Атаман всея гулевой Руси - Полотнянко Николай Алексеевич

Телега мягко катилась по чуть влажной траве, конь пофыркивал и помахивал хвостом, сбоку бежал Пяташ, ко всему вокруг прислушиваясь и принюхиваясь. Внезапно он кинулся в сторону, и прямо из-под его носа – фрр! – взлетела перепёлка, а пёс встал, как вкопанный, и залился визгливым лаем, досадуя, что у него ушла добыча.

– Будет, Прошка, – сказал Влас. – Здесь и встанем.

Захребетник потянул на себя верёвочные вожжи, и Воронок послушно остановился.

– Распрягай!

Сам Влас снял с телеги соху, поставил на землю, проверил крепления. Близость земли и того, что он сейчас примется за привычную сызмальства работу, привели его в некоторое волнение. Влас, отстранив Прошку, запряг коня в соху, перекрестился и взялся за поручи.

– С Богом! – выдохнул пахарь и сделал вперёд первый шаг. Соха зацепилась железным сошником за травяной дёрн и стала его вспарывать на два-три вершка. Позади Власа потянулась, как пряжа, чёрной ниткой бороздка вспаханной земли. Переплетённые корни трав, разрываясь, потрескивали, земля поблескивала влажной чернотой, и у Власа промеж лопаток прокатилась первая капля пота.

«Добрая пашня будет, – подумал он. – Это не суглинок, что в старой деревне. Здесь чернозём, лучший корм для хлеба».

Совсем недавно Влас с женой и сыновьями сжали небольшое поле ржи, которое на их приход посеяли первосёлы. Во время жатвы все не уставали удивляться: посеяно всего лишь по одной пахоте, а целину нужно перепахивать раз пять, однако среди травы из бороздок встали крепкие стебли ржи с ядрёным и крупным колосом. Земля в здешнем краю щедро одаривала земледельца хлебом, но и труда требовала каждодневного и усердного, а Влас в последние дни чувствовал в себе нездоровье, порой темнело в глазах и душа начинала то трепыхаться, то обмирать, будто чувствовала перед собой бездну. Он скрывал свой недуг от родных, потому и взял с собой в поле Прошку, и, пропахав несколько борозд и почувствовав, что руки немеют, Влас кликнул к себе захребетника, а сам пошёл к телеге, навалился на неё грудью и закашлялся. В нему подбежал Пятнаш и, повизгивая, стал теребить за штаны. Навязчивость пса не рассердила Власа, но даже помогла ему успокоить дыхание, ком в груди растаял и дышать стало легче. Он сел на траву и взял Пятнаша за загривок.

– Что, брат, как поохотился? Добыл перепёлку или опять промазал? – Влас пса не кормил, а тот и не требовал этого, будто знал, что у хозяев каждый сухарь на счету, каждая овсяная крупинка. Бегал, куда ноги понесут, хватал всё, что попадётся на пути, тем и сыт бывал, иногда. Пятнаш смотрел на Власа чёрными влажными глазами, и человеку почудилось, что пёс его жалеет. Он протянул руку и погладил его по жёсткой от травяных колючек шерсти. Но Пятнаш не ответил вилянием хвоста на ласку хозяина, забежал за телегу и стал лаять. Влас поднял голову и увидел, что по полю едут двое всадников со стороны солнца, и тень скрывала их лица.

«Кто такие», – обеспокоился Влас, на всякий случай нащупал топор и подтянул его поближе к себе.

– Вот ты где, Влас? – услышал он голос, в котором ему послышалось что-то знакомое. – Гляди, как размахнулся, хочешь всю землю под себя взять?

– Мне много земли не надо, – сказал Влас, узнав в приехавших людях Федота и Максима. – Всего-то и надо менее сажени в длину да аршин в ширину. А тебе больше хочется?

– Мне совсем земли не надо, – хохотнул Федот. – Я человек вольный.

– Вольный или холоп, не всё ль едино? Каждому человеку земля нужна, чтобы упокоиться.

– А я, может, прямиком на небеса вознесусь, аки дух святый. Ты разве против?

– По мне пропади ты пропадом, перекати-поле, – проворчал Влас. – Сказывайте, где вас ветры носили, каким сквозняком сюда задуло?

– Разве так встречают гостей? – усмехнулся Федот. – Пойдём к твоему дому, устроим пированьице, там будет место и беседе.

– Нечем мне вас потчевать. Даже квасу нет, а сухари для своих посчитаны.

– У Федота всё есть, – сказал Максим. – Ты перед ним не заносись. Он теперь казачий атаман, самим Разиным сюда послан с милостливой грамоткой.

Влас недоумённо посмотрел на незваных гостей, почесал голову, удивлённый неожиданной вестью.

– Это что ещё за царь такой, Разин?

– Э ты темь земная! – усмехнулся Федот. – Пошли к дому, там и узнаешь.

Влас крикнул Прошке, чтобы тот продолжал работать, но берёг коня, и все двинулись под гору к Барышу, двое на конях, один промеж них пеший, как под охраной. Подходя к своему двору, Влас увидел, как его невестки переговариваются с приезжим человеком, а вокруг толкутся ребятишки.

– Это кто такой? – спросил Влас.

– Наш человек, тоже казак, – ответил Федот. – Весёлый парень.

– Скажи ему, чтобы утих, – пробурчал Влас. – А то мои ребята вернутся из лесу, как раз ему намнут бока, что не до смеху будет.

Жердь, перекрывавшая вход во двор, была откинута, земля подметена, на тонком войлоке расставлены кушанья: половина большого сома, вяленое мясо, ломти хлеба, головки чеснока и лука.

– Я мальчонку послал к роднику, – сказал Кондратка. – Скоро и питьё будет.

– Пока рассядемся, и вода поспеет, – Федот оборотился к хозяину. – Зови гостей к столу.

Сели вокруг войлока, как смогли: Максим бочком, Влас тоже, Федот с Кондраткой, скрестив ноги под себя, по-татарски. Федот взял нож и нарезал сомятину и мясо. Влас смотрел на вкусности, и внутри у него ничего не отозвалось. Копчёного сома отродясь не видел, и он напоминал ему залежалое старое сало, вяленое мясо он едал, но так редко, что даже забыл, когда это было. Его утроба была привычна к толчёному овсу, приправленному по большим праздникам молоком, сухарям, капусте и репе.

– Ешь, Влас, – добродушно произнёс Федот. – О своих не беспокойся, и малым и большим Кондратка дал всего, что на столе.

Влас взял кусок сома, понюхал и отправил в рот, сразу ощутив, что там обильно прибыло слюны, а в голове начало хмельно пошумливать. Затем он взял кусок мяса и, не торопясь, съел вместе с ноздреватым нечёрствым хлебом. В брюхе сразу стало теплее, мягкий комок покатился оттуда к горлу, и Влас сытно рыгнул.

– Диво какое, – сказал он, беря кусок сома. – Съел рыбу, мясо, а отрыгнулось редькой.

– Кусай дальше, – хохотнул Кондратка. – Эта еда редьку придавит, как гнёт солому.

Пришёл мальчонка с ведёрком ключевой воды, её разлили по кружкам и смочили рты.

– Я смотрю, Влас, ты время зря не тратил, – сказал Федот. – И огород вокруг сделал, и наполовину избу вывел, и поле под пашню начал ломать…

– Рад бы на печи покачаться, – сказал Влас, вытирая о штаны осаленные пальцы. – Да ртов-то вон сколь вокруг меня, и каждому, хоть раз в день, кусок хлеба положить надо. У меня ещё и свои малые дети есть, на старом месте, вот осенью явятся. И каждый посытиться захочет.

– Вот я и хвалю тебя, скоро твой дом станет полной чашей, – Федот хитро усмехнулся. – Надолго ли? Год ты проживёшь без барского приказчика, на другой год он явится и скажет: где господская запашка, давай ярку, неси яйца… Он с тебя скоро соскоблит жирок, буде он у тебя завяжется.

– Такова моя доля, – хмуро промолвил Влас. – Разве кто живет лучше!

– Вот Максим видел, что люди могут жить по-другому, рядом с тобой, в Промзине Городище. Скажи брат, не так ли?

– Видел, как же, – сказал Максим. – Приказчика на веску вздели, в казаки поверстали мужиков, волю объявили.

– Вот видишь, Влас, – торжествующе заявил Федот. – Степан Тимофеевич Разин пришёл дать людям волю, везде будет казацкая власть.

– Какой мне в этом прок? – перебил разинского посыльщика Влас. – Мне семью кормить надо. Что, раз воля, так и землю пахать незачем?

Федот укоризненно посмотрел на хозяина и сожалеющее покачал головой.

– Воля, Влас, это то же счастье. И не надо за ним идти на Пещаное море, когда оно будет у каждого.

Хозяин задумался надолго, видно, слова Федота царапнули его за душу. Все вокруг молчали.

– Стало быть, ты нашёл своё счастье? – тихо промолвил он. – И больше ты ничего не ищешь?