Охота на либерею - Михаил Юрьевич Федоров

— Потом нюхать буду.

— Варя, ты как в Москве-то оказалась?

— Мама с Акинфием Дмитриевичем поженились, вот и всё.

— Где ж вы его нашли?

— В Сергиевой обители и нашли. Он туда за товаром приезжал. Как маму увидел, сразу влюбился и женился.

— Вот так просто — влюбился и женился?

— Ага. Разве в мою маму можно не влюбиться? Она ведь добрая и красивая.

Варя снова захихикала:

— А там, в Сергиевой обители, вокруг Дашутки твоей какой-то молодой боярин увивается. Мы с Акинфием Дмитриевичем там недавно по торговым делам были.

— Какой боярин? — встрепенулся Егорка. — Не обижает?

— Не знаю, какой. Одет богато. Он мимо проходил, ему в Каргополь надо было, оружие всякое забрать. Сестрёнку твою увидел — сохнет теперь. Гребень серебряный подарил. Про родителей спрашивал. А Дашутка говорит — братик в Москве, а родителей нету.

Егорка помрачнел.

— Да ты не бойся, — увидев его опасения, сказала Варя, — за ней отец Алексий присматривает. Под защитой она. Да и боярин тот незлой. Он жениться хочет, правда. Я знаю.

— А дед Кузьма где?

— Он в обители остался. При звоннице по-прежнему и живёт. Говорит, так ему лучше. Корзины плетёт. Он всё и рассказал, когда мы приехали.

— А этот твой Акинфий Дмитриевич — купец, что ли?

— Купец. Только маленький. У него приказчиков нет совсем. Всё сам делает. Вот, и я ещё помогаю.

— А мама?

— Дома сидит. Просто у неё скоро мой братик родится. Нельзя ей на торг. Бережёт её Акинфий Дмитриевич.

— Почему братик? Может, сестричка?

— Братик. Я знаю.

Варя остановилась и взглянула Егорке прямо в лицо. Ему вдруг показалось, что её серо-голубые глаза распахнулись шире ясного летнего неба и заполнили всё вокруг. А голос Варин звучал, как колокольный звон, пронизывая воздух, кремлёвские стены да и его самого. И он как будто существовал сам по себе, отдельно от Вари.

— Я знаю, Егорка, знаю.

— Что ты знаешь? — тихо, почти шёпотом спросил он.

— Знаю, что у меня будет братик. Знаю, что ты готовишься в битву. Знаю, кто победит.

— И кто победит?

— Мы. И ты останешься среди живых, только раненый. Или больной. Но погибнут многие.

Егорка тряхнул головой и огляделся по сторонам. Наваждение пропало. Рядом хихикнула Варя:

— Ты что такой чудной?

Егорка с подозрением посмотрел на неё, но Варя лукаво щурила левый глаз, будто насмехаясь, не забывая при этом дожёвывать последние крошки пастилы. Он огляделся по сторонам. Всё было как обычно.

— Ты сейчас что-то говорила?

— Ну да. Говорила, что мы победим и что ты придёшь раненый, а может, больной. Но скоро поправишься.

— А-а-а-а, ясно.

— А потом мы с тобой поженимся.

Егорка аж поперхнулся от неожиданности и закашлялся.

— Не скоро, конечно, — рассудительно произнесла Варя, — через пять лет. Или через шесть. Я ведь маленькая ещё. Как подрасту — так сразу и поженимся. И уйдём с тобой отсюда далеко-далеко. Туда, где много простора и воли, где нет и никогда не будет холопов. Да, всё так и случится.

Варя старательно похлопала его ладошкой по спине.

— Прекращай кашлять.

— Интересно, где это сейчас холопов нет? — спросил Егорка. — В райских кущах, что ли?

— Сама пока не знаю, — вздохнула Варя, — наверное, потом узнаю, попозже.

Они дошли до последней телеги в ряду. С неё торговали изделиями из бересты.

— Ну вот и всё, — произнесла Варя. — Пора возвращаться.

Они развернулись и пошли в обратном направлении.

— Акинфий Дмитриевич добрый? — спросил Егорка.

— Ты же сам видишь, — ответила Варя, — был бы злой, мама бы за него не пошла. Я думала, что таких добрых и не бывает. Оказывается, бывают. У него семья в пожаре погибла. Вот он на маме и женился. А дочке его лет было, как мне. Он иногда на меня посмотрит — чуть не плачет. Мама говорит, что он меня балует, хотя я и неродная.

Егорка вспомнил про пастилу и мысленно согласился с Вариной мамой.

— Я рад, что у вас всё так хорошо. Если бы ещё бы дед Кузьма с вами был!

— Не хочет он в городе жить. Говорит, тесно.

— А вы где живёте?

— Да тут недалеко. На берегу Неглинной. Старый дом в прошлом году сгорел, так Акинфий Дмитриевич новый отстроил. Говорит, что у каждого должен быть свой дом. Чтобы было куца прибыток нести. Он почти все свои сбережения на строительство потратил, вот сейчас и торгует по-малому. Но у него всё будет хорошо. Я знаю.

Они подошли к телегам, с которых торговал Акинфий Дмитриевич, и остановились рядом. Тот как раз продавал крестьянину два топора. Взяв деньги, спрятал их в мошну у пояса и подозвал Варю:

— Ну что, доченька, погуляли?

— Благодарю за пастилу, Акинфий Дмитриевич. Очень вкусно. Я и Егора угостила.

— Благодарю, — вставил Егорка.

— Акинфий Дмитриевич, — сказала Варя, — мы с Егором проходили мимо телеги, так там продают овёс. За десять четвертей[101] просят двадцать пять рублей. А в Сергиевой обители готовы платить по тридцать пять. А тут и езды-то всего ничего.

Егорка снова чуть не закашлялся. Верно, они проходили мимо телег, гружённых овсом. Но о цене никого не спрашивали. Как она узнала?

— Хорошо, Варенька, умница ты моя. И как это я пропустил?

— Они, наверно, только что подошли, вот ты и не увидел, — сказала Варя.

— Ты с Егором здесь постой, я пойду с торговцем по рукам ударю, а деньги отдадим, как свой товар сбудем. Да и телеги порожними будут.

Он отправился к торговцу овсом договариваться о сделке, а Егорка только дивился: когда это Варя успела всё разузнать? Она дёрнула Егорку за рукав:

— Ну Егор, ну что ты такой? Просто когда мы там проходили, как раз какой-то крестьянин к овсу приценивался.

Я и запомнила. А в Сергиевой обители Акинфий Дмитриевич, когда мы там в последний раз были, разговаривал с отцом Алексием про овёс и цену называл.

Варя стала рассказывать, как они жили в Сергиевой обители после отъезда Егора. Как они с мамой готовили еду на всех, нашедших там приют, как дед Кузьма показывал ей искусство ловли рыбы голыми руками.

— Я и сама пробовала ловить, — взахлёб рассказывала Варя, даже два раза рыбку рукой задела. Чуть-чуть. Но поймать не получилось.

— Ничего, — сказал Егорка, — мы с тобой сходим на Яузу и там вместе попробуем ловить.

Варя внезапно погрустнела и даже носом зашмыгала:

— Нет, Егор. Ты скоро из Москвы уйдёшь. Сейчас не получится рыбу руками ловить.

— А когда?

— Потом. Осенью, наверное. Или на следующий год.

Вскоре вернулся радостный Акинфий Дмитриевич. Он поторговался с продавцом