Фау-2 - Роберт Харрис

прошёл пару сотен метров по дороге, остановился и повернулся. Послышался сигнал сирены. Он достал бинокль. Ракета стояла одна, кроме тонкой металлической антенны и питающего кабеля. Из вентиляционных отверстий над баком жидкого кислорода уже шел знакомый белый пар. Всё было спокойно. Всё шло правильно. У основания ракеты начали плясать искры, которые быстро слились в ревущий оранжевый факел. Мачта отвалилась, кабель оборвался, звук и ударная волна от двигателя полной мощности отбросили его назад, но он не отрывал бинокль от глаз, следя за тем, как Фау-2 поднимается в воздух.

Одна секунда полета… две… три… четыре…

Сейчас!

Ракета не наклонилась. В контрольном отсеке часовой механизм щелкал впустую. Удерживаемая на курсе парой гироскопов, она взмыла вверх под прямым углом — вертикально, идеально, великолепно — ввысь, к небесам.

Снова сирена. Голос из громкоговорителя:

— Ошибка программы наклона! Запущено аварийное отключение двигателя!

Он легко представлял себе панику в командной машине, где пытались передать радиосигнал.

— Отключение двигателя не удалось!

Через несколько секунд из кустов выскочили люди из расчета запуска, включая Бивака, и побежали вверх по дороге мимо него, крича, чтобы он убирался с площадки. Бивак бросил на него хмурый, недоумённый взгляд. Граф остался стоять.

Он всё ещё ясно видел пламя от выхлопа через бинокль. Этим летом в Пенемюнде они проводили аналогичный тестовый запуск, чтобы наблюдать повторный вход в атмосферу. Тогда ракета достигла высоты 176 километров, прежде чем поддалась гравитации. Она будет продолжать взлетать, проходя сквозь все слои атмосферы — тропосферу, стратосферу, мезосферу — пока не войдёт в кипящую термосферу; затем она начнёт терять устойчивость, кувыркаться, перевернётся и обрушится, как оперённое копьё.

Красная точка ракеты уменьшалась и исчезла в облаках. Он убрал бинокль и уверенно зашагал к опустевшей поляне.

20

Кэй сидела одна за угловым столиком в офицерской столовой. Было чуть больше половины пятого — закат, хотя солнца за весь день она так и не увидела. Лампы уже зажгли. У стойки стояли двое капитанов с армейскими нашивками, пили и рассказывали грязные анекдоты. Они предложили ей присоединиться.

— Нет, спасибо, — вежливо отказалась она.

Кроме них, зал был пуст. Время от времени один из них взрывался хохотом и стучал стаканом по стойке. Рядом со стулом стоял её чемодан, сверху лежало шинельное пальто. Где-то в здании решалась её судьба.

Она привела патруль к дому Вермёленов. Снаружи, на улице, они сидели в джипе, пока она объясняла планировку. Те явно сомневались, подозревали, что она просто истеричная женщина.

Капрал спросил:

— Значит, этот немец вооружён?

— Он не немец, — возразила она, — я же говорила, он бельгиец, сражавшийся на стороне немцев. Я не знаю, вооружён ли он.

— Звучит маловероятно, если честно.

— Он служил в третьей дивизии СС «Панцер», если вам это о чём-то говорит.

Это сразу изменило их настрой.

— Ни хрена себе, — выдохнул один из солдат. — Может, за подкреплением послать?

— Не стоит, — отрезал капрал, взяв винтовку. — Сами справимся.

Они вошли через калитку. Один солдат занял позицию в саду, нацелив винтовку на дом. Другой бесшумно пошёл по боковой дорожке ко входу с задней стороны. Капрал остался у парадной двери с Кэй. Он жестом предложил ей позвонить.

Прошла полминуты. Затем раздался щелчок замка, щёлкнули засовы. Дверь открылась, и на пороге появился доктор Вермёлен в тёмно-зелёной вязаной кофте.

Кэй сказала:

— Простите, доктор Вермёлен. Мы должны обыскать дом.

Он чуть осел, опустив голову на дверной косяк, будто хотел что-то сказать, но передумал.

— Гийом на кухне. Идите за мной.

До этого момента Кэй всё ещё наполовину верила, что всё это — плод её воображения, глупое недоразумение, за которое придётся извиняться. Но на кухне, за столом, сидели Арно, его мать и юноша, чуть старше мальчика, с мертвенно-бледным лицом и нечесаными длинными волосами. На нём был грязный синий свитер. Левая рука перевязана. Они подняли глаза и не сделали ни малейшего движения — будто давно ждали этого момента.

Капрал повернулся к Кэй:

— Который из них?

— В синем.

— Он? — переспросил капрал, словно не веря. Он поднял винтовку, кивнул дулом. Гийом медленно поднялся, покачнувшись, и поднял руки.

— На выход, — приказал капрал, кивнув на дверь.

Когда они ушли, Кэй осталась в кухне с семьёй. Ей было неловко. Она посмотрела на Арно, развела руками:

— Мне очень жаль.

Он смотрел на неё взглядом, полным упрёка в предательстве: этот взгляд она не забудет никогда. В этот момент открылась задняя дверь, и вошёл солдат. Он нацелил винтовку на Вермёленов.

— Скажите им, чтобы надели пальто и шли с нами, — сказал он Кэй.

Доктор Вермёлен устало произнёс:

— Всё в порядке. Мы всё понимаем.

— …И тогда она говорит: «Не переживай — я не девственница!» — капитан расхохотался собственной шутке. Его приятель застучал стаканом по стойке.

— Офицер секции Кэйтон-Уолш?

Она подняла глаза. В дверях стоял молодой лейтенант.

— Да?

— Пройдите со мной, пожалуйста.

Она взяла пальто и чемодан и пошла за ним по главной лестнице на второй этаж. За закрытой дверью звонил телефон. Капрал пересек коридор с кипой папок в руках. Лейтенант постучал в дверь в конце прохода и открыл её. Он посторонился, пропуская её внутрь.

За столом сидел майор с квадратным лицом, перед ним лежало раскрытое дело. В кресле сбоку — командир крыла Ноусли. Кэй отдала честь.

— Присаживайтесь, офицер — сказал майор.

Она села, чувствуя оцепенение. Майор положил по обе стороны папки тяжёлые кулаки. Кэй заметила чёрные волоски на тыльной стороне его рук и пальцев — "прямо лапы", подумала она.

— Что ж, вы, похоже, устроили целое представление.

— Так точно, сэр.

— Хотите что-то сказать по этому поводу?

— Только то, что сожалею, сэр.

Мужчины обменялись взглядами.

Ноусли спросил:

— О чём именно вы сожалеете?

— Мне не следовало хранить в комнате материалы, касающиеся нашей работы — это было непростительное упущение. — Она запнулась. — И мне не следовало вступать ни в какие отношения с кем-либо из местных жителей.

— Речь идёт о младшем сыне, так?

— Да, сэр.

— Вы раскрыли ему информацию о нашей миссии?

— Нет, сэр. Абсолютно ничего.

— Но он пытался выяснить, чем вы занимаетесь?

— Он задавал вопросы, но я ничего не сказала. Хотя, конечно, я привлекла к себе внимание.

Она поморщилась при воспоминании о своей глупости. — В свою защиту могу сказать только, что не знала о симпатиях семьи к немцам.

Майор произнёс:

— В вашу защиту скажу, что, по всей видимости, они не были сторонниками немцев. Младший сын — да, очевидно, но остальные трое, похоже, просто пытались его прикрыть. — Он