Тысяча кораблей - Натали Хейнс

Поликсена знала, что мать, сестра, Андромаха и другие троянки разделят ее судьбу, но никого из них не будет рядом, чтобы поддержать ее, и она также не сможет сказать им ни слова утешения. Подобная жестокость свойственна грекам. Если бы все вышло наоборот и море переплыли бы троянцы, чтобы осадить эллинский город, они поступили бы с греками так же. Убили бы мужчин и обратили в рабство женщин и детей. В конце концов, такова победа в войне. Но, даже утратив свободу, греческие женщины и дети остались бы вместе. И несли бы друг другу утешение. В то время как греки — жители разных городов и островов — разлучали уцелевших троянок. Поликсена тихо выругалась и повернулась к Менелаю, который молча брел вперед, приволакивая одну ногу по зыбучему песку.

— К кому из греков ты меня ведешь? — спросила Поликсена. Она говорила по-гречески вымученными правильными фразами.

Менелай не ответил, и на мгновение девушке показалось, что он не расслышал или не понял ее.

— Я спросила, куда ты меня ведешь, — повторила она.

— Я не обязан отвечать рабыне, — отрезал спартанец.

Поликсена почувствовала краску гнева на щеках, однако сохранила самообладание.

— Неужели ты настолько малодушен, что боишься поведать слабой рабыне о ее грядущей участи? Мой брат Гектор хорошо говорил о тебе и называл храбрецом.

Она не улыбнулась, увидев, как Менелай распрямился и слегка вздернул подбородок. Стал бы Гектор говорить такое! Всем — и грекам, и троянцам — было известно о грубом мужланстве Менелая: он не опускал кувшин с вином, пока не вылакает его до последней капли. Он до позднего вечера глушил вино, едва запивая его водой, и громогласно удивлялся, почему от него сбежала жена, а его собутыльники помалкивали, прикусив языки. Брат Менелая, Агамемнон, не столь ничтожен, говорили троянцы, зато куда более вздорен. По троянским меркам ни тот, ни другой в цари не годились, но греки, решила Поликсена, менее взыскательны.

— Я не малодушен, — возразил Менелай. — Я вытащил самую короткую соломинку и выполнил то, что должен, согласно решению совета греков, который собирался минувшим вечером. Я забрал тебя у родных и доставлю к Неоптолему.

Поликсена подавила дрожь. Троянцы боялись отца Неоптолема Ахилла — великого воина, который был быстрее и опаснее горного льва. Но своей натурой он также походил на льва: Ахилл не питал вражды ни к троянцам, ни к прочим жертвам, которых срезал, точно пшеничные колосья, — по крайней мере, до тех пор, пока Гектор не убил Патрокла. Враги были всего лишь добычей, и Ахилл убивал их потому, что был рожден для этого. Чего нельзя было сказать о его сыне.

Неоптолем — непредсказуемый, угрюмый, обремененный сознанием того, что ему никогда не сравняться со своим великим отцом, — вызывал страх как у троянцев, так и у греков. Именно Неоптолем убил отца Поликсены Приама, когда тот цеплялся за алтарь в храме Зевса. Какой человек столь мало боится царя богов, что осквернил его святилище? Поликсена была уверена в одном: Неоптолем непременно понесет кару за святотатство. Сама Фетида не сможет спасти внука от грядущего гнева Зевса.

— Ты права, что боишься его, — заметил Менелай, хотя девушка не произнесла ни слова. — Но Неоптолем не задержит тебя надолго. Ты станешь подарком его отцу.

— Его отец умер, — ответила Поликсена. И тотчас догадалась о своей участи.

Она молча возблагодарила Артемиду. Троянская царевна много раз твердила себе, что скорее умрет, чем будет жить рабыней. Ее просьба была услышана. Вдобавок Поликсена взмолилась, чтобы мать не узнала, что ее младшая дочь — и последняя в здравом рассудке — вскоре разделит судьбу младшего сына. Полидор пал жертвой греческой жажды денег, ее принесут в жертву греческой жажде крови.

Хотя, возможно, Поликсена недооценивала мать. Гекаба была гордой женщиной и не желала видеть ярмо рабства не только на себе, но и на своих детях. Возможно, она будет только рада услышать, что Поликсена умерла, а не стала рабыней, и ощутит облегчение оттого, что ее позор не перейдет на Приамово потомство. И уж конечно мать будет горевать меньше, если узнает, что дочь с готовностью приняла смерть. Поликсена твердо шагала впереди воинов, рядом с Менелаем. Ее не назовут малодушной.

Воинов оказалось меньше, чем ожидала Поликсена. В воображении она нарисовала себе огромный помост, толпу жрецов в полном церемониальном облачении, длинный строй греков, которые будут глазеть на нее, желая, чтобы жертвоприношение побыстрее закончилось и они могли подкрепиться и приготовиться к завтрашнему отплытию. Но когда девушка прибыла в лагерь мирмидонян, перед ней предстало куда более жалкое зрелище. Она увидела несколько маленьких шатров, залатанных и покрытых соляным налетом. Интересно, здесь ли спала Брисеида? Женщина, которая удерживала от битвы все греческое войско, когда Ахилл отказался сражаться, пока ее не вернут. Неужели она все еще здесь, теперь, когда Ахилл мертв? Его сын унаследовал лирнесскую царевну или подарил ее кому-то из своих подручных? Поликсена поразилась своему любопытству. Странно было интересоваться чужой судьбой, когда ее собственная столь внезапно приблизилась к концу. Однако Поликсена обнаружила, что ей небезразлична женщина, с которой она никогда не встречалась. Она поймала себя на том, что переводит взгляд с одного лица на другое в поисках той, которая могла изменить ход войны. Но среди женщин, которых она видела в греческом стане, — лагерных прислужниц и рабынь — она не находила никого похожего. Поликсена ощутила необъяснимое разочарование. А потом ее осенило: будь она на месте Брисеиды, ей было бы невыносимо стоять и смотреть, как юную девушку приносят в жертву, точно телушку. Она бы тоже где-нибудь спряталась.

Менелай что-то прокричал (Поликсена не разобрала слов), и из шатра под беспощадное солнце вышел юноша. Он прищурился от яркого света, и это лишь усугубило брюзгливое выражение лица. Поликсена была наслышана о красоте Ахилла: светлых волосах и золотистой коже, длинных руках и стройных ногах. Но у его сына были спутанные рыжевато-каштановые локоны, по-девичьи обрамляющие нежное лицо, слабый подбородок и блеклые, маленькие голубые глазки. Даже несмотря на это, Неоптолема (с его прекрасной кожей оттенка слоновой кости) можно было бы назвать красавцем, если бы не очевидна черствость. Рот его превратился в презрительно сжатую линию, а на лбу залегли морщины вечного недовольства. Поликсена