? – спросила Доменика, заходя во двор.

– Ничего. Это была твоя идея. Отступать уже поздно.

Палисадник перед домом зарос лилиями, тут и там сквозь кусты самшита торчали цветы на длинных ножках. Желтая краска фасада облупилась, покосившееся деревянное крыльцо явно не выдержало натиска снежной зимы.

– Тебе не мешало бы покрасить дом матери.

Джон бросил быстрый взгляд на молодую жену и постучал в дверь.

Гризель Мак-Викарс открыла сыну и подставила щеку для приветственного поцелуя. На ней было скромное черное платье, на ногах коричневые туфли. Седые волосы заплетены в косу.

– Мама, хочу представить вам свою жену Доменику.

Доменика протянула руку, однако Гризель никак не отреагировала.

– Что ж, проходите в дом, – снисходительно сказала она и оглянулась по сторонам, желая убедиться, что соседи их не заметили.

Джон посмотрел на Доменику и закатил глаза.

Пара прошла следом за хозяйкой на кухню. Гризель уже успела выложить на тарелку печенье, на плите закипал чайник. Джон и Доменика сели за стол.

– Мама, я получил приказ.

– Я вижу, что ты в форме. Куда отправляешься?

– Меня просили не разглашать эту информацию.

– Но я же твоя мать.

– Я не имею права делиться никакими подробностями.

– Понятно. Она знает? – спросила мать, не глядя на Доменику.

– Да, мама.

– А сказать собственной матери ты не можешь?

– Не могу.

– Что она собирается делать?

– Я продолжу работать медсестрой, – ответила за него Доменика.

– Мама, вы не хотите предложить нам чаю?

– Чайник на плите, – холодно произнесла Гризель и вышла.

– Я что-то не то сказала? – Доменика выглядела растерянной.

Джон встал и повернулся к жене:

– Побудь здесь.

Он прошел в гостиную, но матери там не оказалось. Не было ее и на крыльце. Он поднялся по ступенькам в ее спальню и осторожно постучал: «Мама?»

Никто не отозвался.

Джон коснулся двери, она открылась. Мать стояла у окна.

– Мама?

– Убирайся из моего дома и никогда сюда не возвращайся.

– Но, мама… – Джон заметил, что мать так яростно теребит носовой платок, что вот-вот разорвет его.

– Я сказала тебе не возвращаться в этот дом. Ты женился за моей спиной. На католичке. На какой-то итальяшке. Ты не познакомил меня с ней раньше, но привел сейчас, когда я уже не в силах что-либо изменить. Ты ждешь, что я смирюсь с этим?

– Вы и так сделали все, что могли, чтобы помешать нашему браку. И я пришел сюда, чтобы дать вам возможность извиниться.

– Ты хоть понимаешь, что на них устраивают облавы? Итальяшек собираются выслать из страны, потому что все они, все до одного, предатели. Им нельзя доверять. Грязные людишки. Играют в азартные игры, торгуют спиртным, отнимают работу у наших парней, дескать, смуглость в Шотландии – это экзотика. Что ж, теперь мы видим эту экзотику, когда их высылают, как обычных преступников. Как по мне, так Черчилль еще долго тянул.

– Мама!

– Их женщины – шлюхи. Тебе наверняка это известно.

– Я не позволю вам оскорблять мою жену. К сожалению, Глазго уже небезопасен для хороших людей. Вы и вам подобные об этом позаботились.

– Таких, как я, гораздо больше, чем ты думаешь.

– Не сомневаюсь. Но я точно знаю, что отцу было бы стыдно за вас.

– Думаешь, меня это волнует? Что он собой представлял, жалкий человек? Всегда был в море, а дома только и делал, что напивался.

– Он имел на то причины. Ему досталась не самая подходящая жена. И он никогда не стал бы читать чужие письма. Как вы вообще могли так поступить? Вы знаете, сколько времени мы из-за вас потеряли?

– Жаль, я их не сожгла. Просто не хотела уничтожать то, что однажды может стать единственным воспоминанием о тебе. Но теперь мне все равно. Я даже рада, что ты их нашел! Меня не волнует, что