Львиное Сердце. Дорога на Утремер - Шэрон Кей Пенман

это Джоанна? Как жаль, что мать приедет только через несколько месяцев — было бы куда удобнее предоставить объясняться ей.

Предупредив Танкреда, что ты должна быть немедленно отпущена, я также потребовал от него возвращения твоей вдовьей доли, — заявил король, чтобы пресечь дальнейшие разговоры о междоусобной войне. — Более того, посоветовал ему уплатить тебе круглую сумму в возмещение за перенесён вне страдания.

— Правда? Очень хорошо! — По мнению Джоанны. Танкред изрядно задолжал перед ней, и её весьма радовало заполучить такого вселяющего ужас сборщика, как Ричард. — Танкред и тебе задолжал.

— Это ты о чём? — Король сразу встрепенулся.

— Вильгельм умер без завещания. Однако выразил намерение оставить отцу большие средства на освобождение Иерусалима от неверных. И раз папа мёртв, Вильгельм хотел бы, чтобы наследие перешло к тебе, ведь судьба Святого города так много для него значила.

— А тебе известно, что именно собирался он пожертвовать, Джоанна?

— Известно. Двадцатифутовый стол из чистого золота, двадцать четыре золотых кубка и блюда, шёлковый шатёр, способный вместить двести человек, шестьдесят тысяч мер пшеницы, ячменя и вина, а также сто вооружённых галер с запасом провизии для команд на два года.

— Да благослови тебя Господь, девчонка! — Ричард с ликованием заключил сестру в объятия. — Ради священного похода я напрочь обескровил Англию, и даже заложил бы драгоценности короны, если бы матушка не удержала. Это наследство означает для меня больше, чем я способен выразить словами, и вполне может статься, что твой супруг окажется спасителем Утремера.

— Вильгельм был бы счастлив услышать эти слова. — Вскинув голову так, чтобы смотреть прямо в глаза брату, она подарила ему улыбку, в которой отразились одновременно печаль, удовлетворение, озорство и даже намёк на ехидство. — И если Танкред откажется исполнять последнюю волю супруга, я могу припомнить и другие вещи, которые Вильгельм хотел бы оставить тебе. Не забудь напомнить ему про это.

Ричард рассмеялся, открыв в маленькой сестрёнке свойственную их семье родовую черту — мстительность. Но тут их разговор прервал приход одного из подручных короля, принёсшего удивительную весть: засвидетельствовать почтение Джоанне приехал французский король.

Филиппу не слишком хотелось наносить визит Джоанне, потому как его угнетала любая минута, проведённая в обществе Ричарда. Более того, он до мозга костей устал от разглагольствований Ричарда по поводу страданий сестры, потому как подозревал, что, совершая столь благородный поступок и вызволяя её, английский король преследует свои корыстные цели. Не в силах поверить, что Ричард способен питать столь нежные чувства к родственнице, которую не видел четырнадцать лет, Филипп пришёл к выводу, что союзник использует Джоанну как хитрый способ очернить его в глазах людей — подчеркнуть контраст между своей заботой о Джоанне и равнодушием, проявленным Филиппом к младшей сестре Агнессе. Французского монарха это страшно раздражало. А как он должен был поступить — объявить войну Греческой империи? Осадить с войском Константинополь?

Но хотелось ему или нет, он чувствовал себя обязанным поприветствовать сестру Ричарда в Мессине, ибо понимал, что в противном случае будет выглядеть мелочным и невежливым — речь всё-таки идёт о королеве. Выехав в компании своего кузена Гуго Бургундского, Жофре Першского и Матье де Монморанси, к моменту приезда в монастырь король несколько развеселился, поскольку люди на улицах встречали их приветственными криками. Мессинцы выказывали куда больше приязни к французам, чем к их английским союзникам, и Филиппа радовало, что привычные театральные трюки Ричарда на них не подействовали.

Аббатиса лично сопроводила посетителей в гостевой зал. При виде женщины, стоящей рядом с Ричардом, неугомонный Матье замер как вкопанный.

— Боже мой, она прекрасна! — воскликнул он.

Помня, с какой лёгкостью юноша выводит из себя Филиппа, Жофре взял на себя заботу о нём, и теперь с укором посмотрел на протеже, поскольку неумеренные похвалы сестре английского монарха не помогают снискать фавор короля Франции. Но поглядев на Филиппа, Жофре с удивлением заметил, что тот пялится на Джоанну с таким же восхищением, что и Матье. Он изумился ещё сильнее, когда король выступил вперёд и поздоровался безукоризненно вежливо с Ричардом и воодушевлённо с Джоанной.

— Для меня честь познакомиться с тобой, госпожа. Однако я в обиде на твоего брата за то, что он никогда не рассказывал, насколько ты прекрасна.

Они вступили на почву, хорошо знакомую Джоанне, этой прирождённой кокетке:

— Моему брату и впрямь нет прощения, милорд король, ибо он ни разу не обмолвился, насколько ты галантен.

Когда Филипп предложил руку, Джоанна позволила препроводить себя к оконному сиденью, где они смогли продолжить беседу в относительном уединении.

Такого Филиппа не видел никто, даже его приближённые, и все с удивлением наблюдали, как этот постник обратился внезапно в куртуазного кавалера. Король приказал принести Джоанне вина и проявлял такое оживление, что казался помолодевшим на годы, напоминая присутствующим, что ему всего двадцать пять и он нуждается в той, кто может разделить с ним трон и ложе.

Ричард не выказал явной реакции на неожиданный интерес французского монарха к сестре, поскольку давно овладел самым важным для королей искусством — показывать миру только то, что хочешь показать. Но хорошо знавшие его не были обмануты, и герцог Бургундский не удержался от ехидства.

— Наш государь и твоя сестра прямо-таки увлечены друг другом, даже очарованы, — заметил он. — Неисповедимы пути Господни — кто знает, не предстоит ли нам вскоре погулять на двойной свадьбе: твоей с леди Алисой и кузена Филиппа с леди Джоанной?

Ричард давно затаил на герцога Бургундского праведную злость, потому как Гуго и граф Тулузский примкнули к Хэлу в попытке последнего завладеть Аквитанией, и торопливо покинули тонущий корабль, стоило Хэлу слечь с тяжкой хворью. Ричард не призвал герцога к ответу, но редко прощал обиды и никогда не забывал их. В его планы не входило радовать Гуго, дав понять, что острота задела его за живое.

— Воистину неисповедимы, — ответил король, не заглотив наживку. — Судьба выписывает иногда петли, которых и представить не мог, и нам не дано знать, что ждёт нас за следующим поворотом дороги.

Ему подумалось, что в один прекрасный день Гуго обнаружит на дороге поджидающий его неприятный сюрприз, а ещё, что он скорее согласится выдать Джоанну за Люцифера, чем за Филиппа Калета.

— Джоанна, нам нужно поговорить. Полагаю, тебя следует честно предупредить, что я ни при каких обстоятельствах не дам согласия на твой брак с французским королём. Этот тип хитёр, труслив и ненадежен...