Драконий пир - Светлана Сергеевна Лыжина

но смысл именно такой, а боярин, который произнёс подобную фразу, тем самым предложил дать Владову отцу яд. Никак иначе нельзя было помешать "упрямому государю" принять участие в битве и самому вести конницу в бой. Ну а старшему государеву сыну, Мирче, отраву не дали только потому, что наследник престола не должен был в поход идти, а остался в столице.

Вот, о чём размышлял Влад, слушая слугу-серба, который говорил даже чересчур подробно — упоминал все обстоятельства того, как получил те или иные сведения. Наверное, Войко хотел, чтобы господин почувствовал, будто сам побывал в родных краях. Для того и вспоминались разные незначительные подробности:

— В летнюю пору в Тырговиште жарко, но всё же не как в турецкой столице, — произносил слуга, а Влад, в самом деле, чувствовал тепло, будто на солнце сидит.

Конечно, так могло ощущаться и тепло от натопленной печи в доме, но когда заходила речь о смерти родичей, Влада начинал пробирать странный озноб, и не спасала никакая печь. Отец и брат умерли в середине зимы, и холод той давней зимы чувствовался даже в жарко натопленной комнате!

По словам серба, печальные события, связанные с гибелью Владовых родичей, в Тырговиште до сих пор оставались у всех на устах, но только громко об этом не говорили, а больше по углам шептались.

Некоторые люди уверяли, что хорошо помнят день, уже очень давний, когда Владов отец в начале декабря проезжал по улицам Тырговиште в последний раз. Князь ехал вместе с дружиной, чтобы влиться в войско, стоявшее лагерем возле города, а затем вести эту рать на северо-запад в сторону гор и сразиться с венграми.

Так вот многие говорили, что Владов отец, проезжая на улице, чуть не упал с коня, но объяснялось это по разному. Кто-то говорил, что конь поскользнулся, ступив копытом на лёд, и это стало предвестьем скорой беды. Другие говорили, что конь шёл ровно, а всадник вдруг почему-то начал крениться на левый бок и, наверное, упал бы, если б ехавший рядом знаменосец не поддержал.

Владу так и представлялся его старший брат Мирча, который говорил отцу:

— Ты нездоров. Я поведу войско вместе тебя, — но родитель, конечно, лишь отмахнулся:

— Нет. Я должен вести войско сам. Воины пойдут в бой, только если буду т видеть своего государя. К тому же, войску лучше не знать, что я занемог.

Мирча, скорее всего, не хотел верить, что всему виной яд, поэтому и говорил о "хвори" как о болезни.

— А что, если в дороге тебе станет хуже? — наверное, спрашивал Мирча. — Может, всё же я поеду вместо тебя?

— Я не могу сослаться на хворь и не ехать, — конечно, отвечал отец. — Иначе все решат, что это только отговорка, и что я струсил.

По словам Войки, все горожане, твердившие про знаменосца, считали этот случай подтверждением того, что Владова родителя отравили. А с чего ещё государю, собравшемуся в поход, вдруг прямо на улице поплохело? Сам Влад склонен был верить в истинность уличного происшествия, однако могло оказаться, что всё придумала молва уже после того, когда стало известно, что ни одного боя с венграми так и не случилось, а государь вдруг "занемог" и умер в походе.

Твердила молва и про Владова брата Мирчу, убитого боярами-изменниками. Войко поведал об этом так:

— Когда я приехал в Тырговиште, то жил при купце, к которому нанялся, в гостином дворе. А двор стоял недалеко от восточных городских ворот, и там люди до сих пор вздыхают, на эти ворота глядя.

— Почему? — нахмурился Влад.

— Говорят, — начал объяснять Войко, — что твоего старшего брата в последний раз видели именно тогда, когда он из этих ворот выезжал. Выезжал, как полагается, со слугами и охраной, но без поклажи — не как беглец. Выезжал, будто думал скоро вернуться, но не вернулся.

— Погоди, — перебил Влад, — но как это могли оказаться восточные ворота?

— Они ведут в Сучаву, у этих ворот находился гостиный двор, и там я всё это слышал.

— Да, конечно, но ведь Янош со своими людьми пришёл совсем с другой стороны, с запада. К кому же направился мой брат Мирча, если ехал через восточные ворота? Разве не к Яношу? Может, ты что-то перепутал?

— Нет, — помотал головой серб, — я всё помню точно.

"Выходит, Мирчеву могилу надо искать совсем не в той стороне, где мне раньше думалось", — мысленно отметил Влад и даже попытался искать подтверждение Войкиных сведений у Нае, однако паренёк, хоть и служил в то время во дворце, про это ничего не знал:

— Господин, мне известно только то, что твой старший брат однажды уехал из дворца и больше не вернулся. Это было в начале января, вскоре после того, как пришла весть о кончине твоего отца. А вот куда твой брат поехал, я не знаю.

Кое-что стало известно и про сгоревший дом боярина Нана, осмотренный Владом и Войкой ещё тогда, когда они оказались в Тырговиште вместе с турками — теперь, когда прошло уже достаточно времени, у этого жилища появился новый владелец, который отстроил всё заново. Войко сказал, что владельцем стал некий боярин Казан, а вот судьбу слуг прежнего хозяина серб выяснить не смог, хоть и спрашивал в соседних домах, ведь слуги соседствующих домов всегда друг друга знают.

О судьбе слуг самого Влада, пойманных людьми Яноша Гуньяди на постоялом дворе в деревне Былтэнь, выяснить ничего не удалось.

— Об этом я ничего не узнал, — вздохнул Войко, — однако слышал о других беглецах. Эти люди бежали от Владислава. Бежали вскоре после того, как твой отец и брат умерли.

— Что это за беглецы? — спросил Влад.

— Боярского рода. Они не хотели видеть Владислава на троне, а когда Владислав всё-таки получил власть, испугались, что он станет мстить.

— И где они теперь?

— За горами, в Трансильвании.

— В Трансильвании? — задумался Влад. — Значит, Яноша они не боятся, если живут в его владениях?

— Может, и не боятся, — ответил серб. — Не знаю, господин. Я просто рассказываю то, что слышал. Услышал про то, что некие румынские бояре оказались недовольны Владиславом, и говорю тебе это. А уж что они делают в Трансильвании и почему подались именно туда, не ведаю.

Обо всём этом Влад часто вспоминал, когда пил со Штефаном