Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)

- Дивлюсь не надивлюсь, - развёл руками Агницы н постоялец.

- В ваших северах такого не водится? - усмехнулся Нечай. Род помотал головой. Кузнец томно потянулся. - Ух, налюбился я всего этого! Хоть война бы, что ли.

- Не накличь ради Сварога, - остерёг Род и осёкся, видя, как подозрительно Вашковец глянул на него.

- В ваших лесах старая вера ещё жива? - истиха спросил кузнец.

- Кое-где жива, - сгорбился Род.

- У нас на Руси вывели под корень, - сообщил Нечай, то ли сожалеючи, то ли радуясь. - Вон гляди, - кивнул он на веселящихся. - Сейчас с плачевопльствием понесут мёртвых из избы, а живых будут выгонять рукотёрниками и штанами, приговаривая: «Муха по мухе, летите мух хоронить!» - или: «Мухи вы мухи, Комаровы подруги, пора умирать. Муха муху ешь, а последняя сама себя съешь!»

- Для чего это все? - удивлялся Род. - Истопи избу ясенем получше и вмечи в печь конопляных головищ. Как поспеет семя, изомрет всякое нечистое.

- Легко советы давать, а где ясень взять? - прищурился Нечай. - Мы на плоскоместье живём, у нас лесов нет.

- А почему ваше село называется Долгощелье? - поинтересовался Род. - Вроде и гор тоже нет.

- Длинный овраг за селом, вот тебе и долгая щель, - пояснил кузнец.

Тем временем девицы приготовились к выносу гробиков, а парни - к размахиванью штанами.

- Почему нет рукотёрников в руках, а только штаны? - заметил наблюдательный Род.

- Штанами надёжнее, - ответил Нечай. - Муха, выгнанная штанами, навсегда теряет охоту возвращаться в избу.

Однако до плачевопльствия на сей раз не дошло.

В избу вбежал однорукий Вторыш Зырян и оповестил:

- Вестоноша из Киева!

Все общество высыпало на улицу. Гробики с насекомыми полетели в траву.

На поляне у избы старосты Васяты сидел на пеньке старик. Поодаль вороной жеребец, утопив морду в торбе, жевал овёс.

- Это вестоноша Олдан, - пояснил Роду Нечай, - Он носит нам свежие вести из больших городов.

Почитай, все Долгощелье собралось на скошенной луговине. Знобкий осенний ветерок шевелил космы старика. В шапку, опрокинутую у его моршней, полетели монеты.

- Первого серпеня[235] преставился великий князь Всеволод Ольгович, - гулким голосом повествовал старик. - Брат его Игорь Ольгович сел на великокняжеском столе. Киевляне собрали вече. Тиуны великокняжеские Ратша и Тудор примучивали народ. Новый государь на общий позов не откликнулся, объявился нетчиком[236], прислал брата Святослава Ольговича. Горожане кричали: «Ратша опустошил Киев, Тудор - Вышгород!» Государев посланец крест целовал, что хищники не останутся тиунами. Однако государь преступил эту клятву. К дворам Ратши и Тудора приставил крепкую обережь. Хищники сызнова расправили свои лапы. Народ решил, что клятвопреступник не есть истинный государь. Тайные послы устремились к Изяславу Мстиславичу.

- Тому, что в Переяславле? - спросил Вторыш.

- К сыну Мстислава Великого из Мономахова рода, - кивнул старик.

- По закону бы надо к Вячеславу в Туров послать, - вмешался староста Васята. - У него Ольговичи киевский стол засели[237], подвергли законного государя измёту.

- Мляв больно Вячеслав, - возразил седой Олдан. - А племянник его Изяслав - герой.

- Каков из себя? - спросил Вашковец.

- Ростом мал, - отвечал вестоноша, - а лицом хорош. Волосы кудрявые, борода круглая…

- Ай да князь! - щёлкнул пальцами Орлай.

- Подступил он к Киеву, - продолжал Олдан, - а Игорь, клятвопреступник, вышел ему навстречу. Верил в преданность киевлян! А народ обманутый не встал за своего государя. И бояре-советчики, что подучивали оберечь Ратшу с Тудором, переметнулись к сильнейшему.

- А тысяцкий Улеб? А Иван Войтишич? А Лазарь Саковский? Верные слуги киевских государей! - не поверил староста Васята. Видно, подолгу он живал в Киеве, всех бояр знал наперечёт.

- Даже Василий Полочанин, старец - в чем душа держится? - тоже затрусил к Изяславовым знамёнам, - вскинул бесцветные глаза Олдан, и засветился в них огонёк его дальней юности. - Мы, горожане, стояли на могиле Олеговой. Как увидел Игорь Ольгович вражеские знамёна в наших рядах… Другой бы наутёк, а он - нет! Раненым пардусом бросился на Изяслава, отчаянная голова! Да надлежало озерцо обойти, а проход был узкий между озером и болотом. Черные клобуки зашли в тыл, Изяслав напал спереди, вот и сбили крупную Игореву дружину в мяч[238], как сокол сбивает галок. Сам-то Игорь Ольгович ногами слаб. Конь его в болоте увяз, а он слезть не смог, так и взяли, сердешного, под белы руки, восемь дней продержали в монастыре на Выдобичах, а после в Переяславль увезли и - в пору б!

- Государь… сидит… в порубе? - ужаснулась Апрось.

- Нынче на великокняжеском столе новый государь - Изяслав Мстиславич, Мономахов внук! - громко объявил вестоноша.

- Неужто все бояре изменили наследнику Всеволода? Ведь ещё при нем целовали крест! - напомнил староста Васята.

- Не все изменили, - уточнил Олдан. - Данило Великий, Юрий Прокопьич, Ивар Юрьич оставались верны. Они были пояты кметями Изяслава, да выпущены за окуп.

- А сын умершего государя Святослав Всеволодич? - спросил Нечай Вашковец, заметно волнуясь.

- Ты знавал его? - догадался Олдан.

- Служил среди его обережи в Киеве. Светлый молодой господин.

- Умом светел, - вздохнул вестоноша, - судьбою тёмен. Тоже был взят за приставы. Да новый государь к нему оказался милостив, отпустил, обласкал. Теперь сын Всеволода вокруг него ездит.

- Ну и дела! - развёл руками кузнец.

- А брат несчастного Игоря, наш-то Святослав Ольгович, на воле? - спросил староста Васята.

- Избег тесноты[239] ваш Святослав Ольгович, - кивнул Олдан. - Устремился в Чернигов к двоюродным братьям Давыдовичам помоги на супостата искать. Те вроде обещали. Нынче он в своей вотчине Новгороде-Северском собирает рать. И вспоможенник самый крепкий у него есть. На Давыдовичей-то надёжа как на весенний лёд.

- Какой самый крепкий? - спросил Вашковец.

- Суздальский Гюргий в старом немирье с племянником Изяславом, - объявил вестоноша. - А нынче и того паче. Он с севера тянет руку Святославу Ольговичу. Прежде меж ними холод стоял, теперь же родственные узы выставлены на свет: оба на половецких сестрах были женаты.

- Так, так! - вспомнил староста Васята.

Апрось заплакала:

- Опять немирье! Опять зыбёж!

Старик ссыпал в кожаную калиту содержимое шапки и поднялся.

- Благородному Лукашке на рубашку, - примолвил он, идя к своему коню. - Мне ещё посветлу в Крутовражье надо поспеть, в Свенчаковичи да в Гостиничи…

Долгощельцы медлили расходиться, грустными глазами провожали вестоношу до окоёма.

- Усобица! - мрачно прервал всеобщее молчание староста. - Стало быть, жди от нашего князя позовника.

- А он уже недалече, - возвестил Род.

Все удивлённо обернулись к нему.

- Кто недалече? Что этот чужак мелет? - рассердился Васята.

- Ты чего, Родислав? - озаботился Нечай Вашковец. - Агница беленой обкормила?

Выздоровевший битыш глядел в сторону, противоположную умчавшемуся Олдану.

- Добрый конь скачет! - заметил он.

Лишь самый зоркий из всех, Орлай, углядел облачко пыли на окоёме.

- Ну и чужак! - хлопнул себя по ляжкам Васята. - С таким чужаком в походе - как с вожаком! Оставайся-ка с нами, парень, - обратился он к Роду. - Женись на Агне, будешь наши глаза и уши.

Всем бы повеселиться такому лестному предложению, но стало не до веселья, когда разглядели близкого всадника. Вот уж богатырь так богатырь! Голова - ковуном, плечи - матицей, грудь - городницей[240], глаза - навыкате, впереди летят. Кафтан под стать княжому бирючу - все петлицы с золотою тесьмой.

- Здоровы ли, люди добрые? - гаркнул он, не соскакивая с гнедой кобылы.

- Поздорову ли прибыл? - спросил Васята.

- Я кликун вашего господина Святослава Ольговича! - с ухарской гордостью сообщил прибывший.

- В нашем Северском уделе таких кликунов не видывали, - растерялся староста.

- Так глядите во все глаза! - завопил новоиспечённый бирюч, - Я Огур Огарыш. Прибыл в Новгород-Северский из самого Киева. Споспешествую вашему государю киевских крамольников изводить под корень.

- А не самозванец ты? - насторожился Васята.

- Кто этот человек? - ткнул пальцем в старосту приезжий.

Долгощельцы обиженно зароптали.

- Ух-ух-ух-у-ух! - прокричал филином чужак Род. И все взоры обратились к нему, - Ты, Огур Огарыш, не главенствуй сверх меры, - посоветовал юноша богатырю, - Тут тебе не гимнасий русской борьбы. Без правил намнут бока! Один богатырь, даже такой, как ты, десятка богатырей не стоит.