И на дерзкий побег - Валерий Николаевич Ковалев

Адъютант что-то доложил на китайском, военачальник кивнул, указал на стулья у боковой стены. Гости присели. Линь Бяо же, внимательно осмотрев всех, помолчал и произнёс на русском:

— Расскажите о себе.

Лосев начал первым, сообщив, что он — в прошлом майор советской армии, воевал, а после победы попал в лагеря, откуда бежал с товарищами в Китай.

— Кем были на фронте? — последовал вопрос.

— Командовал штрафным батальоном.

— Имеете награды?

— Да. Но теперь лишен.

— Откуда родом?

— Из Москвы, товарищ командующий.

— Красивый город. А теперь вы, — перевел взгляд на Трибоя.

Тот сообщил, что он старший лейтенант, командовал танковой ротой.

— На каких машинах воевали? — проявил интерес хозяин кабинета.

— Средний танк Т-34, а потом тяжелый — ИС.

— Ясно. А теперь вы, — перевёл взгляд на Шамана.

— Полковая разведка. Заместитель командира взвода, младший лейтенант.

— Желание служить в нашей армии сознательное? — шевельнул бровями военачальник.

— Да, — ответили все трое.

— В таком случае оно будет удовлетворено. Нам нужны опытные командиры. Сегодня же будет приказ. А пока я хотел бы увидеть, как вы водите танк, — указал пальцем на Трибоя.

— Нет вопросов, — встал тот со стула. — Я готов.

— Ну, смотри, Семён, не подведи, — сказал Лосев, когда шли по коридору вслед за командующим и адъютантом.

— Всё будет путём, командир. Не боись.

Чуть позже (к ним присоединились начальник штаба и охрана) на легковых автомобилях выехали с территории штаба. Миновав центр, проследовали к северной окраине, а оттуда в степь, где находилась какая-то воинская часть. Судя по всему, танковая. Напротив казарм стояли два десятка советских «тридцатьчетвёрок», английских «валентайнов» и американских «шерманов». Сбоку находился учебный полигон, на въезде наблюдательная вышка.

Командующего уже ждали, и после доклада, облачившись в комбинезон со шлемофоном, Трибой направился к одной из «тридцатьчетвёрок». Приехавшие по лестнице забрались на вышку.

Далее взревел мотор, скрежетнула передача, танк, развернувшись, залязгал траками к разъезженному полигону. Там на мгновение замер, а потом, набирая ход, понёсся по пересечённой местности. Не сбавляя скорости, нырял в ложбины и выскакивал из них, перелетал выкопанные рвы и выполнял другие маневры, применяемые в бою. Напоследок, остановившись в полукилометре от деревянных мишеней, произвёл по ним два выстрела из пушки. Вверх полетели щепки. Крутнувшись на одном месте, запылил обратно. Остановился. Смолк двигатель, люк механика-водителя откинулся, Трибой выбрался наружу.

Наблюдатели между тем спустились с вышки (Лосев и Шаман сзади), командующий остановился напротив танкиста.

— Такого мастерства не встречал, — похлопал по плечу. — Вы работали за полный экипаж. Удивительно.

Остальные одобрительно закивали головами.

— Не впервой, — блеснул зубами Трибой. — За четыре года войны бывало всякое.

В том же составе вернулись назад, а на следующий день всех троих снова вызвал командующий. На этот раз кроме него в кабинете находились комиссар и начальник штаба. Русских пригласили сесть, а затем Линь Бяо сообщил, что приказом по армии они зачислены в её состав. Трибой назначен командиром роты танковой части, где были накануне. Лосев поставлен на пехотный батальона, а Шаман стал в нём командиром разведвзвода.

— Вопросы по поводу назначений имеются? — спросил, расхаживая по кабинету, Линь Бяо.

— Нет, товарищ командующий, — встали все трое. — Но вот как быть с языком? Мы не знаем китайского.

— Закрепим за вами переводчиков. Пока не освоите. Ещё?

— Больше вопросов нет.

— Тогда желаю удачи, — пожал всем руки.

— Можете быть свободны.

Вечером в общежитии друзей навестил Фенг.

Для начала поздравил с назначением, а затем пригласил отужинать в ресторане.

Стали было отказываться, настоял.

— Вы спасли мне жизнь. И я в неоплатном долгу. Ужин за мой счет.

После этого, заперев комнату, покинули территорию штаба и отправились в город.

На него опускались сумерки, улицы были немноголюдны, порой по брусчатке шагали патрули. Изредка проезжали автомобили, рикши и пролётки. Фенг призывно махнул рукой одной из них. Пролётка подъехала, все уселись, Фенг назвал адрес. Звонко зацокали копыта. По сторонам потянулись многоэтажные дома, административные здания и соборы с золочеными крестами на маковках.

Минут через десять извозчик подкатил к трехэтажной постройке в стиле барокко, остановился у входа, над которым висела вывеска на китайском и русском — «Дракон», сквозь шторы на окнах пробивался свет. Слезли, адъютант расплатился, «Прошу», — толкнул дверь.

Внутри красного дерева холла с мраморным полом старик-гардеробщик почтительно принял у всех фуражки, прошли в зал. Он оказался достаточно просторным с лепниной на потолке и бронзовыми светильниками на расписных стенах. Публики за столами было мало. В основном китайцы, но встречались и европейские лица. На невысокой сцене в торце музыкант водил смычком по струнному инструменту, а девица в национальной одежде и с веером в руке пела тонким голосом что-то мелодичное.

При виде очередных гостей к группе просеменил толстяк в белом, и, расплывшись в улыбке, чуть поклонился. Окинув взглядом зал, Фенг бросил ему пару фраз, тот сделал знак следовать за собой.

Чуть позже все сидели в шикарном отдельном кабинете, где адъютант сделал толстяку заказ.

— Хао, — почтительно сложил тот на груди руки и исчез.

— До недавнего времени это был один из лучших русских ресторанов в Харбине, — откинулся на спинку стула Фенг. — Теперь принадлежит маньчжуру. Но кухня осталась та же.

— Попробуем, — рассмеялся Трибой, — что за кухня.

Вскоре появились два официанта и быстро накрыли стол камчатной скатертью. На нём появилась рыбная закуска, ароматный, со сметаной горячий борщ, пампушки, посыпанные чесноком и хрустальный графин водки.

Албазинец наполнил такие же, в форме сапожков, рюмки и поднял свою:

— За дружбу!

Чокнувшись, выпили, закусили и навалились на борщ. Он превзошел все ожидания.

— Уже и не помню, когда такой ел, — работая мельхиоровой ложкой, оценил Шаман.

— Объедение, — вторил ему Лосев.

На второе принесли сибирские пельмени, под них приняли ещё по рюмке. Следующей переменой была утка, нарезанная тонкими ломтями, к ней прилагались тонкие блинчики и соус.

— Это уже наше блюдо, — значительно сказал Фенг. —