Химена. Верность и долг - Мария Тереса Леон

стол, Родриго поставил перед сыном новый бокал — большой, украшенный мелким и крупным жемчугом. Сокровища воина, завоёванные в боях, богатство, которого уж не сочтёшь… Сид очень смеялся над юношами, что знали о старых битвах только по сказаниям хугляров. «У меня никогда не было своего королевства… Я так сказал тем, кто были хозяевами Валенсии в тот 1094 год, когда я их победил. Надо слушать побеждённых и советоваться с почтенными старцами, что нас окружают. Запомни это. Если ты надменен и несдержан, они повёрнут тебе спины и откажутся быть твоими вассалами. Если ты будешь действовать согласно справедливости и прислушиваться к тем, кто помогает тебе своим трудом, тебе будут повиноваться и исполнять желания твоего сердца». Диего был взволнован и плохо слушал отца. Для него Валенсия казалась слишком уж просторным домом. Сын Химены не был здесь столь счастлив, как того желал его отец. Он был создан для мечтаний, и порою даже счастье становилось для него горьким… Однажды вечером к нему привезли ту девушку из Леона. Он положил руку ей на плечо, поцеловал её. Она застонала. Он удивился: «Ты грустна? Плачешь? Тебя не радует, что я привёз тебя в королевство моего отца?» Она так печально и покорно ответила: «да, да», что стёрла все счастливые дни, проведённые ими вместе. «Ты не довольна?» Девушка комочком опустилась на пол: «Я плачу, потому что не ты вернулся в Леон, а послал за мною». Дон Диего похолодел. Он увидел, что в сердце девушки есть место и для других, не для него одного — для матери, для родной улицы, знакомых обычаев, самого воздуха Леона… Он не отослал девушку, но оставил её при себе как воспоминание, по рыцарскому праву. Он приходил к ней, когда кровь в нём играла, и мало-помалу образ леонской девушки поблёк в его душе, хоть она и не заметила, что её возлюбленный потерпел первое поражение. И всё вокруг как-то побледнело для дона Диего. Словно судьба его остановилась и дерево жизни перестало приносить свои прекрасные плоды… Вот потому-то в день своего рождения так рассеянно слушал Диего слова отца о военных подвигах — первое разочарование он уже испытал… Воины Сидовой дружины хвастались лёгкими победами над еврейками и мавританками, они по ночам привязывали своих коней не к одной двери на какой-нибудь дальней окраине Валенсии… У Диегито была леонская девушка, целые дни проводившая рядом с дуэньей, которая по целым дням ткала, в то время как ветерок воспоминаний тревожил душу юной пленницы. Почему сыну Сида нравилось молчаливое созерцание, почему так часто бывал он во власти мечты?.. Отец рассказывал о героическом прошлом, а сын только и ждал удобной минуты, чтоб встать из-за стола и уйти, оставив всех своих родственников восхвалять наперебой друг друга и самих себя. Но уйти было не так-то просто, а Сидовы пиры были долги. За столом прислуживали уж не монахи и не поварята из монастыря Карденья… Химена вспоминала иногда о прощальном обеде в монастыре, с таким тщанием и искусством приготовленном отцом Мундо. И как тогда пели: «Лучше б не было вассала, если б добрый был король!..» Но жареные ягнята, сочная козлятина и сладкие сиропы теперь только в воспоминаниях. Здесь пища другая, другие гости, другие слуги, другая музыка. Тягучая, воркующая, сонная. Иногда чтец читает по какой-нибудь большой книге летопись старых подвигов знаменитых королей других королевств. Иногда Сид спорит о праве и справедливости, требуя, чтоб занимаемые селения и замки не пустели и чтоб ими управляли по законам, признаваемым самими побеждёнными, тогда они будут добрыми вассалами… Химена порою слушает, порою мечтает. У неё всегда одно дело — ждать. Теперь она ждёт вестей из Барселоны и Наварры, куда уехали дочери. Тяжко на душе у Химены. Что-то важное в её жизни осталось позади. Опустился какой-то занавес, погас какой-то свет…

Диего нетерпелив. Его не привлекают большеглазые мавританские певицы, а хугляры, восхваляющие того, кто лучше заплатит, раздражают его. «Дитя моё, но ведь всё это — для тебя», — с упрёком сказала Химена, когда он резко поднялся, чтоб уйти. Зал весь полнился музыкой. Пришли танцоры. Игрища и турниры мавров и христиан были в тот день так полны изящества, что Сид был в восторге. Явились фокусники с мохнатыми обезьянками, глотали огонь, стояли на голове, на руках, забавно боролись. Лилось горячее вино, и губы рыцарей в трепетном наслаждении касались серебряных бокалов, а бороды были уже все забрызганы разными напитками и соками, и запах чеснока казался приятнее любого аромата.

Химена дотронулась до лба сына, как делала когда-то в монастыре Карденья или в холодной темнице бургосского замка. Всё в ней вдруг заныло. Сын уходил!.. Она поглядела ему вслед, когда он торопливо покидал залу, на ходу накидывая на плечи алый плащ, подбитый дорогим мехом.

Праздник продолжался без него. Все теперь шумно хвалили изжаренного на вертеле кабана, сдобренного терпкими приправами. Кто ж мог заметить боль материнского сердца?

На следующий день Химена приказала проследить, куда ходит сын, и открыла существование леонской пленницы. Она отнеслась к открытию как-то равнодушно и до самого того дня, когда Диего ушёл с дружиной, уже не вспомнила о девушке.

Какой одинокой чувствует себя Химена! Все вещи смотрят на неё враждебно, тайно нашёптывая ей что-то, чего она не умеет и страшится понять. Пол скрипит под ногами, двери всё время нескромно раскрываются, занавеси зловеще колышутся. Словно мало печали одиночества… Химена чувствует, как слабеет в ней сердце — устало биться. Как пустынны все эти террасы, выходящие на море! Море… «Взгляни, моя Химена, это — море». Как ласково положил тогда Сид свою тяжёлую руку ей на плечо! Теперь он никогда и не заходит к ней. Трудно сохранить хлеб, завоёванный в бою! Всё как-то вдруг, незаметно рассеялось — Химена даже удивиться не успела. Девочки ускользнули в какие-то далёкие королевства, счастливая молодость пролетела в короткое мгновение. Какой путь остался? К смерти? Глаза Химены часто смотрят теперь в одну точку. Ей кажется, что там, среди зелени, кто-то ждёт её. Вот и теперь… Химена хлопнула в ладоши, и пришла Адосинда. Они накинули плащи (попроще и подешевле) и вышли на улицы города.

Здесь дышится свободнее. Химена идёт на свидание с водяными струями, с лёгкой лаской ветра. Пойдём скорее, Адосинда, что ты так мешкаешь! Пройдёмся по солнышку, что светит так жарко над домами, над хижиной, где леонская пленница, верно, ещё дремлет. Мне кажется, что на этих улицах остался след дона Диегито. Всё в молчании. Даже новый колокол собора безмолвен, словно и его разморило