Рушатся берега - Нгуен Динь Тхи

Теперь в зеркале отражалось искусно подкрашенное лицо — косметика была совсем незаметна. Длинные, загнутые ресницы обрамляли большие черные глаза. Гладкая розовая кожа, тонкий овал, небольшой прямой нос и маленький рот придавали лицу Фыонг детское выражение. Фыонг улыбнулась. Да, она все еще красива! Но как могло меняться это лицо! Когда в глазах Фыонг загорался злой огонь, когда из маленького ротика вырывались яростные слова, лицо это тоже было прекрасно, но уже совсем другой красотой, той, что могла привести в растерянность любого мужчину.

Фыонг надела длинное бледно-розовое платье и сошла вниз.

Подобно многим магазинам, дом Ить Фонга представлял собой вытянутый в глубину ряд комнат, разделенных небольшими, почти всегда сырыми переходами-двориками. Передняя комната служила магазином, остальные — жилыми и хозяйственными помещениями. В столовой Фыонг попросила служанку принести завтрак и, покончив с ним, прошла в магазин.

— Ты что же, неужели до сих пор все спала? — ласково проворчала мать. — Позавтракала? А куда теперь собралась? Опять не дождемся тебя к обеду! Ханг скоро вернется.

— Я хочу навестить Минь. Обедайте без меня, я приду вечером. Скажи, пожалуйста, Ханг, чтобы она не забыла купить билеты в кино.

Фыонг направилась к выходу. Когда она проходила по магазину, покупатели невольно провожали ее взглядами.

— К ужину приходи обязательно, отец хотел поговорить с тобой! — крикнула вдогонку ей мать.

На улицах было многолюдно. У трамвайной остановки толпились нищие. Они были настоящей язвой Ханоя. И откуда только они брались? Особенно много нищих было на ярмарках, возле ресторанов, у входов в кино и театры, на рынках, всюду только и было слышно: «Подайте милостыню, помогите нищему!..» Оглянешься — то протягивает руку старуха, то мальчишка, и все в лохмотьях, грязные, полунагие... И всяк жалуется на свои болезни. А станешь спрашивать, почему не едет домой или не работает, так наговорят с три короба: и дома голод, и нет денег на обратный путь, и работы тоже нет. А недавно появился новый тип попрошаек — нищие-интеллигенты. Одеты по-европейски, милостыню просят только по-французски. Иногда нищие вызывали у Фыонг жалость, но чаще — страх и брезгливость, поэтому она старалась поскорее дать мелочь, чтобы отделаться. Но «интеллигентам» Фыонг принципиально не давала ни су.

Увидев еще издали толпу нищих, Фыонг свернула к ресторану-поплавку на берегу озера. Легкий ветер покрыл мелкой рябью спокойную водную гладь. На противоположном берегу среди деревьев промелькнул, звеня, трамвай. И снова на душе у Фыонг стало радостно. Звон трамвая напомнил ей вдруг о Ты. Когда она еще училась в школе, они не раз назначали в этом месте свидания и бродили по берегу. Ты был добрый, но нескладный малый. Он больше молчал и только все улыбался, кивая головой, да смущенно посмеивался. Неотесанный, будто из глухой провинции. И в обществе совсем не умел себя держать. Круглый год ходил в одном и том же костюме и старых кожаных сандалях. Правда, в то время Фыонг, может, за это и любила его. Бедность она тогда не считала пороком, она ценила в Ты талант. Школьница Фыонг мечтала о романтической жизни с ним в какой-нибудь деревушке. Он — бедный художник, она — трудолюбивая жена. У них простая бамбуковая хижина, но они любят друг друга и счастливы.

Однако пути разошлись... Теперь, вспоминая прошлое, Фыонг испытывала смутное сожаление о чем-то, чего уже нельзя вернуть. Ей было немного жаль и Ты. В театре он выглядел все таким же бедным, таким же неуклюжим. Он всегда был поглощен своей живописью и любил ее, наверное, больше всего на свете. Может быть, даже больше, чем ее, Фыонг. Но вот прошло уже много лет, а Ты так и не получил призвания. Он оказался заурядным живописцем, не сумевшим создать ничего оригинального.

Любопытно, видел ли он ее в театре? Фыонг наблюдала за ним, но он больше ни разу не посмотрел в ее сторону. Она считала, что то было притворство... Скорее всего, он видел ее, поэтому и ушел до конца концерта. Может, он ее до сих пор любит? Фыонг вздохнула. Надо будет сегодня его навестить. У Минь наверняка будет скучно. Как всегда, бесконечные разговоры о семье, восторженные похвалы своему мужу, жалобы на то, как трудно с детьми, одна дочурка заболела корью, другая мучается поносиком... Возможно, родила еще... Тут со счета собьешься! Фыонг рассмеялась, к ней снова вернулось веселое настроение. Да, она купит красивых цветов и пойдет к Ты. Почему бы им не быть просто друзьями? В общем-то, Фыонг вела себя с мужчинами довольно сурово и сдержанно, с Ты все будет по-другому.

— Подайте на пропитание!..

Фыонг вздрогнула от неожиданности. Рядом с ней — и откуда они появились — стояли мальчик и девочка. Ребята, спрятавшись за деревом, уже давно следили за богато одетой женщиной, и, когда та поравнялась с деревом, выскочили ей навстречу.

— Пода-а-айте детям полсу на пропитание... — тонкими голосами затянули они. Им, верно, было уже лет по девять, но на вид они казались лет семи. Несоразмерно крупные головы и жалкие, тоненькие шейки, на чумазых лицах блестели глаза, которые еще не затуманила нищета, но в них уже светилась и боль пережитого, и страх за завтрашний день. Подобие одежды из мешковины и остатков старого паруса сидело на них колом. Из мешковины торчали голенистые ноги. Сухие, костлявые ручонки тянулись к Фыонг... — Пода-а-айте!.. — Они закинул и головы и семенили за Фыонг, стараясь не отставать. Фыонг не кричала на них, не гнала их прочь, и дети поняли, что тут им перепадет.

Фыонг остановилась. Радостное настроение не покидало ее. Она достала несколько монеток и бросила детям, крикнув: «Каждому по су!» Ребята кинулись поднимать деньги, потом вскочили и, даже не поблагодарив, побежали дальше.

VI

Большой стенд против дома «Прогресс разума и морали» был сплошь заклеен цветными афишами с изображением лежащей на диване девушки. Фыонг пробежала афишу: «Выставка работ художника Тхань Тунга». Она решила зайти взглянуть на эту выставку, ведь последние дни газеты захлебывались от похвал.

В выставочном зале бродило несколько посетителей. Двое французов, очевидно супружеская пара, оживленно переговариваясь, рассматривали лакированную ширму. Фыонг окинула взглядом просторный зал и стала рассматривать картины.

Почти все работы Тхань Тунга, представленные на выставке, изображали женщин, застенчивых, мечтательных, с чуть припухшими веками и восточным разрезом глаз. С картинно распущенными волосами, они читали старинные, написанные иероглифами книги, вязали у окна или подле вазы с цветами. Как и большинство посетителей, Фыонг не интересовало художественное мастерство автора, она в основном