Хамза Есенжанов - Яик – светлая река

– Ойбой-ау, станет он разбираться в родословной!..

– Да ну тебя, неужели уж он такой вероотступник?

– Вера сама по себе, а Молда-бала сам по себе… Ты бы только послушала, как он разговаривал с кайнагой! «Все эти муллы с аллахом на устах, – говорит, – чревоугодники, корыстолюбцы! В Коране записано: «Помогай бедному, не обижай ближнего». А я, говорит, не видел ни одного муллы, ишана или хазрета, чтобы он помогал своим бедным родичам!..» Ничего путного ему на это кайнага не мог ответить, а ведь он человек умный и толковый. Мужчины во всем разбираются…

– Ты, наверное, выдумываешь все, – возразила Маум. – Неужели сестра моего кайным – учителя – войдет невесткой в дом хаджи? Бетим-ау, какой срам! Ведь они и соседи и родственники. Как же это можно так, чтобы родственники стали называть друг друга сват и сватья, зять и невестка? Конец света наступает, что ли? Недавно мне говорили, что какие-то родичи Ашибек и Мяшибек затеяли между собой вражду и дерутся… Да-а, наверное, еще не то увидим, когда начнется светопреставление. Родные братья поженятся на родных сестрах!..

– Не Ашибек, женеше, а Бальшебек, – поправила Хадиша, стряхивая белье, и развешивая его на зеленые кусты. – Правду говоришь: по теперешним временам всего можно ожидать. Слышала я, будто сам учитель сказал Молда-бале: «Никто вам не станет поперек дороги, лишь бы между вами самими согласие было».

– Милая моя, что это за срамота? Разве можно идти против обычаев и делать, что кому взбредет в голову? Ведь мы до сих пор стесняемся посмотреть на мужа при людах. Неужели мы это делаем оттого, что стесняемся людей? Или разве мы несогласно живем с мужьями? Просто из приличия. А как же иначе?.. Учитель должен знать все это. А если он сам не знает, так чему же он учит наших детей?

– Верно ты говоришь, женеше, что мы стесняемся взглянуть на мужа при людях. Когда деверь, например, приходит к нам, я даже стесняюсь разливать чай. Засиделся как-то деверь у нас, а мой говорит мне: «Катын, стели постель!» Прямо так и сказал. Веришь или нет, женеше, я чуть не сгорела со стыда, готова была сквозь землю провалиться. Так мне неудобно стало, что я выбежала тогда из юрты. А после, как деверь ушел, я говорю своему: «Как только у тебя язык поворачивается заставлять меня при девере стелить постель? Стыд-то какой!..» А он спокойно: «Чего стыдиться, первый день с тобой живем, что ли, слава аллаху, восьмой год идет, как вместе. Или ты думаешь, деверь не спит со своей женой?..» Он всегда так – бухнет что-нибудь необдуманно, а ты сгорай со стыда. Хоть и живем мы с ним восьмой год, а я никогда ему грубого слова не сказала, ни в чем не упрекнула его. А ведь нынешняя молодежь, смотреть противно, какая развязная и самовольная… Плохо ли, хорошо, но мы строго придерживаемся старых обычаев.

– Знаешь, о чем я сейчас подумала, Хадиша, – перебила Маум, кончив отжимать цветную скатерть с бахромой. – Ты говоришь, поженятся они, а мне кажется, что сын нашего кайнаги-хаджи просто балуется с ней, и все.

– Неужели он такой?

– Кто их, мужчин, знает, попробуй разгадай, о чем они думают. За мной тоже один мой двоюродный брат пытался ухаживать. Перед самой свадьбой поехала я к дяде погостить, так вот сын этого дяди и стал подкатываться ко мне.

– Да что ты говоришь, женеше! Ты ведь об этом никогда не рассказывала.

– Клянусь аллахом! Не видеть мне сегодня заката, если вру. Спали мы в юрте. Слышу: подползает ко мне ночью… О создатель! Прости меня, грешную! К чему я это вспоминаю… Да, подполз, значит, и давай нашептывать разные любовные слова. Я ему: «На грех наводишь». А он свое «Женюсь, говорит, на тебе, вот моя душа, вот моя совесть». О создатель! Ведь знал же, что я уже засватана и со дня на день должна состояться моя свадьба. Что ни говорю ему, ни слушает. Затвердил одно: «Женюсь на тебе!..» – и все. Вот так же, наверное, и Молда-бала хочет побаловаться со своей двоюродной сестренкой… Загипа – совсем еще глупенькая, девчонка, вот он и крутит ей голову. Клянусь аллахом, что это именно так.

– Чем же у вас тогда кончилось с дядькиным сыном, а? – спросила Хадиша. Она с любопытством взглянула на Маум: «Что это она сегодня разоткровенничалась, обычно от нее слова не добьешься?..»

– Прогнала я его, только уж теперь не помню, что тогда ему сказала. О всевышний, не гневайся на нас за нашу греховную болтливость. Дотошная же ты, Хадиша, заставляешь говорить, что не дозволено… Может быть, ты все это выдумала про сестру учителя и Молда-балу? Ведь Загипа еще совсем дитя, да к тому же и сирота. Живет она у невестки, а невестка – что злая мачеха. Трудно приходится бедной девушке, – докончила Маум и покачала головой.

– Да, женеше, ты слышала, что на вечеринке-то было, а? На той вечеринке, что в честь приезда кудаши[85] Менди-кыз устраивали? Менди-кыз замуж выходит, приезжала повидаться с родственниками… Так вот, посадили на вечеринку рядом с ней Жартая, сына бывшего волостного управителя, а она с ним даже и разговаривать не захотела. Все с Молда-балой заигрывала. Жартай обиделся и чуть было не поднял скандал. В самый разгар вечеринки ушел и увел с собой своих сестер. А после-то что было?!. Когда кудаша уехала, Шолпан наша с Молда-балой закрутила. Загипа узнала об этом и с тех пор не разговаривает с Шолпан. А ведь какими они были подружками! Говорят, Макка даже грозилась, что расскажет о проделках Шолпан ее мужу – девятилетнему Сары. Нашла же чем пугать. Какой Сары муж, у него еще молоко на губах не обсохло. А Шолпан-то, Шолпан – отчаянная женщина, она еще и с Аманкулом любовь крутит.

– Между прочим, нашего Молда-балу следовало бы женить на кудаше. Менди-кыз – хорошая девушка. Сказывали, что она недолюбливает своего жениха и выходит за него не по своей воле. Кто-то мне говорил, что собственными ушами слышал, как она жаловалась на свою судьбу учителю.

– Правда ли это? Что-то мне не верится. Она – девка с характером, большая привередница. Не дай аллах, если такая вдруг попадет в наш аул. Пусть выходит за кого угодно, только не за наших джигитов.

– Напрасно на нее люди наговаривают. Менди-кыз – дочь довольно состоятельного человека. Она училась в школе, а Хакиму как раз такая и нужна.

Быстро разлетелась молва по всем окрестным аулам о том, что Хаким собирается жениться на сестре учителя. Эта новость вызвала разные толки; одни недоумевали, другие были явно против этого брака, а третьи, которые, очевидно, ничего не знали о родственных связях между Хакимом и Загипой, с одобрением относились к их намерениям.

Как-то совсем недавно в аул учителя Халена приехала погостить кудаша Менди-кыз. В честь ее молодежь устроила вечеринку. Пригласили почти всех джигитов и девушек из окрестных аулов, расположившихся на летовку в междуречье. Это и была как раз та вечеринка, о которой вспоминали Маум и Хадиша у пруда.

Едва зашло солнце и первые вечерние тени поползли по траве, к юртам Халена стала стекаться молодежь. Приезжали группами и поодиночке, верхами и на подводах, и вскоре обе юрты до отказа наполнились гостями. Оживленно было во всем ауле, как на Джамбейтинской ярмарке.

Возбужденные и радостные гости, с нетерпением ожидая начала веселья, громко переговаривались между собой, делились новостями, шутили и смеялись. Девушки, шелестя подолами шелковых платьев и позвякивая серьгами, таинственно перешептывались, лукаво посматривая на джигитов. Влюбленные пары обменивались молчаливыми, только им одним понятными загадочными взглядами. Кокетливые и говорливые молодайки, ловя на себе робкие взгляды джигитов, весело щебетали, изощряясь в острословии.

Возле юрт шумела ватага ребятишек. Как юркие чебаки, они ныряли между толпившимися гостями и на окрики отвечали звонким смехом. Маленький Адильбек пробрался в юрту. Прижавшись головой к решетке, он пристально и чутко, как старый сайгак, стал наблюдать за братом. Он видел, как девушки украдкой бросали на Хакима нежные взгляды, и это радовало гордого мальчика. Адильбек думал о том, что придет время, и он станет таким же, как брат, – образованным и красивым, и на него будут заглядываться девушки; мысли мальчика витали где-то под самым куполом юрты. «Мой брат – самый красивый и умный джигит», – оглядев всех присутствующих в юрте, подумал Адильбек. Он по пальцам сосчитал, сколько было гостей из других аулов. Почти все джигиты и девушки, кроме кудаши, были ему знакомы. Кудаша Менди-кыз сидела на почетном месте, рядом с Загипой и Задой. Желтый свет подвешенной к шанраку керосиновой лампы хорошо освещал ее круглое красивое лицо с тонкими бровями, открытым прямым лбом и родинкой на щеке. Родинка на щеке Адильбеку показалась знакомой. «У кого же я видел на щеке точно такую же родинку? – вспоминал он. – А-а, у Макки… Значит, Менди-кыз и Макка – сестры. Конечно, они так похожи друг на друга, как две капли воды. И глаза у них одинаковые, большие и черные, как смородина… Пойду позову ребят, чтобы посмотрели на кудашу…» Адильбек отошел от решетки и стал протискиваться к выходу.