Автор неизвестен - Аспазия

Перикл и Гиппоникос, во время своего пребывания в Милете, пользовались гостеприимством богатейшего и знатнейшего из граждан, Артемидора. Он повез их в свое роскошное имение близ города.

Недалеко от этого имения находилась миртовая роща, о которой говорилось в предании, что под тенью ее часто появляется богиня Афродита.

Дом Артемидора был отделан с восточной роскошью, стены и пол украшены роскошными персидскими материями. Такая же роскошь была в посуде и во всей обстановке, всюду сверкало золото, слоновая кость, благоухали сандаловые деревья; толпа прелестных невольниц прислуживала в доме. В числе их были уроженки Каспийского моря с ослепительно белым, как мрамор, цветом лица, другие — смуглые, как бронзовые статуи в доме Артемидора и, наконец, третьи — совершенно черные, как Эбеновое дерево. В скульптурных произведениях и картинах в доме Артемидора также не было недостатка. Одним словом, у него было все, чем привыкли наслаждаться азиатские греки на родине Аспазии.

— Вы, остальные греки, называете нас, ионийцев, любителями роскоши, говорил Артемидор своим гостям, угощая их изысканными блюдами, — и как я слышал, наши прелестные милезианки действительно опаснее для добродетели афинских мужей, чем милезианцы для своих женщин.

Перикл улыбнулся.

— Но не забывайте, — продолжал Артемидор, — что мы, ионийцы, не только любим роскошь, а также поэзию и науки, что рядом с прелестными женщинами мы имеем Геродота и даже самого Гомера.

— Никто не сомневается, — отвечал Перикл, — что нигде цвет эллинского духа не распускается так роскошно, как под горячим небом Азии.

На второй день после приезда Перикла Артемидор повел своих гостей в миртовую рощу, примыкавшую к его роскошной даче.

Прелестная Теодота, как подруга и спутница Гиппоникоса, также была приглашена любезным Артемидором и источала все могущество своих взглядов, чтобы воспламенить друга Аспазии.

В обществе хозяина, Перикл, Гиппоникос и Теодота прогуливались между цветущими миртами. Так как роща покрывала собой небольшую возвышенность, то со многих лужаек представлялся прекрасный вид на город, на голубое море и на острова, которые, как бы для защиты, лежат перед четырьмя гаванями Милета.

В таких местах Артемидор приказывал рабам, следовавшим за ними, расстилать восточные ковры или разбивать пурпурную палатку, чтобы отдохнуть или освежиться, или послушать мягкие звуки лидийской флейты, которая по приказанию Артемидора соперничала с пением соловьев в роще.

Рабы и рабыни Артемидора наполняли лес, как Силены, неожиданно появляющиеся из чащи и подающие путнику кубок с вином, или нимфы, предлагающие из рога изобилия цветы и спелые плоды. Маленькое озеро в средней роще было оживлено фигурами всех эллинских морских богов; там и сям мелькали сказочные существа: полурыбы, полуженщины. Сирены лежали на скалах и вместе с тритонами напевали тихие песни. Не было недостатка даже в самом мудром Протее, предсказывавшем будущее желающим.

Перикл также подошел к нему и хотел услышать от него предсказание своей будущей судьбы.

— Если понадобиться, я сумею удержать тебя, — сказал он, шутя, — как и принято делать тобой с теми, которые тебя спрашивают, чтобы ты, приняв новый вид, не ускользнул от спрашивающего.

Но морской старик добровольно отвечал Периклу и сказал ему следующее:

Там, где гнездится соловей,Роскошно благоухают розы,Там благословенные боги готовят тебе счастье,Держи только его крепче, о герой,Как держишь меня мужественной рукой.Только будучи так удерживаемоНикогда не ускользнет бегущее.

Перикл не понял, что сказал морской старик, но когда после разговора с ним он оглянулся на своих спутников, последние исчезли. Он пошел дальше один. Птицы, перепрыгивающие с ветки на ветку, с дерева на дерево, увлекали его все глубже и глубже в лес. Там и сям на ветвях сидели попугаи, кричавшие Периклу: «Здравствуй! Радуйся! Иди!»

Но вскоре Периклу показалось, что вместо одной птицы он слышит целый хор соловьев в некотором отдалении; вместе с тем до него донесся сильный розовый запах. Он должен был идти мимо цветущих кустов роз и, странное дело, ему казалось, что розовый запах смешивается с запахом индийских благоуханий.

Почти невольно Перикл пошел по направлению пения. Он сделал это машинально, совершенно забывая предсказание морского старика.

Там и сям в полумраке рощи он видел вдали мелькающих сквозь ветви яркого цвета птиц, прыгающих перед путником с ветки на ветку, как будто составляя ему свиту. Птицы вдруг замолкли и, казалось, лукаво глядели на него; тогда Перикл увидел перед собой роскошные розовые кусты, благоухание которых он чувствовал издали. Между ветвями кустов он ясно увидел таинственное существо в белом, сверкающем золотом платье.

Он поспешно подошел, чтобы бросить взгляд в беседку из розовых кустов и среди роз увидел очаровательную сцену. Окруженная целой толпой прелестных детей, одетых в пурпур, с золотыми крыльями за плечами, стояла женщина в ослепительно белом платье, подпоясанном золотым поясом, в венке из роз.

Перикл не мог хорошенько разглядеть лицо красавицы, так как в ту минуту, как он приблизился, маленькие боги любви с особенным усердием принялись опутывать голову, грудь и всю фигуру женщины розовыми цветами, так что она почти исчезла под ними.

Перикл вспомнил о предании, рассказанном его милезийским хозяином, что в этой роще часто появляется сама богиня Афродита, и был готов принять за богиню эту покрытую розами красавицу.

При виде постороннего маленькие Эроты со смехом бросились в разные стороны и оставили опутанную цветами женщину. Перикл вошел в беседку, тогда из-под цветов раздались мольбы пленницы об освобождении. Перикл разорвал одну из розовых цепей, откинул розы, покрывавшие лицо красавицы и взгляд его встретился со сверкающим взглядом Аспазии.

Первым чувством Перикла была безграничная радость, но через мгновение на его губы уже стал проситься вопрос: благодаря каким обстоятельствам сделалось возможным такое неожиданное свидание? Но тут Аспазия поднялась, сбросила с себя розовые путы и сказала серебристым голосом:

— Знай, дорогой Перикл, что и я, так же, как Сократ, имею своего демона, который в решительные минуты шепчет мне не только, чего я не должна, но и то, что я должна делать. Этот демон, как только пришло твое последнее письмо из Самоса, письмо с известием о заключении мира и прибытии Теодоты в Самос, а также и твоем предстоящем путешествии в Милет, заговорил во мне и приказал немедленно сесть на корабль и плыть в Самос, а, если тебя там уже нет, то в Милет. По всей вероятности, демон хотел доставить мне двойное счастье: увидеть Милет снова вместе с тобою и тебя только в Милете. Я приехала в Милет и обратилась к твоему хозяину Артемидору; я слышала о сюрпризах, которые прекрасная Теодота хотела приготовить тебе в роще Афродиты, как по собственному желанию, так и по желанию других, я слышала о приготовлениях, сделанных с помощью щедрого Артемидора, но сочла за лучшее, втайне сговорившись с тем же самым Артемидором, взять на себя ту роль, которую хотела разыграть Теодота на этих подмостках. Поэтому, можно приписать Артемидору то, что боги любви передали тебе здесь в цепях не Теодоту, а меня.

— Для меня, — отвечал Перикл, — ты превратила в действительность сказку о появлении в этой роще богини любви. Для меня ты богиня любви, богиня счастья и, прежде всего, позволь мне это прибавить, богиня неожиданностей…

— Разве счастье возможно без неожиданностей! — вскричала Аспазия.

Нежный разговор еще надолго удержал обоих в очаровательной беседке. Как все влюбленные после долгой разлуки, они имели много что сказать друг другу. Но когда поцелуи стали почти совсем уже заменять слова и начало смеркаться, неожиданно появились прежние Эроты и хотели опутать новыми розовыми цепями также и Перикла.

— Берегись этих малюток, — сказала Аспазия. — Пора расстаться и проститься на сегодня: твой путь длиннее, мой — короче, так как Артемидор дал для моего помещения маленький домик в саду в нескольких шагах отсюда, и вид на который скрыт отсюда только круглыми миртовыми кустами. Я отправлюсь туда; ты же, мой дорогой Перикл, возвратись обратно к Артемидору, к твоему другу Гиппоникосу и прекрасной Теодоте, коринфянке с огненными глазами.

При этих словах Аспазии, боги любви разразились веселым громким смехом, еще более опутывая Перикла своими цепями, и последний также присоединился к их смеху, а затем, наконец, и сама Аспазия.

Боги любви, Перикл и Аспазия составили смеющуюся группу, и влюбленные, опутанные розовыми цепями и сопровождаемые маленькими богами, потерялись в тени миртовых и розовых кустов, тогда как в роще стемнело и слышалось только пение соловьев в розовых кустах; и Перикл нашел с прекрасной Аспазией более сладкое счастье, чем нашел бы с огненной коринфянкой, так как не та минута, в которую страстно любящая чета сходится в первый раз в безграничном блаженстве, есть самая сладкая из любви, гораздо приятнее та, когда, после долгой разлуки, любящие снова встречаются. Первое объятие можно сравнить с горением сырого леса с сильным дымом и громким треском, тогда как свидание после разлуки, походит на яркий огонь сухого дерева.