Королевские сестры - Виктория Холт

многого, — это она была готова признать, — обязана своим возвышением исключительно предосудительной связи сестры Джона, Арабеллы, с герцогом Йоркским. Ее собственная сестра Фрэнсис, которую она предпочитала называть графиней Гамильтон, находилась с мужем в Париже, и, чтобы избавиться от ухаживаний Джона и успокоить Черчиллей, которые, похоже, были о себе столь высокого мнения, она решила испросить у герцогини Йоркской позволения присоединиться к Фрэнсис.

Джон, обезумев от мысли потерять ее, сказал, что готов пойти против воли семьи, и умолял ее выйти за него замуж — тайно. Сара обдумала это и, решив, что как только брак станет свершившимся фактом, Черчиллям придется его принять, согласилась.

Так в восемнадцать лет она стала миссис Джон Черчилль, а Джону было двадцать восемь. Она тут же отправилась к итальянской герцогине Йоркской и призналась в содеянном, встретив, как и ожидала, лишь сочувствие. Так брак несколько месяцев оставался в тайне, но затем герцогиня поговорила с Черчиллями, которые, видя, что столь важная дама поддерживает свою фрейлину, не могли долее упорствовать. Они приняли Сару, смирившись с браком и радуясь, что благодаря ему их сын удостоился еще большего внимания герцога и герцогини Йоркских, которые, проявив личный интерес к молодой паре, были склонны им покровительствовать.

Молодая герцогиня Йоркская, находившаяся в прекрасных отношениях со своими падчерицами, выслушивала панегирики Анны в адрес ее обожаемой Сары, а Сара рассказывала Анне о добродетелях Джона, которые, в свою очередь, передавались герцогу и герцогине.

Все складывалось как нельзя лучше, но герцог Йоркский стремительно терял популярность и уже не раз бывал отправлен из Англии в то, что можно было назвать лишь изгнанием, и Сара уже не была уверена, что примкнула к нужной партии. Увлечение герцога католицизмом погубит его, если он не будет осторожен. Принцесса, за которую ей следовало держаться, — это Анна. Безрассудство герцога служило примером того, как некогда популярный принц может впасть в немилость. Сара должна была быть на стороне победителей.

На некоторое время интересы Сары отвлеклись от двора рождением дочери Генриетты, а недавно появилась и вторая дочь, которую Сара предусмотрительно окрестила Анной. Детей она оставила на попечение нянек, ибо, имея мужа и детей, о чьем будущем надо было думать, ей следовало действовать с осторожностью, а это означало — оставаться при дворе. Она всегда знала, что принцесса способна на безрассудство не меньше своего отца, и эта интрижка с Малгрейвом служила тому доказательством. Если бы выяснилось, что она, Сара, помогала в этой интриге, она бы определенно впала в немилость у таких важных особ, как герцог и герцогиня Йоркские, а что еще хуже — у самого короля.

Именно такие дела могли разрушить годы тщательного планирования; она должна была очень хорошо подумать, как ей поступить.

***

Король Англии был самым доступным из монархов. Он поощрял подданных говорить с ним и никогда не сомневался в своей способности им понравиться; и впрямь, он всегда был готов исполнить их просьбы, а если это оказывалось затруднительно, всегда мог свалить вину на своих министров.

Когда Рочестер съязвил в своей знаменитой эпиграмме, что король «глупостей не говорил, но и мудрого не совершал», Карл с присущим ему остроумием парировал, что слова — его собственные, а вот дела — его министров. Он был благодарен повесе Рочестеру за это замечание; он полагал, что, как только это станет общеизвестно, у него появится идеальное оправдание.

В его духе было находить выход из любой возникшей трудности. Он часто жалел, что его брат Яков не больше похож на него, ибо предвидел, какие беды накопятся для Якова, когда придет его черед носить корону.

Он сидел и наблюдал за карточной игрой; рядом с ним были две его любимые любовницы, Луиза де Керуаль, герцогиня Портсмутская, и Нелл Гвин. Эти двое никогда не давали ему скучать, а вместе были еще забавнее, чем порознь. Луиза никогда не разыгрывала из себя вельможную даму с таким высокомерием, как в обществе Нелли, а Нелли никогда не вела себя столь скабрезно и развязно, как в обществе Луизы.

Он с большой нежностью смотрел на них; они услаждали его много лет, и он надеялся, что так будет и впредь, хотя в последнее время он начал чувствовать, как угасает его былая сила. Печальная участь, думал он, для мужчины, чьим величайшим наслаждением было утоление плотских желаний, обнаружить, что эти желания слабеют.

Как жаль. Он никогда не был ни великим едоком, ни пьяницей, ни игроком. Нет, для него не было большего удовольствия, чем быть влюбленным.

Сейчас ему было приятно переводить взгляд с Луизы на Нелли и гадать, с кем из них провести ночь; он знал, что и они гадают об этом. Если это будет Нелли, завтра она будет хвастаться по всему двору. Сумасшедшее, дикое создание; и Луиза не могла понять, как он ее терпит.

Луиза наклонилась к нему и сказала:

— Нынче одна молодая женщина просила аудиенции у Вашего Величества.

Король поднял брови. Не в обычае Луизы было представлять ему молодых женщин.

— Бьюсь об заклад, она пришла просить милости для себя, — пробормотал он.

— Или для мадемуазель Каруэлл, — тихо добавила Нелли.

Луиза метнула в нее полный ненависти взгляд; ничто не могло рассердить ее больше, чем народное искажение ее фамилии. Керуаль — Каруэлл. Уголки губ короля поползли вверх.

— Полноте, Нелли, — сказал он, — вы, дамы, знаете, что если вам чего-то хочется, нет нужды посылать других просить за вас.

— Лучшие попрошайки часто нанимают других просить за них, Ваше Величество, — парировала Нелли. — Хорошее ремесло... просить для попрошаек.

— Вам-то такие ремесла должны быть хорошо известны, — сказала Луиза. — Боюсь, мне не хватает ваших познаний.

— Я вас как-нибудь научу, — бросила ей Нелли. — Католическим шлюхам не мешало бы поспевать за протестантскими.

Луиза содрогнулась, а король сказал:

— Расскажите же мне об этой юной просительнице.

— Это одна из женщин принцессы Анны, Ваше Величество. Мне она ничего не сказала, заявив, что может поведать свое дело лишь Вашему Величеству. Это жена Черчилля.

Король рассмеялся при упоминании Черчилля. Он вспомнил, как однажды заехал к Барбаре и застал ее с этим молодым человеком.

— Черчилль, — сказал он. — Говорят, этот малый исправился после женитьбы.

— Я тоже это слышала, Ваше Величество.

— Черт побери, ему и впрямь не мешало исправиться.

— Если бы все, кому не мешало исправиться, и впрямь исправлялись, двор стал бы куда унылее,