Леонтий Раковский - Адмирал Ушаков

Стемнело. Слуги зажгли свечи. И тотчас же стали накрывать на стол.

Али-паша пригласил гостя поужинать.

Им прислуживали два секретаря и капитан корвета.

Метаксу потчевали французскими винами.

«Не из Превезы ли?» — подумал он и отказался.

Али-паша ел очень мало, а пил только воду. После ужина он услал всех и, покуривая, говорил с Метаксой.

Егор Павлович поздравил его с полученными от султана милостями.

— Меня хотели сделать верховным визирем, но зачем мне это? Я здесь в почете, довольстве и силе. Скорее султан будет больше бояться меня в Стамбуле, чем я его в Янине. Все эти визири завидуют моему богатству и оговаривают меня перед султаном. А вы знаете, во сколько обходятся мне султанские министры? Я даю всем, начиная от последнего цирюльника султана и кончая министром иностранных дел. Едва приобретешь себе приятеля, глядь, а он уже без головы, а ты без денег…

Метакса не мог не улыбнуться.

— Вам смешно. Вы думаете: деньги у Али-паши не последние, а голова у министра — последняя? Э, бросим это. Скажи лучше откровенно: независимость, которую ваш адмирал провозглашает на островах, распространится и на греков материка?

К этому вопросу Егор Павлович был давно готов:

— Конечно, нет. На материке греки не под игом французов, а подданные султана, нашего друга и союзника…

Али-паша остался доволен ответом.

— А теперь пора на отдых. Ложитесь здесь, — указал он на диван.

— Ваше превосходительство, а где же вы? — спросил Метакса.

— Я там, — махнул он в сторону перегородки. — Доброй ночи!

Егор Павлович был удивлен: паша уступает ему лучшее место! Он расположился на диване и слыхал, как за перегородкой укладывался Али-паша.

Вооруженные телохранители всю ночь стояли у двери: смотрели за огнем в каюте, а больше за тем, не собирается ли этот русский лейтенант зарезать их повелителя.

Метакса спал плохо. Али-паша хоть и вполголоса, но требовал то трубку, то воды. И все время справлялся, не вернулся ли кто-нибудь из гонцов.

Наутро Али-паша вручил Метаксе ответное письмо Ушакову и два узла: в одном из них что-то бренчало, а другой был с материями.

— Я посылаю это адмиралу Ушакову в знак благодарности за его внимание ко мне. Насчет войск: я пришлю своего сына — Мухтар-пашу, — он выполнит все, что скажет ваш адмирал. Я надеюсь заслужить любовь русских и покровительство вашего государя. А это — вам лично. — Али-паша протянул Метаксе пару французских пистолетов в золотой оправе и длинный вигоневый кафтан алого цвета.

Егор Павлович поблагодарил пашу за подарки и сел в свой катер.

— Ребята, а вам подарил что-нибудь паша? — спросил у матросов лейтенант, когда катер отвалил от корвета.

— Сто пиастров, ваше благородие, — весело ответил боцман Макарыч.

Вернувшись на «Св. Павел», Метакса передал адмиралу пашинское письмо и подарки.

— Ну, Федор Федорович, посмотрим, чем отдарил тебя паша за бриллиантовую табакерку, — сказал бывший в каюте у адмирала капитан Веленбаков.

— Табакерке цена — самое малое две тысячи рублей, — заметил Сарандинаки.

Ушаков сидел, презрительно глядя на узлы, которые лежали на столе.

Денщик Федор развязал узел. В нем оказались: серебряные рукомойник, таз, поднос, кофейник и дюжина турецких чашек.

— Все это не сто´ит и полсотни, — оценил Веленбаков.

— Ваше высокоблагородие, погодите: в другом еще что-то, — сказал Федор, обращаясь к Нерону.

Он развязал узел. Тут лежало два шелковых халата, какие-то шелковые кушаки и кусок синего бархата. Веленбаков только плюнул и отвернулся:

— Ну и подарочки!

— В таком вот тряпье привезли когда-то в Херсон чуму, — брезгливо покосился на подарки Ушаков. — Уноси, Федор! Сегодня едут в Гуино — пусть возьмут и там где-либо развесят на сквозняке.

— Вот тебе турецкая благодарность, — обратился к Федору Федоровичу Веленбаков.

— Мне нужны его солдаты, а не благодарность! — ответил адмирал.

XVII

Ушаков хотел ускорить приезд сына Али — Мухтара, которому паша поручил вести переговоры с русскими относительно присылки войск, и потому отправил в Бутринто крейсерское судно «Панагия».

Али-паше очень понравилась такая предупредительность адмирала, и он немедленно послал сына к Ушакову.

Двадцатилетний Мухтар-паша еще не приобрел наглости своего отца. Он робел перед знаменитым русским адмиралом и его офицерами, но во время переговоров не отступил ни на шаг от того, что сказал ему отец.

Ушаков условился о жалованье и питании солдат, и Мухтар-паша уехал в Бутринто готовить войска.

— Хорошо бы затащить в гости самого бандита Али-пашу, — усмехнулся Ушаков, обсуждая дальнейшие шаги.

— Не поедет: побоится, — высказал предположение Метакса.

— А что, если попробовать? Послать кого-либо с ответным визитом Мухтару, — предложил Пустошкин.

— Верно… Придется просить вас, Евстафий Павлович, — обратился адмирал к Сарандинаки. — Вы капитан флагманского корабля, вы знаете греческий язык…

— Пожалуйста. Я готов.

И на следующий день Сарандинаки отправился в Бутринто на фрегате «Сошествие св. духа».

Али-паша был польщен таким предложением, но опасался подвоха. Константинополь не раз покушался на его жизнь, и он боялся вероломства турок. Он отговаривался разными предлогами и наконец сознался, что верит русским, но не верит своим туркам.

— Но ведь, ваше превосходительство, вы будете гостем русского адмирала! — подчеркивал Сарандинаки. — Я даю вам слово русского офицера, что ни один волос не упадет с вашей головы!

Жажда почета превозмогла все доводы осторожности, — Али-паша поехал, окруженный блестящей свитой и телохранителями. Его одежда и оружие сверкали бриллиантами, яхонтами и изумрудами.

Ушаков приказал встретить Али как полного адмирала. Кадыр-бей и турецкие флагманы были представлены ему самим главнокомандующим.

Турецкие адмиралы унизились до того, что целовали полу пашинской одежды.

Али-паша сиял от счастья, хотя глаза опасливо бегали, точно у волка, окруженного охотниками.

Ушаков угощал его по восточному обычаю: турецким кофе, вареньем и холодной водой. Причем велел подать серебряный кофейный сервиз — подарок Али-паши. Паша узнал его и улыбнулся.

После кофе гость осматривал адмиральский корабль.

Пока что все шло хорошо. Но вот Кадыр-бей пригласил повелителя Эпира осмотреть турецкий флагманский корабль.

Али-паша изменился в лице и с минуту не знал, что ответить. Ему на выручку пришел Ушаков: главнокомандующий попросил Метаксу сказать паше, что он будет сопровождать почетного гостя.

Али-паша с благодарностью глянул на русского адмирала.

Он все время держался рядом с Ушаковым и на турецком корабле пробыл только пятнадцать минут, не собираясь спускаться в нижний дек, хотя «Св. Павел» осмотрел до трюма. Паша отговаривался тем, что неотложные дела вынуждают его немедленно возвратиться в Бутринто, и поспешил покинуть турецкий корабль.

Али-паша цветисто благодарил Ушакова за прием, сказал, что считает большой честью быть знакомым с таким великим адмиралом. На его лице действительно было написано счастье: янинский паша уезжал к себе живым и невредимым.

XVIII

Прошло десять дней, пока Али-паша прислал свои войска. Он клялся, что вышлет не менее трех тысяч человек, а на деле оказалось немногим больше двух.

— Вот негодяй. Сподличал даже тут! — возмущался капитан Сарандинаки.

— С паршивой овцы — хоть шерсти клок! — раздраженно сказал Ушаков: ему уже надоело возиться с этим бандитом.

Русские суда доставили войска Али-паши из Бутринто в порт Гуино. Моряки с удивлением смотрели на их непомерно длинные ружья. Командовал моряками дельвинский воевода Мустафа-паша.

Русские ждали, что и полководец у Али-паши под стать своему повелителю: такой же надменный, одетый в пышную, дорогую одежду. Но оказалось, Мустафу-пашу нельзя было отличить по виду от его рядовых бойцов. Он носил такой же грубый шерстяной капот, как и они, а на ногах — шерстяные онучи и кожаные постолы. Мустафа-паша ни на шаг не отходил от своих солдат — пил и ел вместе с ними. Русские были удивлены.

Ушаков поместил его и телохранителей у себя на «Св. Павле». Сарандинаки предложил гостю ночевать в кают-компании, но Мустафа-паша поблагодарил и остался со своими. Он закутался в капот и лег на баке возле пушек, окруженный телохранителями.

— Вот такой паша не проспал бы «Женеро», — заметил, проходя, Ушаков.

Федор Федорович решил не откладывать штурма. У него было двадцать линейных кораблей, одиннадцать фрегатов и свыше четырех тысяч сухопутных войск, считая прибывших алипашинцев.

Месяц назад он построил новую большую батарею на возвышенности у Пантелеймоновского монастыря, против старой крепости. На ней стояло тридцать пушек.