Дэн Симмонс - Черные холмы

Паха Сапа и в самом деле покраснел — стал пунцовым, но храбро улыбается и качает головой; они как раз сворачивают влево от Женского дома. Мисс де Плашетт не дала ему возможности ответить, а сразу же стала рассказывать, что Женский дом спроектирован архитектором-женщиной и его размеры составляют сто девяносто девять на триста восемьдесят восемь футов при высоте в два этажа, или шестьдесят футов, а стоимость — сто тридцать восемь тысяч долларов. Это одно из небольших зданий среди архитектурных монстров выставки, но и оно достаточно велико, и его украшает множество арок, колонн и крылатых статуй.

Теперь она свободной рукой сжимает его предплечье.

— Вы видели выставку вечером, когда зажигают тысячи электрических огней, а купол здания администрации подсвечен лампочками и лучи прожекторов мечутся туда-сюда?

— Нет, я не был здесь вечером. Но с арены шоу «Дикий Запад» и из палаток видны и яркое свечение, и лучи прожекторов.

— Ах, Паха Сапа, обязательно посмотрите выставку вечером. Тогда-то и оживает Белый город. Он становится самым красивым местом на земле. Я видела его с парохода на озере Мичиган и с аллеи «Эль» по пути из города, и я хочу его увидеть с привязанного аэростата здесь, на мидвее, вот только он не поднимается по вечерам. Тут есть великолепные площадки обозрения на здании «Промышленные товары и гуманитарные науки» или на Доме транспорта — прожектора прямо оттуда так и пронизывают тьму! Но лучшее место на Лесистом острове — неяркие электрические лампы, волшебные фонарики и прекрасный вид на Белый город, в особенности на очертания куполов на юге. Но вы только представьте, как здорово было бы увидеть все эти яркие огни вечером с колеса Ферриса!

— Сначала нужно прокатиться на нем днем, мисс де Плашетт. Посмотреть — выживем ли мы на такой высоте.

Она отвечает ему мгновенным низким смехом.

Паха Сапа спрашивает себя, способна ли эта молодая дама, в состоянии ли понять, почему, одиннадцать или двенадцать раз побывав на выставке, он все время посещений простоял или просидел неподвижно только перед двумя стендами. Он понимает, что обсуждать это глупо, и теперь следит за своим языком тщательнее, чем до этого момента.

Двести солдат-кавалеристов и индейцев, не считая Анни Оукли, ее мужа и маленькой армии рабочих шоу «Дикий Запад», прибыли сюда, в Джексон-Парк, в конце марта, а свое первое представление мистер Коди показал третьего апреля, задолго до начала выставки и готовности аттракционов мидвея.

В мае президент Кливленд и огромная стая самых знаменитых иностранцев королевских кровей и местных сановников официально объявили об открытии Всемирной Колумбовской выставки для бизнеса, включив рубильник, который запустил гигантский паровой двигатель «Аллиса»[52] и тридцать вспомогательных двигателей в Доме машиностроения, запитав таким образом все оборудование выставки, работавшее от электричества. Вскоре после этого мистер Коди купил билеты для своих более чем двухсот сотрудников — индейцев, кавалеристов, снайперов и чернорабочих, ставивших палатки, которые хотели посетить выставку.

Тот день коллективного похода в памяти Паха Сапы сохранился как нечто расплывчатое: вкус нового попкорна в леденцовой оболочке, который у них назывался «Крэкер Джек»; разряды молний, соскакивающие с головы и рук Николы Теслы; мельком увиденный оптический телескоп размером больше хорошей пушки; более пристальный взгляд (другие лакота и шайенна пришли в ужас) на настоящую пушку, самую-самую, самую большую из когда-либо изготовленных пушек: пушка Круппа весом двести семнадцать тонн, с длиной ствола (от затвора до жерла) пятьдесят семь футов, демонстрировавшаяся в Артиллерийском павильоне Круппа (который показался Паха Сапе таким же устрашающим, как любой настоящий немецкий замок, хотя он и видел их только на картинках), пушка, способная выстрелить снарядом больше и тяжелее, чем бизон, на семнадцать миль и в конце этой воющей убийственной траектории пробить броню толщиной восемнадцать дюймов. Но после долгого-долгого дня, проведенного им и другими сотрудниками шоу «Дикий Запад» на выставке, оказалось, что больше всего Паха Сапу заинтересовала не гигантская пушка Круппа.

Тот первый день он закончил в одиночестве на южной оконечности территории, в громадном зале Дома машиностроения. Там он стоял и смотрел, разинув рот, на тридцать три паровых двигателя, мощностью восемнадцать — двадцать тысяч лошадиных сил каждый, они приводили в действие сто двадцать семь динамо-машин, которые питали все здания выставки. Объявление сообщало Паха Сапе, что для питания одного этого зала требовалось двенадцать таких двигателей.

Паха Сапа на негнущихся ногах подошел к ближайшему стулу и рухнул на него. Там он просидел три следующих часа, и на этот стул возвращался почти каждый раз во время следующих одиннадцати посещений выставки.

Дело было не только в шуме, движении и незнакомом запахе озона в воздухе, которые ввели в прострацию Паха Сапу (и множество других мужчин, белых и иностранцев всех возрастов и одного индейца, что собрались в Доме машиностроения, чтобы посмотреть, как ходят вверх-вниз поршни, как бегут ремни на шкивах, как крутятся громадные колеса). Большинству женщин, казалось, пребывание в Зале машиностроения было невыносимо, в особенности в южном его конце, где сгрудились угольные топки, паровые двигатели и громадные динамо-машины (так называемая котельная площадка) и грохот в большей части зала стоял воистину ужасающий. В последние свои посещения выставки Паха Сапа решил проблему шума с помощью двух комков ваты, которые он мял, пока они не стали достаточно мягкими и не обрели требуемую форму, а потом вставил в ушные раковины. Но привлекал его сюда вовсе не шум.

Паха Сапа понял и знал в глубине души, что в этом и состояла суть и сила вазичу, их тайная душа.

Не столько пар и электричество, которые, как знал Паха Сапа, были относительно новыми как в культуре вазичу, так и в списке технологий, которыми они овладели (хотя у входа в Дом электричества он видел пятнадцатифутовую статую Бенджамина Франклина с ключом в руке, шнуром воздушного змея и зонтиком), но продемонстрированная ими способность обуздывать скрытые энергии мира, его тайные силы, — они были похожи на детей, играющих в запретные игрушки Бога, — это и сделало их такими успешными и опасными для самих себя.

После трех лет обучения заботами отца Франциско Серра и других монахов-иезуитов в их недолго просуществовавшей монастырской школе около Дедвуда Паха Сапа понимал, что религия очень важна для многих вазичу, хотя большинство из них в своей повседневной жизни отодвигает ее на второй план. Но теперь он понял, где на самом деле обитают их боги: в этих топках, в этих ревущих двигателях, в этом Духе Святом пара, в этой высшей Троице мотора, магнита и арматуры из многих миль смотанных в катушку медных проводов.

Таблички возле гигантского железного двигателя фирмы «Вестингауз» и его более мелких помощников сообщали Паха Сапе, что «энергия этих динамо-машин и генераторов движет подъемники в высоком здании администрации и повсюду на выставке, обеспечивает тысячи экспонатов выставки тяговой силой, приводит в действие бесчисленное множество других машин здесь, в Зале машиностроения, и — задача не последней важности — уносит сточные воды с выставки в направлении озера Мичиган».

Паха Сапа рассмеялся, прочтя последний пункт, — и смеялся до слез. Разве не великолепно, что вазичу используют энергию своих тайных богов, тайные энергии самой Вселенной, чтобы подавать сточные воды «в направлении» озера Мичиган, находящегося всего в сотне ярдов от территории выставки. Как, спрашивал он себя, сточные воды проделывают остальную часть пути, там, где не действуют толкающие силы десятков и сотен тысяч объединенных лошадиных сил, вольт и ампер электромагнетизма? И тут Паха Сапа рассмеялся снова и обнаружил, что он всерьез плачет.

Именно в этот момент к нему подошел облаченный в синий костюм экскурсовод в маленькой красной шапочке без полей и прокричал:

— И это еще не самые большие динамо-машины на выставке!

Паха Сапе было трудно в это поверить.

— Да? А где можно увидеть самые большие?

— Неподалеку отсюда, в здании Компании внутренней железной дороги. Твоя читать понимать, вождь?

— Да, сэр, моя понимать.

Экскурсовод прищурился, не понимая, была это издевка или нет, но продолжал кричать:

— Тогда найди табличку, на которой написано «КВЖД» или «Электростанция». Это за машинным залом, около южной ограды выставки. Немногие находят это место или желают заглянуть туда.

— Спасибо.

Паха Сапа был искренне благодарен.

Электростанция была и в самом деле размещена далеко — у самой ограды за монастырем Ла-Рабида (который действительно имел некоторое отношение к Христофору Колумбу)[53] и за тотемными шестами у южной оконечности павильона антропологии (в котором Паха Сапа мог бы изучать френологический экспонат, объясняющий, почему американские индейцы с точки зрения дарвинизма являются задержавшейся в развитии расой).