Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени - Дмитрий Михайлович Абрамов

ноги и попыталась сбросить Леонида. Тот удержался в седле. Тогда кобылица сделала три больших скачка и брыкнула задом. Но и тогда Леонид усидел в седле. Расшалившаяся Тина пошла плясать и прыгать, выписывая круги по всему двору перед конюшней. Конский храп и ржание разнеслись по подворью монастыря. Некоторые монахи, оставив свои дела, с любопытством останавливались и взирали на происходящее. Молодой, незнакомый братии инок, недавно приехавший в обитель, крепко держал поводья и не давал себя сбросить. Четверть часа лошадь не знала покоя и носила всадника то в одну, то в другую сторону. Но Леонид словно врос в седло. Наконец кобылица утомилась, стала успокаиваться и остановилась, прекратив свой бешеный танец, храпя, роняя пену с губ, и подрагивая мускулами груди. Леонид оставил седло и утёр пот на челе. Монахи посмеивались и доброжелательно похлопывали победителя по плечу. Леонид погладил её по храпу, с длани дал Тине ещё один сухарь. Та уже не кусалась, приняла ласки и взяла сухарь передними резцами. С тех пор лошадь ни разу не показывала свой норов новому хозяину.

Отдохнув в Успенском монастыре три дня, иноки переехали замёрзшую и спящую под крепким льдом Десну и двинулись в Чернигов. В этих местах уже можно было не опасаться годуновских соглядатаев. До Чернигова добрались 5 марта. Здесь головой и воеводой был князь Василий Рубец Масальский уже знакомый иноку Леониду по его северным странствиям. Князь Василий встретил иноков, как желанных гостей. Явно, он и ждал их. В Чернигове, уже не прячась ни от кого, они прогостили сутки. Выпарились в бане, выспались, дали отдохнуть лошадям, хорошо накормив их. Совсем рядом был уже литовский рубеж.

Перед отъездом князь Василий наставлял своих молодых гостей:

– А наедете, братие, заставу ли, сторожу ли какую, а быти в тоей стороже соглядатаям царским, и то допрос вам какой учинится, то молвите, де монаси вы Свято-Успенской обители Новгорода-Северского. А зовут вас – Григорий Отрепьев, Мисаил Повадин, да Варлаам Яцкой. Ты Григорий и назовись Варлаамом. Ты ж, государь мой, назовись Григорием Отрепьевым.

– А коли допрос учинят служилые, куда путь держим, что ответствовать нам, князь Василий? – спросил Отрепьев.

– Ответствуйте, де идёте вы поклониться святой Киевской Лавре и гробам святых Печерских старцев. Иного же ничего не сказывайте.

– А кто таков Варлаам Яцкой, батюшка-князь, – поинтересовался Повадин.

– Варлаам Яцкой – чернец свято-Пафнутьевой Боровской обители. Энтот уже прошёл через литовский рубеж вашим путем через Монастырёво село и в Киевской Лавре в молитве пребывает, – отвечал Рубец Масальский.

Наставив иноков, князь-воевода приставил к ним в сопровождение двух городовых казаков и велел казакам провести путников до села Монастырёва, что располагалось на самом рубеже. Иноки тронулись рано утром и к вечеру были уже в Монастырёве.

У села, где располагался порубежный стан, их встретил дворянский голова Семён Олферьев. Он пригласил путников к себе, дабы отдохнули с дороги. Требовалось обсудить с ними, как идти ночью через рубеж. Иноку Леониду сразу показался знакомым этот Олферьев. Казаки повели своих лошадей на конюшню. А иноки привязали коней у коновязи, и зашли в становую избу. Заходя снимали клобуки и крестились на образа. Тут-то Леонид и спросил:

– Где-то яз видел тебя ране, служилый?

Сняв тёплую овчинную папаху, поклонившись Леониду в пояс, перекрестившись на иконы и улыбаясь, словно родному Семён Олферьев отвечал:

– Из дворян московских аз – Сёмка Олферьев Романов сын. Видал ты меня, слуга Христов и государь мой, и аз тебя видал не един раз. Толико ты тогда ещё совсем млад был. Не раз бывал аз во Угличе, потому как шурин твому дяде Феодору Нагому. Женат-то Феодор на моей сестрице Ксении.

– Боже ты мой! Как же давно всё это было. Словно во сне, – прошептал изумлённый Леонид. – А было ли оно?

– Было, государь мой! И на пиру во Угличе сиживать приходилось и подарками табя и сродников одаривать, да и самим подарки принимать, – вновь кланяясь, с улыбкой лепетал дворянский голова.

– За какие же делы, служилый, упекли тя сюды на самый дальний литовский рубеж? – поинтересовался Отрепьев.

– Да аз с Богданом Бельским в Царёве-Борисове станом стоял. Посланы были мы супротив крымских ратных людей. Да всё поначалу было у нас добро слажено. Но след опала постигла князя Бельского от царя Бориса. И многие сотни служилых людей – дворян и детей боярских под ту ж опалу угодили. Вот меня грешного и услали сюды. А семья то моя – жена с детишками в Чернигове. Да и на том, слава тебе Господи, – отвечал Олферьев, крестясь.

– Эх, Семён Романович, погодь. Сквитаемся мы ишо с Годуновым. Вся недолга, – зло процедил сквозь зубы Отрепьев.

– Нам бы, Семён Романович, сбитню горячего испить, аль медовушки перед дорогой. Угостишь ли? – попросил Олферьева Мисаил.

Голова позвал слугу и приказал принести крынку медовухи, чаши и тёплый каравай из печи.

– Да ишо порасскажи нам, Семён, где и когда лутче рубеж пройти? – попросил Отрепьев.

– Думаю лутче вам не сей же час ехати, а пождати, да пред рассветом трогаться, – посоветовал Олферьев.

– Добро, пождём, – молвил Отрепьев и взглянул на своих спутников.

Те молча согласно склонили головы. Тем временем слуга принёс медовуху, чаши, хлеб и поставил самовар. Собеседники разлили хмельное по чашам, преломили каравай. Повадин прочёл молитву, и все выпили.

– Пожди чуток. Прикажу сей же час кóней ваших на конюшню свести, да расседлать. Пусть отдохнут. А как светать начнёть, заседлают и езжайте с Богом, – молвил голова, утёр усы, и велел слуге отвести коней на конюшню.

– Тронемся, мóлодцы мои, на день (на юг) от села часа через четыре. За селом речушка, вскрылась уже. Да она и в мороз не всегда встаёт. Там от неглубóко. Кóням по бабки будеть. Речушка та и есть рубеж с Литвой, – продолжал дворянский голова.

– Брат Мисаил, наливай ишо по чашам, пока не приспел час ехати, – с хитрой ухмылкой предложил Отрепьев.

Повадин с улыбкой вновь разлил медовуху по чашам…

Спустя три часа, не доезжая саженей пятидесяти до речки, Олферьев распрощался с иноками и перекрестил их в дорогу.

* * *

До городка Остер по ту сторону рубежа путники добрались уже к следующему вечеру. Трое верховых иноков не вызывали ни у кого из местных каких-либо подозрений и вопросов. Так к исходу третьего дня после перехода через рубеж путники спокойно достигли левого низменного берега Днепра напротив Киевских высот.

Вечерело. Перед иноками лежал покрытый бело-серым льдом, величественный и широкий Днепр-Словутич. На противоположном высокогорном берегу его в лучах закатного солнца раскинулся большой и красивый