Хроники «Бычьего глаза» Том I. Часть 1 - Жорж Тушар-Лафосс

свет, куда она проникала лишь боковыми дверями. Дама эта была хороша, еще молода и обладала некоторым остроумием, вследствие тесных сношений с дядей. Ришельё посоветовал ей пустить в ход все элементы кокетства, со всей ловкостью, на какую она была способна, чтобы опутать молодого Гастона и вдохнуть в него желание стремиться к счастью, которое она ему обещает. Госпожа Комбалле, позаботившаяся скрыть от его эминенции, что принц в этом отношении знал все, что мог узнать, обещала повиноваться, не слишком-то рассчитывая на успех интриги, которая должна была вести к развязке, знакомой прежде…

Действительно вдруг исчезла строгая набожность госпожи Комбалле: вдовушка начала украшаться драгоценными каменьями, изобретать новые моды, появляться на прогулках верхом на белой лошади, в шляпке с перьями, в платье подбитом горностаем. Только и видели, что эту кокетливую красавицу при дворе, на балах, в театре. Многие молодые люди не замедлили наперерыв закружиться около нее: одни требовали права на нежность вследствие прежних коротких отношений, которые по-видимому она всегда забывала; другие предлагали ей с легкостью, основанной на нескромности первых, новые цепи, которые отвергала она с презрением. Гастон, вмешавшись в эту группу любезников, заставлял биться сердце честолюбивой вдовы и поддерживал надежды ее дяди. Когда Боаробер увидел, что принц схватился за эту приманку, он тотчас почувствовал усиленную радость и начал потирать руки, – что служило обычным признаком удовольствия толстого аббата. Но главная актриса этих маленьких ободрительных сцен принимала задумчивый вид и говорила себе: «увы, принцу это хорошо известно!»

В то время, когда проделки эти занимали честолюбие одних и злобу других, Анна Австрийская забывала свое горе, но не свои радости на груди верной Мари. Герцогиня возвратилась к ее величеству к величайшему огорчению лорда Голланда, который выказывал ей в Англии чувство еще слишком новое для охлаждения. Фаворитка со своей стороны уехала из Лондона не без некоторого сомнения и не без легкой досады на тиранические обязанности. Но в жизни слабой и хорошенькой женщины нет горестей, которые не имели бы утешения. Госпожа Шеврёз встретила в Париже нежного Шалэ и не нашла своего мужа. Эта перспектива независимо от случайностей могла составить маленькое весьма удобное счастье.

Притом интрига – эта старая любовь герцогини, готовилась открыть перед нею свое извилистое поприще; важные события собирались разразиться при дворе; самые наслаждения должны были занять лишь второстепенное место в душе Мари, и все пружины ее ловкости имели быть пущены в ход против единственного противника, который был достоин бороться с ней.

Пониже многолюдного Лондона, широкая Темза протекает по лугам, подобно величественной царице, покрытая нарядом из многочисленных судов. Эти плавучие магазины несут вдаль богатства Англии и приносят в этот улей промышленного города добычу, которая должна питать его деятельность. Река, гордящаяся тем, что служит проводником высоких мануфактурных познаний, с презрением плещет в берега: при впадении можно сказать, она с грустью смешивает свои волны с волнами океана, где теряется ее славное течение. Но десять миль выше столицы эта самая гордая Темза не более как скромная речка, извивающаяся по стелющимся полям, которые она ласкает робкой волной. Недалеко от ее берегов, усеянных рощами и богатой растительностью, поддерживаемой заботливыми руками, возвышается готический замок Уиндзор, который, прислоняясь к густым массам огромных деревьев, таких же старых, как и он, затемняет горизонт своими неправильными формами, сильно отзывающимися феодальным характером. Королевское это здание со всех сторон укреплено башнями, на которых во времена Карла I сохранялись зубцы и бойницы. Многие ворота со сводами, у которых виднелись еще остатки подъемных мостов, были еще снабжены рогатками. За главным входом, конная статуя одного из английских королей, произведение неискусного средневекового ваятеля, доказывала иностранцу, что Уиндзор издавна служил жилищем государей. За монументом часовня, предназначенная для католического богослужения, своею запущенностью и развалинами свидетельствовала, что монархи эти, как разумные политики, свергли с себя римское иго.

В начале XVII века в Уиндзоре почти круглый год жили Великобританские короли, которых постоянно тревожили религиозные споры или угрожающие замыслы реформистов. Они благоразумно укрывались за стенами этого замка, способными остановить первое, нападение. В особенности слабый, нерешительный Карл I, жертва, обреченная неизбежной судьбе, укрывал, сколько мог, свою голову от бури в этой укрепленной резиденции: и его робкое правление, увеличивая смелость врагов, способствовало только к более верному падению этого несчастного государя. Душа его, мало способная к великодушным порывам, но склонная к нежным увлечениям, упивалась некоторое время прелестями и ангельскою кротостью Генриетты, нежной добродетельной супруги, все добрые качества которой безупречно сохранились, благодаря судьбе, которая в шестнадцать лет увлекла ее от двора, исполненного интриг и разврата. Празднества, последовавшие за бракосочетанием Карла, продолжались несколько месяцев. Государь этот, заключив вместе с собой молодую королеву в мрачное жилище, хотел по крайней мере развлечь ее разнообразными увеселениями; в Уиндзоре ежедневно происходили балы, театры, маскарады. Дорога, ведущая из Лондона в замок, день и ночь была покрыта каретами, в то время, как по Темзе плыли щегольские яхты и гондолы на манер венецианских, привозившие ко двору молодость, спешившую увеличить массу веселых гостей.

К началу масленицы на празднество, более великолепное, нежели все предыдущие, в Уиндзор собралось все, что Англия представляла знаменитого; никогда может быть это дворянство, довольно благоразумное, чтобы презирать источники пышности, открываемые торговлей, не казалось таким блестящим. Целые ряды драгоценных камней на платьях, на кафтанах, на мантиях, на головных уборах сверкали в трех обширных залах, обитых темной материей для придания большего блеска нарядам. Непомерная эта роскошь придавала невыразимую прелесть тонким нежным чертам англичанок и в тоже время оживляла вообще правильные, но немного холодные лица английских вельмож. Не смотря на подобную обстановку, бал казался еще мало оживленным в восемь часов вечера; король и королева находились среди танцующих, и можно было предполагать, что еще ожидали какую-нибудь важную личность. По временам молодые леди обращали задумчивые взоры на дверь, словно каждая из них стерегла приход друга сердца, без которого для нежной женщины не существует ни очарования, ни развлечения. Наконец в восемь с половиной часов появился великолепный кавалер, небрежно держа за руку прелестную женщину. На нем был черный бархатный кафтан, вышитый золотом; на правом плече, как бы для поддержки перевязи, пришит большой бант из голубых лент с двенадцатью алмазными наконечниками. Украшенный подарком Анны Австрийской, Бэкингем, вошел в зал и с этой минуты бал оживился присутствием того, кто был душой всех удовольствий. Таково была, однако же, влияние этого человека на весь двор, который не умел веселиться в его отсутствии; несчастный пример обаяния, какое красивая наружность и великолепие производят на человеческую суетность.

Дама,